– Ну, это уже просто ни в какие ворота не лезет! – сердито буркнул полковник и набросил на плечи шлафрок. – Московиты! Ха! Да что они себе воображают – эта девчонка и её дикий зверь! – бормотал он. – Крым… Там была война, ясно вам?! А ночные атаки пластунов, вырезанные до последнего солдата роты, взлетевшие на воздух орудийные батареи – просто милые шутки, да?! Я, черт побери, обязан был защищать моих людей; и я не запятнал чести мундира!

Чувствуя смутное беспокойство, сэр Мэтью снял с каминной полки подсвечник и зажег свечи. Что-то тревожило его – то ли непривычная тишина, то ли странные, на самой грани восприятия, запахи… Он вышел из комнаты, свернул за угол – и резко остановился, едва не споткнувшись о связанное тело.

– Проклятье! Мозли! Что тут происходит?! – возопил Метью Фокс, не в силах поверить в очевидное.

Мимо скользнула быстрая тень. Полковник резко обернулся, пытаясь схватить фелис; острые когти глубоко пробороздили ему запястье. Изрыгая проклятия, полковник подхватил с пола винтовку, щелкнул затвором и выстрелил. Пуля едва не задела Джонни; фелис прижал уши и метнулся за угол. Воры в панике бросились на второй этаж, к спасительному окну; полковник двинулся следом. Оказавшись наверху, Марвин вылез наружу, обхватил канат и с обезьяньей ловкостью заскользил над тёмным садом. Джонни тут же последовал его примеру. Внизу разразились яростным лаем собаки.

– Стой! Куда?! Он же оборвётся! Надо по одному! – воскликнул Хиггинс, но кузен был слишком напуган, чтоб ждать.

Волокна каната опасно потрескивали; под тяжестью обременённых добычей фелис он прогнулся так, что Хиггинс невольно испугался – как бы мастиффы не сдёрнули его родичей, ухватив в прыжке за одежду.

На вилле меж тем творился переполох. Слуги и домочадцы полковника, заслышав беготню и выстрелы, выскакивали из своих комнат в одних ночных рубашках, привнося дополнительную нотку хаоса в происходящее. Главарь шайки затравленно огляделся, схватил стул и подпёр его спинкой дверную ручку, а сверху повалил резное ореховое бюро – как раз вовремя: спустя несколько мгновений на дверь обрушился тяжелый удар. Хиггинс ухмыльнулся… А в следующую секунду завопил от боли: винтовочная пуля, пробив филёнку, попала ему в уже ополовиненное некогда ухо, напрочь оторвав его остатки... Заливая всё вокруг кровью, фелис бросился к спасительному канату. Украденная штуковина ёрзала за пазухой, норовя выскользнуть наружу – так что приходилось всё время поправлять её, теряя драгоценные мгновения. Внизу рычали и ярились мастиффы. По хребту заскребли острые пики ограды, и в тот же момент грабитель почувствовал, как слабеет натяжение каната: там, в доме, кто-то развязывал узел!

Хиггинс выхватил револьвер и пальнул в полураскрытое окно, совершенно не надеясь попасть – лишь бы выиграть пару мгновений… Наконец, ограда осталась позади. Он отпустил верёвку и полетел вниз, по-кошачьи растопырив лапы. Мостовая больно припечатала фелис по конечностям. Куртка предательски затрещала – книга едва не прорвала плотную ткань. Хиггинс вскочил на ноги и, прижимая одной лапой рану, устремился прочь от полковничьей виллы.

***

При виде Потапа консьерж выпучил глаза и принялся глотать воздух – но девушка не обратила на это ни малейшего внимания. Она всё ещё была графиней Воронцовой… Поднявшись в свои апартаменты, Ласка сдёрнула с кровати чистое одеяло и постелила его на пол.

– Ложись пока сюда… Боюсь, койка твой вес не выдержит.

– Ох, заарестуют нас, барышня… – проворчал медведь.

– Постарайся не двигаться лишний раз. Я сейчас приду, – с этими словами девушка поспешно спустилась вниз.

– Мне нужны бинты, корпия, ножницы и карболка, – Ласка не позволила консьержу и рта раскрыть. – И ещё – горячая вода, целый тазик воды… Пожалуйста, не спорьте! Всё остальное после…

– Но где же я возьму… Хм-м… Вообще-то, помнится, у моего племянника была бутыль карболовой кислоты – он студент-медик… – сам себе удивляясь, пробормотал консьерж. – Надо спросить, может, и корпия найдётся… Подождите, я сейчас…

Отсутствовал он довольно долго. Девушка уже начала терять терпение, когда консьерж, наконец, принёс требуемое.

