— Он не мой отец, — Чен сплюнул себе под ноги и снова уселся на ствол дерева, вытаскивая очередную сигарету, — я не знаю, кто мой родной отец. После того, как я его убил, мой дядя взял на себя роль лидера нашей семьи. Он помог мне провернуть все, как несчастный случай. Все поверили, что мой отец упал с лестницы и сломал себе шею. Теперь мой дядя входит в братство пяти, но я блять не хочу даже знать, что они там делают.

— Ничего не изменилось, — тихо произнесла я и уставилась на свои стиснутые руки. Я вспомнила, как пришел новый брат, но я никогда не видела его лица, — скажи, у твоего отца был красный пояс?

— Да, — выдохнул Чен, покосившись в мою сторону.

— Я помню тот день, — произнесла я, скидывая сумку на землю, — на посвящение пришел новый брат. Пояс на его талии был красным.

Воспоминания угрожали поглотить меня целиком, поэтому я вскочила на ноги и быстро стала двигаться кругами, ухватившись за свой длинный белокурый хвост.

— Что ты имеешь в виду? — напряженный голос Чена выдернул меня наружу.

— Что я имею в виду? — повторила я, останавливаясь около его ног. Чен уперся локтями в свои колени и подался вперед, всматриваясь в мое лицо, — это именно то, о чем ты и так знаешь.

— Нет, — сиплым голосом произнес Чен, — он поклялся мне, что не занимается этой херней. Он лидер нашей семьи, но он не насильник.

— Я не знаю, был ли это твой дядя или нет, но если ты думаешь, что убив отца, ты сократил численность братства, но ты глубоко ошибаешься. Их пять, Чен, и они продолжают делать то, что делали.

Мой голос сорвался и угрожал перейти на крик. Я была сломлена. Мой мир рухнул в одно мгновение. Я больше не чувствовала крепкой почвы под своими ногами. Вера, на которой держалась моя решимость, сейчас не просто пошатнулась, она окончательно умерла, похоронив и меня под своими обломками. Во мне бурлил весь ужас от происходящего, а воспоминания один за другим проносились перед глазами.

— Но как он мог? — всхлипнула я, вцепившись руками в свои волосы, — он же мой отец.

— Я бы не был так уверен, — спокойно ответил Чен, снова откинувшись спиной на поваленный ствол, — что ты знаешь о нем?

— Что я могу знать о своем отце? — я нервно хмыкнула, — он единственный, кто всегда был рядом с тех самых пор, как я себя помню.

— Я бы подумал над этим.

— И что это изменит? Ничего. Ты просто ушел от всего, оставив нас гореть в этом аду. Ты мог бы хоть что-то сделать, Чен, чтобы прекратить все это.

— Я ничего не могу, Нора, — вскричал он, вскакивая на ноги, — Куда бы я не сунулся, везде его люди. Люди моего отца. Мне повезло, что никто не стал расследовать его смерть. Иначе они бы убили меня. Мой дядя сказал мне забыть все, что я видел, и никогда не вспоминать об этом. Он сказал, что сам разберется.

— Он не разобрался, — грустно ответила я, усаживаясь на дерево. Вся энергия испарилась из моего организма, будто кто-то выпустил воздух, — это все продолжается, Чен, постоянно. Как мне теперь быть? Я чувствую себя сломленной.

— Я не уверен, что я именно тот, кто может тебе помочь.

— Как ты справляешься с этим?

— Я пью, курю, принимаю наркотики, в надежде, что это успокоит голоса в моей голове.

— Помогает?

— Когда как, — Чен встал на ноги и повернулся в мою сторону.

— Что мне делать? — спросила я, подхватывая свою сумку с сухой земли.

— Я не знаю, — покачал он головой, — эти люди очень опасные. Но я попробую связаться со своим дядей. Возможно, что вместе мы что-то придумаем.

Я молча прошла мимо парня и двинулась в сторону школы. Сегодня я не успею поработать в библиотеке, а значит, пора идти домой. Мое тело двигалось на автомате, мало осознавая все происходящее. Но одна мысль упорно стучалась в моем сознании: кто этот человек, который с рождения называет себя моим отцом?

