Останки «Паровой Души Стерлинга» покоились нынче на речном мелководье. Корабль стал могилой для Джонатана Лидделла и одного из матросов, Митчелла: того буквально за минуту до обстрела послал на борт раздосадованный капитан – поторопить инженера…

– Почему ты не хочешь спасти их? – задала, наконец, девушка мучавший её всю дорогу вопрос. – И почему Стерлинг не просит тебя об этом? Что происходит, Лёва?

– Ну, со Стерлингом всё просто, – усмехнулся Озорник. – Если помнишь, в его присутствии я осуществлял проекцию Знака лишь дважды – и оба раза функция времени оставалась незадействованной. Милейший капитан ведать не ведает, что я могу переиграть прошлое заново… Он считает меня кем-то вроде колдуна, повелевающего стихиями – ну, а я не спешу внести ясность, как ты понимаешь…

– Тебе что, совсем их не жалко?!

– Ты о Лидделле и этом парне, как там его… Жаль, конечно – чисто по-человечески. Но в нашей игре ставки очень высоки, помнишь? Развязка всё ближе, и Стерлинг нервничает. Он будет пытаться взять меня под контроль, быть может, захочет пересмотреть наше соглашение. Чем меньше людей окажется с ним в этот момент – тем лучше для нас. Баланс желательно сместить в нашу сторону.

– Ты меня пугаешь, Лёва… – тихо сказала девушка. – Ты всё меньше и меньше похож на себя прежнего…

«Особенно последнее время» – хотела добавить Ласка, но сдержалась.

– Это тоже одна из причин, по которой я не хочу… – Осокин коснулся повязки. – Каждый раз, когда я делаю это – я теряю… Что-то. Кусочек себя-прежнего, кусочек человеческого… Оно ведь тоже конечно, знаешь ли. Если бы я спохватился немного раньше…

– А что с тобой будет, когда ты используешь это на всю катушку? – девушка кивнула на Лексикон.

– Не знаю, – Озорник криво усмехнулся. – Я ни разу не задумывался над этим… Странно, да?

– Может, не надо? – фраза прозвучала столь жалобно и беспомощно, что Ласка вдруг разозлилась на себя.

– Не думаю, что у меня есть выбор… – покачал головой Озорник. – Помнишь наш разговор – тогда, у пиктов? Мы всё ещё катимся с этой горки, Маленькая Ласка Светлова; ни остановиться, ни свернуть. Никакой свободы маневра… Да была ли она вообще когда-нибудь? С того самого дня, как я очнулся в монастыре, или где там… Помнишь мою сказочку?

– Почему это – сказочку?! – Ласка даже привстала. – Ты что же… Лгал мне?!

– Когда рассказывал – ни полслова не солгал, – откликнулся Осокин. – Только вот… Чем дольше я размышляю, тем больше кажется, что эту историю… Словно кто-то вложил мне в голову… Или того хуже – я сам её сочинил и сам же поверил во всю эту чушь.

– А что же было на самом деле?!

– Не знаю! По памяти – всё, как я рассказал. А вот если по-настоящему глянуть… – Озорник вновь коснулся глазной повязки. – Как пропасть. Черная. Нет ничего. Страшно.

Ласка почувствовала, как вдоль хребта её бегут мурашки.

– А если уж совсем начистоту… – негромко сказал Осокин. – …То я, наверное, всё-таки знаю… Только признаться в этом боюсь – даже самому себе. Оно ведь совсем не такое, как кажется…

– Кто – оно? – шепотом спросила Ласка.

– Да всё вообще… То, что ты видишь – так, картинки просто… – Озорник вдруг махнул рукой и выбрался из палатки.

– Ишь ты… Запуталси мужик-от, – проворчал вдруг Потап. – Я-то думал, мне худо было – а тут эвон как… Жалко его.

– Меня бы кто пожалел! – невесело усмехнулась Ласка.

– Дык я и тебя жалею, чего ж…

– Ну, и на том спасибо… Эх, Потапка, добрая ты душа! – девушка протянула руку и ласково взъерошила шерсть на загривке медведя. Потап смущенно уткнулся носом в лапы.

…В путь выступили на рассвете, в час, когда небо из бархатно-черного становится серым. Ночные твари, чьи голоса заставляли караульных ежеминутно вздрагивать и крепче сжимать оружие, угомонились; дневные ещё не очнулись от сонного оцепенения. Буйные джунгли, стеной обступившие речные берега, вскоре уступили место болотистому редколесью. Идти сделалось немного легче, хотя топкая почва то и дело с чавканьем расступалась, засасывая путника мало не по колено. Хуже всего приходилось тем беднягам, чья очередь была тащить электрическую машину: детище покойного Лидделла весило немало. Лишь призраки двигались легко и свободно: они составляли авангард маленького отряда. Шли с опаской: атака воздушного линкора напугала всех и каждого. Стерлинг выбирал путь с таким расчетом, чтобы держаться под кронами деревьев – но способна ли перистая листва древовидных папоротников надежно укрыть их от мощной оптики «Немезис», никто не знал. Матросы украдкой передавали друг другу бинокль: чьи-нибудь глаза всё время шарили по небосводу. Скорость движения из-за этого оставляла желать лучшего. О'Рейли ругался последними словами, подгоняя отстающих, но без толку. Наконец, взбешенный Стерлинг скомандовал привал.

