Наконец Пинта изловчился, и всадил острие чуть ниже лба, где бугрились бородавчатые наросты, в то место, где у нормальных животных находятся глаза. Огромное тело взвилось на дыбы, нависнув над Пинтой на добрых полтора метра. Не выдержав, со струнным звоном лопнул один трос. Но монстр уже зарылся мордой в мох.

Гор не спеша поднялся на ноги, отряхнулся. Огляделся вокруг, оценил толстые болты на турелях, джип, предусмотрительно повернутый клеткой вперед, лежащую на капоте винтовку и чемоданчик с дротиками. Отметил умелость, с которой троица затаскивала поверженного монстра в клетку. На негнущихся ногах подошел к Пинте.

- Ты знал, что оно там?

К удивлению, голос не дрожал. Слова ледяными кирпичиками складывались в ровную промерзлую стену. Остальные туристы высыпали из салона, настороженно поглядывая на монстра, но близко не подходили – боялись.

- Пинта, это что за тварь? – крикнула ковбойша.

- Сангуизуга нигрум, - эльф обтер руки о майку. – Черный вурдалак. Отличается повышенной регенерацией и невосприимчивостью к боли. Очень крупный экземпляр! Он, вообще-то, трупоед, но может и…

- Я задал тебе вопрос, - с нажимом повторил Гор.

Пинта откинул со лба мокрые от пота волосы и посмотрел на Гора так, словно увидел впервые.

- Ну знал, да. Мы его две недели выслеживали. И что?

Гор дернул уголком рта, но сдержался.

- Вы его убили?

- Убили? Не, зачем?! Живьем они втрое дороже идут, – пропыхтел один из бородачей.

- И долго он в отключке будет?

- Я ему в мозг зарядил. Он у них крохотный, хрен попадешь. Но уж если попал… - Пинта горделиво подбоченился. – Думаю, минут пять е…

От удара в солнечное сплетение Пинта подавился словами и упал на колени. Цепляясь за грудь, он хватал воздух ртом, васильковые глаза покраснели, налились слезами. Сухо щелкнули предохранители, и два пистолета в упор посмотрели на Гора. Испуганно вскрикнула ковбойша. Толстушка немка прижала пухлые ладошки ко рту. Но Пинта, неожиданно поднял руку, прокашлялся и сказал:

- Остыньте, мужики! Пацан в своем праве…

Не отводя глаз от напряженных бородачей, Гор с чувством сплюнул под ноги.

- Вяжите свою сангвизигу, пока не очнулась, - прошипел он.

Те, как будто очнулись, принялись суетливо заталкивать в клетку короткие задние лапы вурдалака. Гор круто развернулся и направился к стоящим столбиками туристам. Массируя грудь, Пинта поднялся на ноги и ехидно бросил ему в спину:

- Ну что, пацан, правда это в миллион раз круче твоего детского Чернобыля?!

Не оборачиваясь, Гор показал ему средний палец.

***

Ночевать решили в лагере. Когда добрались назад, уже вечерело, и тащиться в обратный путь не было ни сил, ни желания. В темноте раскладывали еще одну палатку, для девочек, разводили костер, грели ужин. У бородачей, как нельзя кстати, нашлась бутылка сомнительного самогона, и бесконечные запасы сосисок.

Жидкость в бутылке явно обладала магическими свойствами, потому что обида на Пинту и его дружков быстро отступила на задний план. Это Боград, детка! – кричали они хором. Рыжая ковбойша вновь норовила прижаться, шепча что-то на ухо и глупо хихикая. Пинта, не стесняясь, сворачивал самокрутку с травой, приговаривая, что такого кайфа не даст даже самая лучшая афганка. Пухлая немка зарозовела, купаясь в лучах внимания китайца и бородатых охотников. Было весело и уютно.

Было бы, если б не вурдалак.

Цепляясь за решетку черными когтями, он не отрываясь следил за Гором. Только за ним. Гор чувствовал его липкий взгляд, хотя не мог объяснить, как можно чувствовать взгляд безглазого существа. Тупое рыло целило в него, стоило лишь сдвинуться с места, водило следом, принюхиваясь. От такого внимания становилось не по себе, но Гор не подавал вида, вместе со всеми смеялся, грел над костром руки, жарил сосиски, передавал пустеющую бутыль. Пока из клетки не раздался пронзительный свист.

