Разговор этот поневоле слушала вся контора, в том числе канцелярия, где работали люди не чужие и подчиненным Полоскалова – жены двух офицеров штаба армии.

Чтобы желания возвращаться к вопросу о партийной ответственности работников прокуратуры у Полоскалова или его руководителей впредь не возникало, Шеф после этого визита сделал два нехитрых дела.

Во-первых, написал прокурору округа и Главному военному прокурору донесение о том, что в связи с вопросами о личном вкладе в укрепление законности и правопорядка в поднадзорных войсках, поставленными перед ним от имени политорганов Военно-воздушных сил руководителем политоргана поднадзорного объединения, этому руководителю даны разъяснения о формах и методах реализации законных полномочий прокурора объединения.

Во-вторых, выдал Никите некоторые поручения, которые тот с молодежным энтузиазмом исполнил.

Никита истребовал в арканском военторге данные о выделенных штабу армии годовых лимитах легковых автомобилей и мотоциклов.

В Арканской городской госавтоинспекции с Никитой по его запросу поделились сведениями о перерегистрации приобретенных офицерами штаба армии за счет этих лимитов машин и мотоциклов на новых собственников.

В городском управлении «Сберегательных касс» Никите представили выписки о движении средств по счетам новых автовладельцев (ну не было в то время для органов следствия банковской и прочих тайн при официальном письменном обращении!).

У самих новых автовладельцев Никита получил объяснения, подтверждающие, что свои кровные, бережно сбереженные деньги они потратили на покупку автомобилей у выявленных Никитой офицеров штаба армии.

Сопоставив суммы, уплаченные новыми автовладельцами, с теми, за которые машины приобретались в военторге, Никита от офицеров, перепродавших свои автомобили, получил покаянные объяснения о том, что они существенно завысили цены на автомобили.

Покаянные потому, что дополнительные средства, полученные продавцами при завышении цены автомобилей, являются неосновательным обогащением в результате пока что уголовно наказуемой спекуляции.

С учетом «добровольного» внесения «обогащения» в доход государства, Никита в возбуждении уголовных дел в отношении «спекулянтов» отказал, но это по сей день не мешает Шефу в любой момент решение подчиненного отменить.

Лимиты на приобретение дефицитных «Волг», «Жигулей», «Москвичей» и «Запорожцев» штабу армии продолжают выделяться – вот и есть о чем помолчать в самолете некоторым штабным офицерам в присутствии оказавшихся с ними на борту работников прокуратуры.

Попутчики, однако, занимаются тем, что припасли на дорожку. Кто преферансом, кто чтением, а кто, как Никита, прослушиванием через наушники популярной музыки посредством модной портативной стереосистемы.

У меня в портфеле тоже чтиво припасено. Приобрел его вместе с женой. Где она его взяла – не признаётся. Обращаюсь к нему редко – подобное не поощряется даже в обстановке перестройки и гласности. Время читать возникает, как правило, лишь в командировках, когда остаешься один в купе вагона или номере гостиницы. На корешке и обложке всего одно слово: «Библия».

За три года с длительными перерывами одолел едва ли третью часть текстов томика, отпечатанного в 1923 году в Лейпциге на тончайшей бумаге меленьким шрифтом. Дополз до тридцать первого псалма: «Блажен, кому отпущены беззакония, и чьи грехи покрыты».

Однако вытащишь такую книжицу из портфеля, а попутчики не покроют – Полоскалову капнут. А он станет Шефу упреки высказывать в недостаточности атеистического воспитания подчиненных.

Остается только воспоминания вспоминать, да о будущем думать, да пытаться понять – почему думать про хрень служебную обычно легче, чем о родных и любимых.

Каково им там?.. Квартира служебная, стены единственной обитаемой комнаты промерзли и сыростью воняют, хорошо, что прежний житель утеплителем и фанерой их обшил.

Холодильник вроде бы не пустой, и до зарплаты всего неделя, но кто ее девчонкам принесет, если вся контора на выезде? Авось Шеф раньше вернется и догадается деньги подчиненных получить и в семьи передать – надо будет подсказать ему на прощанье.