Потап пребывал в мрачной задумчивости. Он лишь тихонько вздохнул, когда Ласка принялась обрабатывать раны – выстригать колтуны шерсти и спёкшейся крови, промывать и накладывать повязки… Её пальцы то и дело натыкались на старые рубцы, скрытые густым мехом – похоже, вояка медведь был ещё тот! Самой глубокой оказалась рана в плечо. Полковничий клинок проткнул мышцу и упёрся в кость – по счастью, не зацепив крупных сосудов.

– Нужен дренаж, каучуковая трубка… И шелк, чтобы зашить. Ничего этого сейчас нет; а потом будет чертовски больно. Придётся потерпеть. Я пока наложу тампон и плотную повязку...

– Сейчас бы водовки… – мечтательно пробурчал Потап. – Чутка на шкуру плеснуть, остальное – внутрь… У нас в отряде знашь како наипервейшее лекарство было? Крапивна настойка. А ежели стреляна рана – порохом прижигали, и всё…

– Ну да – вам, московитам, лишь бы водку жрать! – сердито бросила Ласка. – Тоже мне, лекарство!

– Много ты понимашь! – фыркнул Потап. – Да меня, ежли хошь знать, сам Пирогов в Крыму штопал!

– Кто ещё таков?

– У-у… – медведь возвёл маленькие глазки к потолку. – Такого человека не знашь, барышня… Великий врач, великий… Сколько наших спас…

– Ну не водкой же, верно? И не пороховыми прижиганиями…

– Нет у меня сил с тобой пререкаться… – пробормотал Потап. – Да и найди её здесь, водку-то… Альбионщина нашей, чистой, не кушает… То можжевеловая у них, то виски этот, с которого башка поутру трещит, как севастопольские батареи… Попить дай, а?

По лестнице затопали торопливые шаги, и кто-то нетерпеливо постучал в дверь. Потап приподнялся, опираясь на здоровую лапу; в горле медведя завибрировал низкий рык.

Девушка бросила быстрый взгляд на стол. Там, в верхнем ящике, упрятанный в муфту, лежал Шолт-Нортовский пистолет: один патрон всё ещё находился в стволе…

– Ласка, открой, это я! – раздался приглушенный голос Озорника.

Облегченно переведя дух, Ласка отодвинула защелку. Компаньон шагнул было в комнату – и замер на пороге, с удивлением глядя на Потапа.

– А ты что здесь делаешь?!

– Его ранили! – сердито отозвалась Ласка. – По-твоему, я должна была просто взять и бросить его на улице?!

– Нет, конечно… Просто всё идёт не так, как предполагалось, – компаньон закрыл за собой дверь и устало опустился в кресло. – Давай, рассказывай, что там у вас приключилось…

Ласка вкратце поведала о своём дебюте в роли графини Воронцовой.

– Нечего сказать, хороша история! – глаз Озорника мрачно уставился на Потапа. – Где была моя интуиция? Это же надо – из всех московитских медведей выбрать именно тебя!

– Провиденье, – флегматично откликнулся зверь. – Я ведь за этим на Альбион-от приехал, полковника сыскать. А тут дорогонько всё, сбереженья мои тю-тю… И тут ты появляисси, мне работу предлагашь… Я как сообразил, чья эвон вилла – ну, думаю, впору Вседержителю свечку ставить…

– Что ж, в таком случае, тебе придётся вернуться в Московию, – сухо сказал Озорник. – На земле Альбиона нет православных храмов, а в англиканские церкви таким, как ты, вход заказан.

– Может, и вернусь, – буркнул Потап. – Как дело сделаю…

– Всё ещё не угомонился, да?! – Ласка вскочила и, уперев кулачки в бока, сердито уставилась на зверя. – Мало тебе дырок в шкуре наделали?! Пока не убьют, не успокоишься?!

– Так, подожди… – прервал её Озорник. – У нас, похоже, намечаются проблемы.

– Я не проблема, – буркнул Потап.

– А я не имел в виду тебя… Знаешь, Ласка – наши хвостатые друзья, похоже, начали собственную игру.

Девушка всё ещё кипела негодованием; поэтому смысл сказанного не сразу дошел до неё.

– Почему? Как?

– Они не пришли на условленное место.

Ласка нахмурилась и внимательно посмотрела на своего товарища. Озорник мрачно уставился в пол; за прошедшие сутки он словно бы постарел на несколько лет. Повязка, закрывающая поврежденный глаз, сползла на лоб, из-под неё виднелся жутковатый тёмный провал.