Под ложечкой возникло мерзкое сосущее чувство. Айвори встал. Фёдор Лукич уже почти вышел, дверь за ним начала закрываться – медленно, словно в кошмарном сне…

– Да погодите вы! – собственный голос показался Нэду грубым и хриплым. – Я же не сказал «нет»!

– Ходють здесь, ходють по намытому… – заворчала медведица со шваброй в спину альбионцу.

«Запомнила меня? Плохо, если так… А впрочем, с чего бы? Кто я для неё? Грязный след на полу, не более; один из тысячи. В таком случае, мистер Айвори… Почему бы вам не напачкать ещё немного?»

Фёдор Лукич поджидал собеседника за дверью, хитро посмеиваясь.

– Ан и впрямь, прижимистый вы народец, в Европах-то… Я ж нутром чую: нужны вам сии бумаженции, ох как нужны… С руками бы оторвали; а всё одно – торговаться… Ну, да я не в обиде – это у вас нация такая, стало быть; не мытьём, так катаньем…

– Кто бы говорил! Вы меня хотите обобрать до последнего пенни! – сейчас Нэду важно было изобразить слабость и смятение. – Послушайте, сбавьте хоть немного; мне же надо чем-то расплачиваться в дороге!

– И-и, голубчик, это уж ваше дело, не моё… А впрочем, извольте! Фунтов с полста, так и быть, скину; но не боле того… Что ж, коли договорились – товар вы видели. Пожалте, как грится, денежки получить…

– Но не посреди лестницы, право слово! – округлил глаза Айвори. – Тут есть место, где мы можем уединиться?

– Гм… – Фёдор Лукич огляделся. – Даже не знаю… Разве в сортир зайти? Амбре там, правда, того-с…

– Ну, хоть так… – Нэд вполне натурально поморщился.

Концентрированный запах аммиака ударил в ноздри ещё перед дверью; но Айвори почти не обратил внимания на жуткую вонь. Вокзальный сортир был пуст. Фантастическое везение! Он повернул рукоять трости, бесшумно извлёк из неё короткую трёхгранную рапиру – и сильным толчком вогнал клинок под лопатку шедшего впереди. Фёдор Лукич негромко охнул, прогнул спину, как бы желая убежать от засевшего в теле лезвия, пошатнулся… Айвори подтолкнул его к одной из кабинок.

– Сюда, пожалуйста…

– Что ж вы такое творите… – прохрипел чиновник. – Убивец… – он закашлялся и грузно осел на пол.

Нед вытянул из тела клинок и тут же ударил снова – раз и другой; но это было уже излишне: наступила агония. Дождавшись, покуда тело перестанет содрогаться, альбионец усадил его прямо на жуткого вида дыру и вытащил из-за пазухи покойникабювар. Дело было сделано. Нед Айвори покинул сортир и двинулся к перрону, чувствуя тошноту и слабость в коленях. Страшное напряжение с каждым шагом чуть-чуть уменьшалось; но он знал, что по-настоящему его отпустит лишь пару часов спустя, когда Санкт-Петербург останется далеко позади. К тому времени, как тело обнаружат, он будет уже за многие мили отсюда…

***

– Сесть я вам не предлагаю, Легри: разговор предстоит короткий.

Невысокий мужчина в дорогом костюме расхаживал по кабинету. Здесь царил идеальный порядок: каждая вещь, будь то массивный письменный стол или коробка сигар, знали своё место – словно потомственная, вышколенная поколениями прислуга в замках старой аристократии. Сквозь большущее, от пола до потолка, окно открывалась величественная панорама швейцарских Альп, но ни гость, ни хозяин не обращали внимания на заснеженные скалы. Шале находилось в малодоступной горной долине – по окончании строительства было произведено несколько взрывов, и обвалы надёжно перекрыли единственную ведущую вниз дорогу. Теперь попасть сюда можно было лишь при наличии альпинистских навыков – или по воздуху. Дирижабль, доставивший француза, тихонько жужжал винтами над крышей, и это внушало некоторый оптимизм – по крайней мере, так ему хотелось надеяться. Будь принято решение о его ликвидации – патрон не стал бы утруждать себя этим разговором; отдать распоряжение просто, остальное сделает специалист – такой же, как и он сам. Даже Имеющий Зуб ничем не сможет ему помочь… Особенно теперь, когда после атаки паровых призраков он оказался в больнице. Легри осторожно потрогал щеку. Ожог всё ещё саднил. Да, если бы не верный телохранитель, ему досталось бы куда больше…

– Вы провалили порученное вам дело и в очередной раз упустили фигуранта! – голубые льдинки глаз сверкнули гневом. – Это уже попахивает саботажем, Легри – по крайней мере, некоторые из нас так считают. Если бы не моё вмешательство, вас бы уже отстранили от этого дела – со всеми вытекающими последствиями.