Тонкая, почти птичья трель плыла в сладковатом воздухе степи, разносясь далеко по округе. От нее ползли мурашки по спине, и шевелились волосы на предплечьях. Гор сквозь темноту улавливал невидящий взгляд заросших глазниц, нацеленный ему в спину. Щелкнул фонарь, высвечивая уродливую шишковатую голову. Сжав мясистые губы, насколько позволяли бивни, вурдалак тянул легкими воздух, ноздрями выдыхая свистящие переливы. Казалось невероятным, что подобное страшилище способно производить нечто столь музыкальное.

- Чего это он?

Пинта повел фонарем, разбрызгивая уродливые тени. Охотники синхронно помотали нечесаными головами.

- Никогда такого не слышал, – пробормотал тот, что постарше.

- Серьезно? – притворно удивился Гор. – А я думал, вы давно этим промышляете…

Толстушка рассмеялась было, но укололась о встревоженные взгляды, стихла.

- Вот за семь лет ни разу такого и не слышал. Они, вообще-то, немые. Даже от боли не орут, - бородач задумчиво почесал кончик носа. – Пинта, а ты такое слышал когда-нибудь?

Псевдоэльф покачал головой. Происходящее ему очевидно не нравилось. Беспокойство, густое, как сироп от кашля, разливалось над лагерем. Подхватив стрекало, Пинта подошел к клетке, шваркнул по прутьям, для острастки.

- Ну, че распелся, опера?!

Вурдалак вжался в противоположную стену, насколько позволяло теснота клетки, и засвистел еще громче. От новых обертонов заныли пломбы в зубах, и кровь молоточками заколотила в виски Гора. Что-то громко залопотал китаец, Пинта ответил резко, раздраженно, и ткнул вурдалака в тощий живот.

- Просит, чтобы он прекратил, - бородач кивнул на китайца.

- Да уж лучше бы его заткнуть, - поежился его коллега. – Мурашки по коже, мать…

- Может, он на помощь зовет? – рыжая поежилась, вглядываясь в темноту.

- Какую, нахрен, помощь? – бородач недовольно поковырял в ухе мизинцем, словно пытаясь вытрясти назойливый свист. – Они одиночки, как медведи. Терпеть друг друга не могут.

Размахивая стрекалом Пинта ярился у клетки. Вурдалак, закрыв лоб толстыми ладонями, стоически сносил болезненные укусы электрошокера. Свист становился все громче, сложнее. Хотелось зажать уши, но он проникал сквозь пальцы, просачивался прямо в мозг. Казалось, еще немного, и кости черепа взорвутся от резонанса. Клетка тряслась.

- Да зак-рой же ты рот! – пыхтел сквозь зубы Пинта.

Он размахнулся, собираясь вогнать стрекало, как можно глубже, может даже пробить толстые ладони, да так и замер, не закончив. Свист оборвался. Вурдалак расставил мускулистые лапы, опершись на костяшки. Пинта смотрел мимо него, на крышу клетки. Рука с фонарем неуверенно дернулась, поползла вверх. Под ярким лучом соткалось уже знакомая плечистая фигура. Еще одна. По широкой дуге она взмахнула лапой, так медведь выбрасывает на берег жирного лосося, и Пинта вдруг стал на голову ниже.

Его голова не отлетела, оторванная, не повисла на сломанных позвонках. Она превратилась в фарш из мозгов, глазных яблок и обломков костей. Разодранная шея салютовала красной струей. Обезглавленное тело нелепо взмахнуло руками, и рухнуло навзничь.

Ночь взорвалась. Бородачи вскочили, опрокидывая недопитую бутылку в костер. Взметнулось пламя, озаряя на мгновение лагерь, и замершие возле палаток черные глыбы, покрытые короткой лоснящейся шерстью. Десятка два, не меньше. Языки костра втянулись, словно испуганные увиденным, и тут же завизжали девушки.

Как по команде, черные тени метнулись вперед. Поддетый толстой лапой улетел в темноту китаец. Затрещало раздираемое мясо, раздался короткий не то всхлип, не то писк, и все стихло. Толстушка, спотыкаясь, бросилась бежать, она отчаянно визжала, и вопреки своему весу двигалась очень резво. Ей почти удалось добраться до машин, когда в невероятном прыжке на нее обрушилось монолитное тело. Даже сквозь булькающий вопль Гор расслышал хруст сломанных позвонков.

Он откатился в сторону, едва разминувшись с бивнем. Тот пронесся так близко, что Гор успел разглядеть острый скол на самом конце. Тренькнула гарпунная пушка, и в костер, извиваясь и царапая застрявшее в груди древко, молчаливо рухнул вурдалак. Бородач лихорадочно засовывал в ствол гарпун, когда с левого борта в джип ударились сразу две тяжелые туши. Под визг смятого железа машина опрокинулась на бок и покатилась по склону.