На следующий день я вошла в лабораторию и быстро двинулась в сторону приборов. Еще было слишком рано, чтобы работники заполнили помещение, но я все равно старалась двигаться быстро. Охранник на входе не выразил удивления, заметив меня на темной площадке. Я часто приходила в лабораторию, чтобы отвлечь свои мысли после особо тяжелых ночей. Быстро вытащив из кармана колбу, я натянула перчатки на руки, открутила крышку и вытащила зубочистку, которую отец кинул на стол сегодня утром. Аккуратно поместив ее в нужный отсек, я провела ватной палочкой по внутренней стороне своей щеки и сунула ее во второй отсек. Герметично закрутив крышки, я поместила лоток в устройство и нажала несколько кнопок, запустив расшифровку результатов. Прибор гудел и крутился, пока я нервно постукивала ногой по полу в ожидании результатов. Я нервничала, не уверенная, какой результат ожидаю получить. Мне надо было провести анализ, а затем удалить все данные из автоматической системы. Мой отец имеет доступ ко всем данным, которые загружаются в систему. Наконец, прибор издал характерный звук и контейнеры выехали из прибора. Я быстро вытащила зубочистку, затем так же быстро открутила крышечку и извлекла ватную палочку, после чего сунула их в свой карман. Нажав на кнопку расшифровки результатов, я поставила факс на печать. Бумага медленно стала выезжать из аппарата. Мое дыхание стало прерывистым, а нога отбивала нервный ритм на гладком глянцевом полу, пока я то и дело оглядывалась на стеклянную дверь. Схватив отпечатанный лист, я быстро ввела данные для истории и очистила систему запуска, затем в ручном режиме удалила расшифровку из базы данных и, свернув лист, вышла из лаборатории. Мне надо было тихое место, чтобы внимательно изучить данные. Ученики медленно набивались в школу, грохот шкафчиков заполнил пространство. Я пересекла холл и вошла в полутемную раздевалку. В это время тут никогда никого не бывает. Усевшись на скамью, я развернула лист и стала вчитываться в результаты. Пару минут спустя, я откинула голову на стену и зажмурила глаза, готовая расплакаться от переполнявших меня эмоций. Если верить результатам, а я склонна им верить, эти приборы всегда точны, нас с отцом не связывает ничего. Факт родства составляет менее одного проклятого процента. Как такое возможно?

Я шумно дышала и пыталась переварить информацию, которую я только что узнала. Через пару месяцев мне будет шестнадцать, и я перейду в старшую школу. Кто этот человек, с которым я живу под одной крышей почти шестнадцать лет? Где моя мама? Кто мой настоящий отец? Вопросы ворохом проносились в моей голове, не находя никаких ответов. Мне следует спросить своего отца, я знала это, ведь только он сможет мне дать такие нужные ответы, но я безумно боялась его.

Уже вечером, я сидела в своей спальне и наблюдала за полоской света, которая слабо пробивалась из-под двери. Мне всегда было трудно засыпать, а если и удавалось, но мои сны были наполнены кошмарами, от которых у меня начинала болеть голова, а тело сводило судорогой. Поэтому я старалась отвлекать свой мозг дополнительной нагрузкой, давая ему большую долю информации, чем мне задавали на дом, в надежде, что он перестанет проецировать мои кошмары в мое же подсознание. Иногда это срабатывало, но чаще всего-нет. Бессонница стала моей постоянной и единственной спутницей. Я долгое время блокировала свои мысли по поводу всего увиденного, но сейчас начинаю впускать эти образы в свое сознание. От этого меня тошнило, но я твердо решила больше не играть в прятки и посмотреть в лицо своим страхам. Образы меня начали проноситься перед глазами. Я как будто парила сверху, наблюдая за происходящим. Примечательно, что братья никогда не показывали своих лиц, но я могла отличить их на подсознательном уровне. Казалось, что такие простые вещи, по типу запаха, интонации, движению, могут врезаться в память и вызывать различные ассоциации. Во всех моих снах четверо братьев были с телами мифических чудищ, но головы их были покрыты капюшонами. Исключение составляло только чудовище, которое представляло моего отца. Его голова крепко сидела на скрюченном теле и смотрела на меня пустыми черными глазницами. Новая волна тошноты накрыла меня, вынуждая быстро склониться над унитазом в сухих рвотных позывах. Я всегда мало ела, а сейчас перестала есть вовсе, потому что мое тело отвергало любую пищу. Я была слишком худой, с нездоровой бледностью, несмотря на хорошо загорелую смуглую кожу. Мои белокурые волосы потускнели и повисли безжизненными прядями. Я всегда мечтала отрезать их и сменить цвет. Воспоминания того, как братья дергали меня за волосы, приносило только раздражение и тошноту. Я знала, что отец никогда не позволит мне отрезать волосы. И мне хотелось сделать что-то ему на зло. Мне хотелось взять ножницы и срезать всю длину прямо у него на глазах, чтобы он видел, как его любимые пряди падают к ногам. Он больше не сможет душить меня моими же волосами, заставляя бороться за каждую крупицу кислорода. Да, мне однозначно хотелось заставить его страдать. И чем больше я начинала об этом думать, тем эти мысли становились навязчивее, иногда пугая меня до чертиков.