– Так дело не пойдет, парни! – громогласно объявил он. – Вы думаете, мы идём? Черта с два, это называется не «идём», а «топчемся на месте»! У вас что, колени со страху подгибаются, вы, жалкие недоноски!

– Мы хотим жить, кэп! – выкрикнул кто-то. – Не ты ли обещал, что у нас будет своё королевство, куда не дотянутся длинные лапы Империи! Ну, и где оно?!

– Эти ублюдки расстреливают нас издалека, а мы даже не видим их! – подхватил другой голос. – На кой черт мы прёмся сквозь это болото?! Куда ты нас ведёшь?!

Стерлинг ворочал короткой шеей; к лицу его прилила кровь – так густо, что казалось, капитана сейчас хватит удар. Наконец, он вскинул над головой протез и потянул рычаг. Грянул выстрел. На головы людям посыпались сбитые листья.

– Молчать! – гаркнул капитан. – Это что, бунт?!

Вперед протолкался один из матросов, Карл Мейстер. Ласка знала его: опытный моряк пользовался у команды немалым авторитетом.

– Разрешите сказать, сэр! – Карл поправил выбившиеся из-под головного платка седые вихры. – Мы прошли с вами огонь и воду, и вы никого из нас не можете обвинить в трусости! Но сейчас мы не знаем, что думать… И этот ваш московитский колдун! Почему он ничего не делает? Почему не защитит нас, как тогда, в океане?!

Все взоры обратились на Озорника – тот сидел, прислонившись к стволу древовидного папоротника. Осокин усмехнулся.

– Что конкретно вы от меня хотите, господин Мейстер?

Старый моряк замешкался.

– Устрой бурю! – выкрикнули из толпы. – Чертову бурю, такую, чтобы ни один клятый дирижабль не мог подняться в воздух!

– Верно! Устрой бурю! – подхватил Карл Мейстер.

– Бурю! Бурю давай!

Стерлинг прокашлялся; в свиных глазках его вспыхнули хитрые искорки.

– Гм… Ну что же, мистер Озорник, вы слышали – эти джентльмены хотят непогоды… Почему бы, в самом деле, не пойти им навстречу?

Ласка ожидала, что Лев станет отнекиваться – но он лишь пожал плечами и встал. Брезентовый плащ распахнулся, и девушка увидела металлический уголок Лексикона. «Он что же, не выпускает его из рук?»

Матросы притихли. «Стим бойз», наоборот, заволновались, собрались тесной группой, потом вдруг окружили капитана и принялись яростно жестикулировать – очевидно было, что они бурно протестуют.

– Спокойствие! – Озорник властно поднял руку, предупреждая назревающий конфликт. – Вы получите, что хотели… А вам, – обратился он к призракам, – не будет никакого вреда. Даю слово.

Он сдвинул на лоб повязку, закрывавшую мёртвый глаз. Среди матросов пополз шепоток, раздались тихие возгласы удивления – увидеть Знак воочию довелось лишь нескольким. Девушка заметила, что многие украдкой крестятся, губы некоторых беззвучно двигались, словно они читали про себя молитву.

Тихо скрипнули петли переплёта – Лексикон распахнул металлические листы... Глаз Осокина загорелся ослепительным зелёным огнём, и над страницей развернулось стальное кружево Знака: этот был похож на собранную из множества одинаковых сверкающих сегментов сороконожку, свернувшуюся невероятно сложным, постоянно двигающимся узлом… На землю пролился изумрудный свет. Подул ветер, в небе задвигались, наползая друг на друга, пухлые горы облаков. Сила Знака сгоняла их в кучу, словно овечью отару. Полыхнули первые молнии. Ласка посмотрела на Озорника – и вдруг, на краткое мгновение, перед внутренним взором её возникла удивительная картина. Девушка увидела землю – даже не с высоты птичьего полета, а с какой-то совершенно немыслимой – могучий Гудзон казался отсюда еле видимой нитью, вплетенной в пестрый ковёр. Внизу, под ней, проплывали облака, со всех сторон устремляясь к единому центру, то и дело поблескивающему неяркими огоньками – так выглядели отсюда многомильные разряды атмосферного электричества. От удивления Ласка вздрогнула – и этого оказалось достаточным, чтобы хрупкие связи распались. Картинка исчезла из её головы; она по-прежнему видела лишь Осокина – с полыхающим глазом, с таинственной железной книгой в руках, в развевающемся на ветру плаще… Неудивительно, что люди Стерлинга считают его чародеем!