– Малодушие, – успокоил его Сын. – Я разве хоть один раз подвел вас?

– Мы все ещё слабы и потеряны, – вмешался советник Адам Доор. – Но мы с дочерью работаем над тем, чтобы создать гимны в Вашу честь, которые пробудят самые глубины наших братьев снизу, и они обратятся к Вам. И тогда во всеобщем ликовании мы вступим в новую эпоху.

Сын улыбнулся ему, и глаза советника наполнились восторгом.

– Ваша ревность очень дорога мне, – закончил встречу Сын. – Пророк займется проблемой Нижнего города и подготовит людей для встречи со Мной.

Он вознесся обратно наверх. Советники переглянулись. В очередной раз им оставалось только ждать дальнейшего развития событий. Один за другим они вставали из-за стола и направлялись к выходу.

– Мне бы вашу веру, Адам, – Тереза Шаут поправила свой белый костюм советника. – После первых лет обращения поток новых верных иссякает. Из Нижнего города переселяются доли процентов. К тому же и некоторые жители Среднего города показывают слабость, возвращаясь к прежней жизни.

– Он всё устроит наилучшим образом, – успокоил её советник Адам Доор. – Когда Он прекратил все войны; когда в нашем многомиллионном городе Он сделал преступность всего лишь прыщом на теле человечества; когда Он и Пророк Своим присутствием остановили разрушительное действие солнца – верили ли мы, что такое возможно?

– Чудо, нам всем нужно чудо, – советник Картер Рок не видел понимания в глазах Адама Доора. – И, видимо, ты со своей дочерью собираешься его совершить?

– Я просто хочу, чтобы все прославили Его, и окончательно открыли свои сердца! – Адам Доор обратился ко всем.

– Да, мой друг, мы все думаем об этом, – произнёс советник Картер, чьи благородные залысины подчёркивали яркую и придающую статус седину.

Советник Рок обвел взглядом остальных: Адам меньше всех нуждался в долгожданной привилегии, но именно он её и получит – это не вызывало сомнений. Но самое страшное, что его дочь, если проявляет хотя бы треть ревности своего отца, может занять другое место. Он, Картер Рок, многим пожертвовал, чтобы оказаться в совете. Не смотря на то, что он один из последних, кто присоединился к Нему, он первый заметил, что благодать Сына больше его не радует, как прежде. Самое страшное, что сила этой благодати была такой же, но в этом и заключалась проблема: прежнего света стало не хватать, а точнее, он стал наскучивать советнику, и тоска, от которой он раньше бежал, как оказалось, никуда не делась. Но как признаться всем, что на самом деле ничего не поменялось? Что внутри всё осталось таким же? Что этот свет как будто ослепил и все перестали видеть ту зияющую пустоту, которая, подобно Левиафану, все также требовала насыщения. Только теперь это внутреннее чудовище захочет получить всё с процентами, набежавшими за годы пренебрежения к этой бездне. Картер Рок снова стал ощущать страх остаться наедине с собой. Но как сообщить об этом? Этот вопрос снова и снова крутился в его голове, сводя с ума. Возможно, вознесение Сына все решит. Но кого Он возьмет с собой в первую очередь? Все хотели этого, но для советника Картера Рока это являлось вопросом выживания. Остальные надеялись, что после вознесения Сына благодать усилится. Вследствие этого они и беспокоились о том, что жители Нижнего города замедляют процесс восхождения Сына. Но Картер Рок не хотел рисковать; ему нужно во чтобы то ни стало занять место рядом с Ним, пока тоска и внутренний голод остальных советников не сподвигнут их к более решительным действиям. Он очень надеялся на то, что Адам разочарует Сына, и опыт ему подсказывал, что на вершине такого взаимного очарования, которое он сейчас увидел на встрече, подобное событие практически неминуемо, особенно если этому немного посодействовать. Ожидание и поиск случая должно было отвлечь советника от внутренних терзаний. От этих мыслей ему стало радостнее, лишь горечь о том, что он снова стал себя вести как раньше, до встречи с Сыном, окончательно убедила его в необходимости действовать.