Что означает это «отстранили», француз понимал очень хорошо – высшее масонство не стало бы рисковать, оставляя в живых сопричастного таким тайнам. Дисциплина в верхних, невидимых эшелонах власти была куда строже армейской: права на ошибку не имел никто. Хм-м… Впору задуматься: а не намереваются ли они поступить так при любом раскладе… Эту важную мысль Легри отложил на потом, решив хорошенько обдумать её на досуге.

– По крайней мере, вы не оправдываетесь… – тон патрона несколько смягчился. – Я терпеть не могу оправданий, Легри; это удел болванов и слабаков. Деятельный человек ищет способы, а не отговорки. Я знаю, что противник вам достался необычный; именно этим объясняется снисходительное отношение к прошлым вашим неудачам… Но всё имеет свой предел. Теперь у вас есть только один шанс. Просчеты более недопустимы!

Француз молча поклонился.

– Вы по-прежнему вправе задействовать любые ресурсы; единственное условие – не привлекать к себе внимания… Если требуется что-то ещё – говорите.

– Противник этого правила не придерживается! – угрюмо бросил Легри. – Одна приливная волна в устье Темзы чего стоит… Сэр, боюсь, мне потребуется карт-бланш на безоговорочное содействие имперского флота – морского, и, вероятно, воздушного.

– Ого! А это не слишком? – поднял бровь патрон.

– Мы ловим не простого человека, сэр. Судя по всему, Инкогнито – следующий претендент на… – француз поднял взгляд. Над дверью был резной барельеф – сияющее Око в треугольнике, парящее над вершиной усеченной пирамиды.

– Хорошо. Вы получите такую прерогативу. Что-то ещё? – тон, которым это было сказано, отнюдь не располагал к продолжению беседы, и Легри счел за лучшее молча поклониться.

– Ступайте, – бросил патрон. – Хотя, да… Задание несколько изменилось. Если поймёте, что не сможете взять его – ликвидируйте.

– Сэр?

– Вы слышали. На этот раз он не должен ускользнуть. Всё, ступайте.

Француз аккуратно притворил дверь. Хозяин кабинета подошел к окну и некоторое время молча созерцал альпийские снега. По ту сторону толстых стёкол лежало безразличие Природы – великое и такое обманчивое; по эту сторону находилась Власть. Глава одного из самых влиятельных кланов глубоко вздохнул. На стекле появилось белёсое пятнышко.

– Возможно, именно так и следовало поступить с самого начала, – прошептал он. – Мы играем с огнём. Но какой соблазн…

Легри поднялся на борт воздушного судна, прошел к себе в каюту и прилёг на кожаный диванчик. Скрипучие подушки были набиты волокнами тропической пальмы – упругим и очень лёгким материалом; конструкторы дирижаблей боролись за каждый грамм. Спустя минуту в дверь деликатно постучали.

– Да! – раздраженно бросил француз.

Вошел капитан.

– Сэр, мы готовы отправляться. Какие будут распоряжения?

– Курс на Альбион. Лондонский воздушный порт, если точнее… – Легри, поморщившись, встал, раскрыл саквояж и извлёк из него массивный серебряный портсигар.

– Гм… Сэр, прошу меня извинить, но на борту судна курить запрещено.

– Я лишен этой дурацкой привычки, – буркнул француз, щелкая крышкой. Капитан мельком заметил странный инструмент из стекла и стали; что ж – на папиросы это и впрямь не походило, остальное не его дело…

– Сделайте одолжение – не беспокойте меня, покуда не прибудем на место, – бросил Легри в спину воздухоплавателю.

– Как вам будет угодно, сэр.

Дирижабль мягко качнуло: воздушное судно отцепилось от причальной мачты. Легри закатал рукав, взвёл пружину и прижал необычное устройство к коже. Инжектор походил на маленький кургузый револьвер; одно нажатие – и порция морфия покинула стеклянную капсулу, устремляясь в вену француза. Пагубная привычка; но как прекрасны эти мгновения – без саднящей боли ожога, без постоянной, изматывающей тревоги, без навязчивых мыслей... Он откинулся на подушки и смежил веки. Гул пропеллеров сливался с шумом крови в ушах, и вскоре пропала разница между воздушным кораблём и Огюстом Легри. Это его тело, обтекаемое и восхитительно-лёгкое, величаво плыло сквозь морозный хрусталь небес, прямо к розовой кромке горизонта…