Если бы спутники ASE обладали скучающей человеческой глубиной, то, бороздя безмолвные просторы околоземной орбиты, рассказывали друг другу, что раньше за Землей было наблюдать куда интереснее. Моря и реки, зеленные леса и пустыни, глаза и перья циклонов и забавная белая шапочка у этой круглой планеты. Иногда обитатели поверхности устраивали фейерверк из грибовидных вспышек, но в целом картина не менялась до того момента, как желтый карлик обиделся и медленно, но беспощадно выжег всю жизнь на планете, превратив её в посредственность песочного цвета.

Немного больше повезло рукотворным наблюдателям, которые зависнув на геостационарной орбите, наблюдали за лучиком света в этой непроглядной ночи обратной стороны Земли. Город Утренней Зари на ночной поверхности планеты выглядел, как единственная, но очень яркая звезда на небосклоне. Но если приглядеться, то он напоминал глаз, который внимательно наблюдал за вселенной. Все это благодаря, кольцевой планировке города, в которой самое яркое и самое маленькое верхнее кольцо, сияло ярче солнца. Зрелище завораживало и геостационарные спутники, зависшие над городом, расплачивались за это своей короткой жизнью, которая под воздействием активных солнечных потоков стала еще короче, чем раньше.

Граница рассвета неумолимо приближалась к городу, в котором жизнь не замирала не на секунду. Если бы спутник прищурился, то увидел, как во втором кольце, незатейливо прозванном Средним городом, в развлекательный центр премиум класса неуверенно зашел молодой человек, недоверчиво посмотрев на небо.

****

Враждебная среда у хищников может вызывать оборонительно-агрессивные реакции, но Джон Айрон всего лишь лицезрел свою недовольную физиономию в зеркале. Зеркало было настолько идеальным, что его аристократические черты стали ещё острее, что не позволяло скрыть внутреннее разочарование. Поправив прямые золотые волосы средней длины, он попытался убрать подозрительный прищур стальных глаз, блеск которых не был характерен для людей его профессии. Он всё ещё сохранил ясный взгляд и здоровый цвет лица, потому что использовал катетер для боевых стимуляторов только по назначению, а не как другие наёмники, которые пускали по венам всякую дрянь неизвестного происхождения для преодоления стресса. Несмотря на то, что Джон был мужчиной в полном смысле этого слова, у него хорошо была развита интуиция, что позволяло ему, минуя рассудочный алгоритм, находить верные решения. С другой стороны, это сильно мешало в общении с людьми, которые с трудом понимали, что он имеет в виду (кроме его верного друга и напарника Кристиана Мэйна, конечно). Благодаря узам дружбы он научился чувствовать Джона, хотя во многом с ним не был согласен.

Джон немного развернулся левым боком и, поморщившись, взглянул на старый пулевой шрам на животе, напоминающий ему о временах, когда он не надевал бронежилет, желая быть похожим на своего отца, хотя внутренний голос кричал о глупости такого решения. Позже рациональный и интуитивный подходы к жизни оставили в прошлом подобные иллюзии детства.

Чем дольше Джон смотрел в зеркало, тем недовольнее становилось его отражение, а черты лица делались ещё острее … Он понял, что нужно срочно сменить позицию, пока он окончательно не провалился в эту «волчью яму». Здесь наверху всё, что может нарушить идиллию доброжелательности и, если изволите, любви, находилось под запретом и пристальным вниманием соответствующих органов контроля. Джон надеялся, что за солидную сумму, которую он перевёл на счёт данного заведения, ему дадут время привыкнуть к здешней атмосфере. Несмотря на опасности Нижнего города, являющегося сумрачным предместьем города Утренней зари, и на враждебность выжженных Солнцем пустошей, там он чувствовал себя в большей безопасности. Он бы уже давно перебрался в Средний город, так как заслуги перед администрацией и финансы это позволяли, но его внутренний голос не давал ему покоя ни на секунду, когда он посещал этот устроенный и залитый светом оазис безопасности и счастья.