Советник Рок пытался увидеть похожие движения на лицах остальных, но понимал, что для них осознание конца беззаботного счастья еще не наступило. Советники попрощались друг с другом и отправились в свои резиденции. Адам Доор в последний раз взглянул наверх, и его огненно-красные волосы стали ещё более яркими. Он был уверен, что где-то там наверху Сын непрерывно думает о них.

****

Под самым небом, на самой вершине Верхнего города, в тронном зале, в золотых чертогах Сын стоял перед телекоммуникационным центром, который раскинул мониторы, подобно листьям. На мониторах сменялись граждане города Утренней Зари – последнего и истинного пристанища человечества. Даже без звука, по движению губ, глаз, жестам Сын понимал, как они любят Его за то, что Он им открыл, что Он им дал. Их любовь была ещё недостаточной, но отказаться от неё они уже не могут. Он наслаждался этим созерцанием. Лёгким дуновением за Его спиной показался Отец. Он был настолько прекрасен, насколько вообще это могло быть. Сын повернулся к Нему. Сколько раз они уже встречались, но даже Сын не мог оторваться от лицезрения Отца. Тот всегда приходил внезапно, не предупреждая о своем появлении: видимо, хотел, чтобы Сын ценил мгновения, которые проводит со своим родителем. И Сын ценил: эти секунды он глотал так же жадно, как путник глотает капли воды с каменного пола гробницы в пустыне. Отец, как обычно, медленно подошел к Нему, пристально рассматривая каждую частичку тела Своего возлюбленного Сына. Любовался ли Он им? Сын никогда не получал прямого ответа на это. О, если бы ответ был получен, тогда всё это всемирное почитание не имело бы уже смысла.

– Я так на тебя похож, – Сын смотрел на Отца, как в зеркало.

Волна гнева прокатилась по залу. Отец схватил сына за шею и приблизил к себе.

– Мой сын… сын Мой, раз и навсегда, ты и Я едины: кто видел тебя, видел и Меня, – какие-то внутренние спазмы на мгновение обезобразили прекрасное лицо Отца. – Я отдал тебе всё, что имел Сам, и это было для Меня невыносимо тяжело.

– Почему? – несмотря ни на что, Сын не мог оторвать глаз от Отца.

– Потому что я не могу вынести ещё одно совершенное существо рядом с собой, – Отец отпустил Сына.

Сын тяжело дышал. Эта встреча с Отцом оказалась тяжелее обычного.

– У тебя были дети до меня? – спросил Он.

– Я думал, что да, но все они сошли с ума, не способные вместить мою силу, – Отец развернулся. – Ты смог, ты особенный, ты единственный Мой Сын.

Отец взял руку Сына и снова посмотрел в Его глаза, ища в них сходство с Собой.

– Советники забеспокоились – скоро им наскучит наш свет. Потом наскучит и остальным, – слова Отца застыли в воздухе.

– После моего восхождения Ты сможешь вновь насытить их! – воодушевленно заметил Сын.

На мгновение воздух в зале задрожал, как над раскаленным летним солнцем асфальтом, но тут же вернулся в спокойствие живительного оазиса.

– Или это уже не будет иметь значения? – Сын ничего не замечал, кроме лица Отца.

– Никогда не имело значения, – Его бархатный голос смягчил резкость ответа. – Тебе пора!

Сыну не важны были слова, но только голос, который своей сладостью заполнял его сердце.

Через полчаса Он уже парил над Нью-гранд авеню. Внизу, в гордом одиночестве, немного впереди шла высокая стройная женщина: короткие, выгоревшие на солнце пустыни волосы хаотично и одновременно завораживающе торчали в разные стороны; белая, подобная тибетскому снегу кожа, в отличие от волос, избежала вмешательства солнечных лучей, как будто те побаивались касаться её; белый брючный костюм с черной рубашкой; золотая цепь со знаком Сына – шестиконечное сияние, заключённое в окружность; стилизованная, а может, и настоящая, шкура молодой львицы на плечах и посох – обычный деревянный посох. Она была самой красивой женщиной этого маленького, сжатого до одного города погибающего мира. Но сейчас, когда внешнее совершенство стало обыденностью, по крайней мере, для жителей верхних частей города Утренней Зари, этот статус значил больше, чем когда-либо в истории человечества.