Даже сейчас, ночью, вокруг Великой Пирамиды копошилась техника, похожая на желтых муравьев. Гудели пневматические механизмы, шуршали гравием огромные колеса, пронзительно пиликал предупредительный сигнал заднего хода. Пахло гудроном и сырым цементом, но пыли, свойственной стройке, практически не было. Новое Царство Египетское заботилось о своих подданных, что в любое время суток стекались сюда, приобщиться к божественному. Залитая светом прожекторов, облепленная строительными лесами и кранами, Великая Пирамида казалась спящим зверем, чья громада отпечатывалась на лице неба, закрывая луну и звезды.

Храм Осириса произрастал с западной стороны. Невысокая постройка в три этажа, каждый из которых заканчивался широкой террасой, лежащей на колоннах в виде фигуры божества. По обе стороны ведущей в храм дороги, раскинулся некрополь, полный гробниц, стел, закладок под будущие кенотафы, и пустых, пока еще, склепов. Многие из них – я знал это абсолютно точно, - уходили своими ступенями во тьму подземных галерей.

Шагая мимо каменных истуканов, охраняющих царство смерти, я впервые заметил, что иду впереди. Мими и Учитель отставали на полшага, молчаливо уступая мне лидерство. Никогда не хотел быть первым среди равных, но объективно я действительно был сильнее любого из них. Возможно даже сильнее обоих вместе. Ну и к тому же, это я позвал их сюда, говорить с позиции силы, покуда еще можем.

По дороге, вымощенной гранитными плитами, тянулась небольшая цепочка паломников – человек пятнадцать впереди, и вдвое больше позади нас. Люди заново учились древним ритуалам и забытым молитвам, привыкая к реальности веры. Этот поток будет тянуться до утра, все двери нарождающегося Храмового квартала открыты круглосуточно, а египтяне на пике. Жрецы возвестили, что воплощение Осириса, одного из Верховных богов, наступит через неделю, и паства гудит от беспокойства растревоженным ульем. И мы. Мы тоже изнываем от беспокойства, потому что воплощаться Осирис собирается в Дениса Романова.

На входе двое шакалоголовых застыли бронзовыми изваяниями. Жутковатое зрелище – уродливые клыкастые морды на мускулистых загорелых телах. На чреслах набедренные повязки - схенти, в руках ритуальные копья. В культе Осириса к шакалоголовым отношение особое, как-никак Анубис Осирису сын, если можно считать эти божественные ролевые игры настоящим родством. К тому же, люди клюют на знакомые образы, редко соотнося их с фактами, а боги Египта сейчас выступали единым фронтом, поддерживая друг друга, чтобы задавить конкурентов.

Нас пропустили вместе с общим потоком. На самом деле охрана стояла только для вида. Террактов в Бограде не боялись, - после того, как совместный ядерный удар России и Китая растворился в атмосфере растущего города, внешний мир понял, что бомбами нас не победить, - а от магических провокаций культовые места охранялись так, что не снилось и президентам. Я был уверен, нашу тройку заметили еще на подходах к Пирамиде, и приняли все возможные меры.

Под сводами храма Осириса перспектива искажалась. Свет преломлялся под странным углом, и потолок, снаружи казавшийся не выше четырех метров, уходил так высоко, что синеватый свет люминесцентных ламп слабел и чах, проигрывая битву темноте. Со звуком тоже творились странные дела. Я слышал, как дробятся мои шаги, становятся отчетливее, звонче, словно обретая собственную жизнь. От этого действительно становилось не по себе. А вот стелющиеся по углам тени, напротив, раздражали. Дешевый трюк, рассчитанный на впечатлительных дураков с полным отсутствием магической предрасположенности.

- Где он?

Голос Мими спокоен, с налетом скуки, но я ощутил ее волнение. Мне и самому не по себе, все же здесь чужая вотчина, а мы еще ни разу не конфликтовали с богами открыто. Один Юнксу казался невозмутимым, как танк, но с его желтого китайского лица сложно было считывать эмоции.

- Втарррой этаз, - сказал он. - Больсой зал. На десять тысяч. Пустой сейчас. Только Денис, никого больсе.