– «Ты должен посетить Дом любви… Ты должен посетить Дом Любви…», – пробурчал Джон. – Кристиан, когда я вернусь, твоя чёрная душонка будет молить о пощаде!

И этот свет, этот ужасный в своей настойчивости свет. Джон специально приехал самым ранним утром, когда уже могли пропускать посетителей из Нижнего города. Но внутри Дома Любви всё было так ярко, что невероятно напрягало, потому что невозможно было спрятаться. Всё это сообщало Джону чувство какой-то забытой им уязвимости и незащищённости.

– Как они вообще сюда ходят? – Джон закрепил белоснежное полотенце на бедрах.

Он вышел в следующий зал, который не был таким большим, как приемная, но всё так же был залит естественным сиянием искусственного света. Стоит отдать должное, что, несмотря на рост 1.83, в Среднем городе не нужно было следить за тем, чтобы не стукнуться о какой-нибудь косяк или потревожить «жителя паутинной засады». Но все же большинство вещей его не устраивало; но он, легенда Нижнего города, не мог дать заднюю и опозориться перед своим другом. Эпитет «легенда» он очень не любил, потому что считал, что как минимум до 30 лет нельзя бросаться такими словами, но как потомственный охотник за головами, он уже в свои 27 внушал уважение сотрудникам по цеху. Замечая его в баре, другие поговаривали: «Вот что значит пойти по стопам отца!».

– Мистер Айрон, я Сьюзен, ваш гид по этим замечательным залам любви. Пройдите в кабинки инфракрасной сауны, там вы расслабитесь и подготовитесь к основной процедуре, – любезно проводила Джона к кабинке девушка в коротком белом платье с нежно-голубыми вставками в районе талии.

По характерным, но еле уловимым морщинкам вокруг глаз, которые на мгновение проступали при улыбке, Джон сразу разглядел в ней опытную женщину, которой перед гостями необходимо было представляться цветущей девушкой. Он даже немного укорил себя, что его внутренний охотник за головами никак не может расслабиться и не воспринимать всё происходящее как угрозу, ежесекундно анализируя окружение.

– Не строй из себя недотрогу, ты ж многое повидала, лет 10 уже тут работаешь, – не сдержался Джон, прошептав ей на ухо.

Девушка не подала и вида, что показывало, что работала она тут не менее 11 лет. Она пристально взглянула на Джона, а тот жестом дал понять, что не будет больше искать неприятностей. Наверняка она начинала ещё у мадам Питерсон в Нижнем городе, ибо такую выдержку можно приобрести только там.

В высокотехнологичной парной были столь же высокотехнологичные лавочки и пара кресел релаксации возле матового стекла. Выбор в пользу кресла был очевиден. Оно в парной было настолько удобным, что можно было подумать, что его специально изготовили под антропометрию Джона перед его приходом. Он закрыл глаза, мягкое тепло заструилось по забитым боевыми стимуляторами мышцам. Последнее дело заставило его побегать по крышам, чего он очень не любил. Но за живую цель в этот раз давали в шесть раз больше, а так как она огрызалась, то пришлось погоняться за ней. Он позволил дремоте окутать его своей многообещающей шелковистостью, потому что знал, что любезный персонал в нужное время проводит его дальше по нашумевшему «пути любви».

Дверь в парную открылась тихо и уверенно, и рука Джона рефлекторно схватилась за несуществующую рукоятку револьвера. В парилку вошла красивая обнаженная девушка, препоясанная фирменным белым полотенцем. Ни грамма лишнего, но то, что в борделе мадам Питерсон называли «сочная стройность». Она присела на лавочку напротив кресла Джона, раскрыв полотенце. Все было бы шикарно, если бы вместе с ней не зашла девочка лет пяти. Джон хотел уже крикнуть «какого хрена», но пример отца приучил его не ругаться при женщинах и детях ни при каких обстоятельствах, к тому же, мадам Питерсон закрепила уроки детства своими показательными «нравоучениями».

– Простите, мы с дочкой не хотели Вас потревожить, – сказала девушка со снисходительной заботой, сразу же узнав по немного ошарашенному виду представителя Нижнего города. – Вам нужно расслабиться…