А на улицах арканских тем временем весенний ветер мечется, дочку на прогулку толком вывести некуда – во дворах пыль столбом да грязь прошлогодняя.

Жена, узнав, что вместо отпуска случилась командировка в местность, которая еще на два часовых пояса восточнее, сосредоточилась, притихла, спрятала глаза. Они едва-едва с дочкой догнали папу на новом месте службы месяц назад, так на тебе – нашелся долгожданный покойник. Не шибко давно семейная жизнь в колею вошла и, уезжая, не утешал жену, ничем не обнадеживал: не на войну же улетаю, знает, за кем замужем. Да и чем ее утешить – пообещать раскрыть убийство? Дочке тоже разве объяснишь, чем мама расстроена… Прильнула кроха Юля-младшая к Юле-старшей, и замолчали обе.

Оставалось только сложить в бездонный портфель с командировочным барахлом фотоаппарат, рулетку, водку и бутерброды (спасибо благоверной, нарубила наспех), расцеловать насупленного ребенка, обнять растерянную жену, присесть на дорожку, получить контрольный поцелуй в маковку и, не оглядываясь, выйти к автобусу.

Вот и спрашивается: какого хрена на жену дулся, когда с прежнего места службы в Арканск убывал? – Она впервые мужа аж за пять часовых поясов провожала, а тебе, вишь ты, тревога ее какой-то неискренней показалась – это что же, волосы ей рвать на себе надо было? Оно понятно, пока сам рос, родители в связи с переводами не расставались. Но есть же и другие резоны – всякую женщину, занятую младенцем, неустроенность и неопределенность военного быта раздражает, настораживает и расстраивает. Чего же страшного в том, что оценка этих раздражителей у тебя с женой не совпадает? Ну, сменил я, следуя за отцом, четыре гарнизона и семь квартир, но ее семья тоже кочевала за военным папой, правда, квартир поменяла, слава богу, всего три, и все в пределах одной уютной Риги. Так это же не повод на жену дуться, сам же сколько сил положил, чтобы из прошлогодних хворей-болячек своих девочек – и большую и маленькую – вытащить.

Так какого же хрена теперь сетовать на недостаточность их житейской закалки – окрепли и догнали уже в Сибири, среди зимы прискакали, хотя могли и дальше жить в тепле и комфорте у бабушек, мужа и отца дожидаясь. Вот и нечего мудрить – сказать жене спасибо надо за хладнокровное здравомыслие. Но все равно есть в этом некая недоговоренность, невысказанность каких-то слов, которые, наверное, могли быть сказаны, но сказаны не были.

Поэтому есть и ощущение, что женой не совсем понят, а всякие непонятки требуют объяснения, оправдания. А где оправдание, там, вероятно, и вина – чья, порой не ясно, а в чем – и вовсе не ясно. И раз она есть, то необходимо понимание, а там и прощение. Но что прощать-то?

И чего это вопросы в голове так роятся, путаются? Собственные сомнения и домыслы где-то глубоко таятся, а вот доводы разума, которыми старшая Юлька руководствуется, на поверхности лежат, они простые и понятные. И не надо поэтому мнимую недолюбленность в себе лелеять, не надо терзаться тем, что полгода разлуки жена перенесла со спокойствием, неотличимым от равнодушия. Знает же она, за кого выходила замуж, и сам знал, кого замуж взял.

Но сдержанность ее все же почему-то расстраивает, и дочь вся в маму – такая же партизанка (хотя чего ожидать от ребенка неполных трех лет?). А каким недоуменным взглядом провожала – что за недоразумение этот папа, который всю ее жизнь постоянно где-то пропадает. Какая ерунда эта неудовлетворенность отношениями с женой, когда ребенок такой беспомощной улыбкой провожает…

Где там наш блокнотик с карандашиком? Запишем, что думается по этому поводу под боум-боум-боум авиационных движков.