Говорили мы на русском, потому, как знали его все трое. Как-то незаметно, видимо из-за территориального расположения, русский становился государственным языком Бограда, хотя в последнее время здесь творился полный интернационал. Пользоваться нашей несовершенной телепатией в чужом присутственном месте мы не рисковали.

Широкая лестница, сложенная из гигантских кусков гранита, обработанного нарочито грубо, и уже загодя потертого, привела нас на второй этаж, точную копию первого. Разве что вырезанные на колоннах орнаменты чуть меньше поражали глубиной и детализацией. Оно и понятно, это уже не прихожая, здесь удивляют другими способами. Я почувствовал, как рядом заискрилась чужая, но не враждебная сила.

Мими нервничала все сильнее. Беглый взгляд подтвердил мою догадку – левая рука красотки Мими обзавелась черными полумесяцами кривых когтей. Под тонкой кожей вздувались и опадали бугры, формируя роговые пластины в самых уязвимых местах.

Ритуальный зал не поражал великолепием. В строительстве египтяне использовали только три материала – камень, дерево и бронзу. И еще был четвертый, полноправный создатель атмосферы подлинной древности – огонь. Факелы горели самым настоящим пламенем, дымным, чадящим, чьи черные завитки уносились в бездонно-глубокий свод, нависшим над нами перевернутой чашей. Все это вместе создавало ощущение непоколебимой монументальности.

Виноградная лоза нехотя расползалась по стенам. Массивные колонны украшали сцены из новейшей истории: Прорыв, Боградская резня, становление Нового Царства Египетского… Где-то там, среди канонически-плоских изображений был и я, такой же плоский и неуклюжий. Там же была Мими, и Старик Юнксу, и многие наши, но центральное место занимал Денис. Незавершенная статуя Осириса, спящим титаном застывшая в конце зала, тоже приобретала черты Романова. Возле ее подножья раскинулся самый настоящий пруд, заросший кувшинками лотоса.

- Денис! – позвал я. – Мы пришли поговорить!

Я не собирался скрываться и бить исподтишка, хотя Мими настаивала на обратном. Денис не был чужим, и пока еще не был врагом, чтобы обходиться с ним так по-скотски. Более того, он был Печатью, пусть самой неудачливой и несчастной, но от этого не менее мощной. Пока дело решается миром, я хочу решать его миром.

Он вышел к нам из-за статуи, безумно маленький на ее фоне, головой лишь чуточку выше большого пальца ноги, торчащей из гигантской сандалии, и шел невыносимо долго. Звонкое эхо тиражировало его шаги так, что казалось, к нам движется целая армия. Денис здорово изменился за те три месяца, что мы не виделись. Египетские стилисты изрядно поработали над его образом.

Высокий лоб его теперь казался бесконечным, плавно перетекая в догола выскобленную макушку. Золотые нити сверкали в черноте толстой косы. Гладкая, волосок к волоску, она спадала через плечо на широкую голую грудь. Борода тонкая, пока еще короткая, блестела от ароматного масла. Пройдет время и ее тоже заплетут хитрым способом, украшая драгоценными камнями. В отяжелевших ушах болтались массивные серьги, шею, от подбородка до ключиц, закрывал золотой ускх, спаянный из мелких элементов в форме виноградных гроздьев. Мускулистые плечи перехвачены браслетами из лазурита и сердолика. Схенти расшита бисером, и стянута кожаным поясом с яшмовой пряжкой. Романов и раньше был красивым парнем, той красотой, которую отмечали даже мужчины, но теперь в нем и вправду сквозило что-то божественное. Это выражалось не в перстнях, унизывающих тонкие пальцы, не в искусных татуировках, не в дорогих одеждах – сама поступь его была поступью будущего бога.

- Я рад вас видеть, Учитель.

Романов склонил голову, приветствуя Юнксу. Самую малость, не как ученик, и даже не как равный. Скорее, как человек, над которым все еще довлеют глупые правила этикета, заставляющие проявлять уважение к старшим.

- Влад, Мими, - нас он едва удостоил прикрытыми веками. – Чем обязан? Праздник в честь воплощения только на следующей неделе…

Он не был рад, и даже не скрывал этого. Голос его тоже претерпел изменения, звучал зычно, раскатисто. Или виной всему причудливое храмовое эхо? Глаза… я разглядел их вблизи, и точно мог сказать, что золотистая радужка, это не контактные линзы.