Я вытерла рот ладонью и встала на ноги, чтобы сполоснуть рот. Вернувшись в спальню, я залезла под простыню и тяжело откинулась на спинку кровати. Книги в моих руках вызывали раздражение, поэтому я отшвырнула их в сторону и потерла лицо ладонью. Мне хотелось снова почувствовать ту легкость, которая была в моем теле после выпитого алкоголя. Должно ли это пугать меня? Наверное, должно, но почему-то, не пугало. Я снова откинула простыню в сторону и подошла к двери, напряженно прислушиваясь к любым звукам, которые издавал наш большой дом. Пипа уже ушла к себе в маленькую комнату, которая располагалась в крыле для персонала, кухарка и горничная больше не жили в нашем доме, предпочитая приходить утром. Отец ушел на работу и до сих пор не вернулся. Я приоткрыла дверь спальни и шагнула босыми ногами на пушистый ковер, который стелился до самой лестницы. Спустившись на первый этаж, я прошла в кухню и открыла навесной шкаф. Банки с крупой, сахаром и еще чем-то были кучно наставлены на деревянной полке. Осторожно прикрыв дверцу, я выдвинула ящик и проверила его содержимое. Через десять минут я с твердой уверенностью могла заявить, что алкоголя на нашей кухне нет. Я прислонилась к кухонной стойке и провела языком по пересохшим губам. Мой организм явно обезвожен, поэтому я налила большой стакан воды и залпом его выпила. Я практически могла чувствовать, как жидкость стекает по моим внутренностям, давая такую необходимую влагу. Прихватив несколько бутылок воды, я поднялась обратно на второй этаж, но неожиданно замерла. В кабинете отца однозначно должен быть алкоголь. Я несколько раз видела, как он отпивал его из тяжелого стакана, и за многочисленными ужинами он любезно предлагал алкоголь своим гостям. Медленно продвигаясь в сторону кабинета, я покрепче перехватила бутылки с водой и осторожно приоткрыла дверь. В кабинете было темно и пусто. Стараясь не шуметь, я прикрыла за собой дверь и двинулась в сторону стола. Один только вид этого кабинета заставлял меня снова почувствовать тошноту. Я сглотнула желчь, которая начинала подниматься по моему горлу и поставила воду на стол, направляясь к навесному шкафу. Распахнув створки, я увидела несколько рядов стеклянных бутылок, некоторые из них были пусты наполовину, а некоторые едва начатые. Не решаясь взять сразу целую бутылку из опасений, что это станет слишком заметным, я подхватила бутылку с водой и, открутив крышку, вылила ее в цветочный горшок. Вытащив большую стеклянную бутылку с янтарной жидкостью, я поднесла горлышко к носу и втянула воздух, после чего быстро отставила ее обратно. Казалось, что этот запах уже въелся в мои кости, потому что регулярно исходил от моего отца или братства. Притянув другую, слегка изогнутую, бутылку, я сняла крышку и тоже поднесла ее к носу. Этот запах был более приятным и не вызывал непрошенных ассоциаций. Я слегка отлила в пустую бутылку из-под воды и закрутила крышку, вернув алкоголь обратно на полку. Закрыв створки, я захватила свою воду и вышла из кабинета. В доме было темно и тихо. Проскользнув в свою спальню, я поставила бутылку с водой на тумбочку, а вторую — спрятала в углубление около изголовья кровати. Меня мучили угрызения совести, угрожая похоронить мое тело под тяжестью вины за содеянное. Но в тоже время мне хотелось выпить алкоголь, чтобы стряхнуть тяжесть со своих плеч, однако едва я протянула руку, чтобы достать бутылку обратно со своего маленького тайника, как на лестнице послышались шаги. Я немедленно погасила свет и затаила дыхание, притворившись спящей. Мне стоит выйти и вывести отца на разговор, однако страх мерзкими щупальцами уже распространялся по моему скрюченному под простыней телу. В глубине моего сознания крепко укоренилась мысль о том, что отцу не стоит перечить, его не стоит злить, ему не следует задавать вопросы, а беспрекословно исполнять приказы, какие бы они не были. Я хотела закричать громко-громко, мой рот буквально раскрывался в немом крике, однако ни единого звука не выходило наружу, в то время, как внутри моей головы полыхал настоящий костер эмоций, приправленный ужасом, болью и животным страхом. В это время шаги остановились прямо около моей двери, заставляя меня зажмуриться и крепко стиснуть кулаки.

— Нора, — голос отца проник сквозь простыню, что укрывала меня с головой. Я стянула ткань со своего бледного лица и посмотрела на человека, которого почти шестнадцать лет называла своим отцом. Он возвышался в дверном проходе, небрежно прислонившись к косяку, — тебе стоит пройти ко мне.

Он скрылся из вида, направляясь к своей спальне, в то время, как я встала на дрожащие ноги и направилась медленными движениями к выходу. Отец уже стянул галстук со своей шеи и сейчас небрежно расстегивал металлическую пряжку своего ремня.

— Подойди, — скомандовал он. Я встала в центре комнаты, утопив пальцы в пушистом ковре. Тошнота подступила к горлу, но я подавила спазмы, сделав несколько судорожных глотков. Отец приблизился ко мне со спины и положил свои руки на мои плечи, слегка сжав их. Я зажмурила глаза и часто дышала через нос, вдыхая его алкогольный запах.

— Ты стала совсем большой, Нора, — его горячее дыхание обдувало мое ухо, вызывая отвращение. Руки отца прошлись по моим плечам, опускаясь ниже, стягивая мою ночную рубашку, которая лужей растеклась под моими дрожащими ногами. Мелкая дрожь переросла в крупные спазмы, что буквально сотрясали мое хрупкое тело. Я подавила всхлип и затрясла головой, прошептав едва слышно:

— Это неправильно.

Руки отца замерли на моей груди, затем он развернул меня к себе лицом и зло уставился в мои полные слез глаза.

— Повтори, — суровый тон резал мне уши, но я упорно повторила:

— Это неправильно, все это неправильно. Так не должно быть.

— Что я говорил тебе про неповиновение, Нора? Ты знаешь заповеди, которые несут откровение в моих устах. Ты смеешь идти против бога, против заповедей, против всего, чему я обучал тебя с детства?

Я молча стояла рядом, опустив голову, потому что мое тело буквально парализовало от страха.

— Ты неблагодарная грешница, которая никогда не сможет искупить свои грехи, находясь в отрицании своего призвания. Я возлагал на тебя большие надежды, Нора, но ты в очередной раз предпочла меня разочаровать. Что ж, ты сделала свой выбор.

Отец отошел от меня и приблизился к большому шкафу, который был слегка спрятан за широким выступом.

— Нет, — вырвалось из меня, однако я тут же сжала зубы.

— В тебе говорят бесы, — произнес отец и стал доставать кандалы, толстый кляп, хлысты и еще что-то, что я не смогла разглядеть. Отец бросил все это на кровать и быстрым шагом подошел ко мне, схватив за руку. Я стала вырывать руку, в тщетной попытке избежать наказания. По моему лицу градом катились слезы, капая с подбородка на обнаженную грудь. Отец кинул меня на кровать, перевернув лицом вниз и оседлал мою спину, крепко удерживая в кольце своих ног. Мой плач все нарастал, превращаясь в тяжелые всхлипы, но отец все так же молча прикрепил кандалы к изголовью и зацепил мои руки, после чего спустился вниз и так же закрепил ноги, разведя их широко в стороны. Я задергалась сильнее, гремя металлическими кандалами. Мое тело дергалось на кровати в беспомощной попытке освободиться.

— Сегодня я пущу тебе кровь, через которую бесы внутри тебя смогут выбраться наружу. Это тебе поможет, я уверен, — произнес отец и закрепил кляп на моей голове, заставляя широко распахнуть рот. Его руки проследовали по моей брыкающейся спине, затем спустились вниз и сжали ягодицы, после чего он развел их широко в стороны. Паника буквально душила меня изнутри, мне катастрофически не хватало воздуха. Первый удар хлыста был жалящим и очень болезненным, за которым последовал второй, третий. Я сбилась на счете и боролась с помутнением в своей голове, заставляя себя оставаться в сознании, поскольку отец начнет счет заново, если я упаду в обморок. Его удары стали неконтролируемые, яростные, каждый раз вырывая из меня новый крик боли, пока теплая кровь не заструилась по моей израненной спине, стекая на белые простыни. Только после этого отец отбросил хлыст в сторону и залез на кровать, тяжело дыша и слегка хрипя. У меня не было сил, чтобы бороться дальше, поэтому я постаралась перенести свое сознание туда, где я была счастлива, пусть и не долго. Однако он лишил меня и этой возможности, намотав мои длинные волосы на горло и крепко стиснув, ухватившись за оба конца. Волосы, словно веревка, душили меня, заставляя глаза вылезать из орбит, а вены на лице вздуться, пока он яростно толкался внутри меня. На одно мгновение мне захотелось, чтобы он стиснул крепче, тогда я бы ушла отсюда, потому что видит бог, если он видит, я не могла больше выносить столько боли и унижений. Отец излился внутри меня с диким криком, после чего выпустил волосы из своих рук, давая мне возможность наполнить свою грудь чистым воздухом. Я оставалась лежать неподвижно до тех пор, пока он не отстегнул все кандалы и не убрал их в шкаф.