Обижать своих новых родственников, а уж тем более свою новоявленную жену я не собирался и тут же вскочил. Евпраксия тоже поднялась, и тетка, оказавшись на диво горластой, разнесла по залу радостную весть.

— Молодые удаляются в опочивальню!

Гости взорвались радостным и весьма неприличным ревом, невеста залилась пунцовым румянцем, и под этот гвалт мы благополучно двинулись к лестнице на второй этаж.

Желтый свет от притушенной лампы ложится на кровать светлым пятном, вычерчивая лежащую на ней девушку. На темном фоне затаившегося по углам полумрака она кажется неестественно белой. Белоснежная ночная рубашка, светло-русые распущенные волосы, бледная кожа на застывшем лице. Она замерла в таком напряженном ожидании, что только вздымающаяся грудь говорит, что передо мной живой человек.

«Вот дерьмо! — Мысленно выругавшись, делаю шаг к кровати. — Знал ведь, что будет непросто, но чтобы так… Прямо Гоголевская панночка! Одни глазища горят!»

Еще один шаг, и ее испуганный взгляд вцепляется мне в лицо.

— Ты же не сделаешь мне больно? — Пронзительно звучит ее тихий, грудной голос.

От неожиданности я чуть не вскрикиваю в голос.

«Мать честная! Да что ж такое-то! За кого меня здесь принимают⁈»

Желание и без того не било через край, а теперь и вовсе пропало.

«Ладно, — мысленно посылаю все к черту, — пусть ребенок сначала немного подрастет, пусть в девочке проснется женщина, вот тогда уж и будем наследников заделывать!»

С мрачным сарказмом пытаюсь хоть юмором скрасить идиотизм ситуации. Остановившись на полушаге, стараюсь чтобы в моем голосе было побольше мягкости и теплоты.

— Ты не бойся, никто тебя не тронет! Можешь спать спокойно, а я пойду к себе в кабинет.

«У меня там тоже кровать есть, — добавляю уже про себя, — там я хоть высплюсь, наконец!»

Едва я пытаюсь развернуться к двери, как моя панночка резко вскидывается в кровати.

— Нет! Не уходи!

«Вот те на! — Поворачиваюсь обратно. — И что это значит⁈»

На меня смотрят огромные голубые глаза, наполненные слезами.

— Не уходи! Я же поутру от стыда с ума сойду! Все как на прокаженную будут смотреть — муж от нее в первую брачную ночь ушел!

'О времена, о нравы! — Не к месту вспоминаю Цицерона и уже с мягкой иронией обращаюсь к взволнованной девушке.

— И как же нам тогда быть, красавица⁈

Пару секунд мы смотрим друг на друга, и в моей голове всплывают десятки подобных сцен из различных фильмов. Все они почему-то заканчиваются тем, что мужчина укладывается на полу, и у меня вырывается невольное возмущение.

— Ну уж нет! Теплое местечко на полу можешь мне даже не предлагать! Моя любовь к детям не настолько сильна!

— Чего⁈ — Искреннее недоумение, вспыхнувшее в голубых глазах, говорит мне, что такой уровень иронии для моей юной супруги еще сложноват.

Молчание затягиваете, и я вижу, что «дитя» привыкло к тому, что все решения в доме всегда принимает мужчина.

— Ладно! — Говорю ей уверенно, но со всей возможной мягкостью. — Давай разделим владение. Ты спишь на своей половине, а я на своей. — Тут я не могу сдержать улыбки. — И мы оба соблюдаем принцип территориальной целостности и невмешательства во внутренние дела!

— Чего⁈ — Девушка вновь округлила свои и без того огромные глаза.

— Не бери в голову! — Хмыкнув, я улегся на кровать и вытянул ноги. — Это дяденька так шутит!

Откинувшись на подушку, закрываю глаза. Без одеяла немного прохладно, но я так устал, что это проблема для меня не существенная. Уже начинаю отключаться, но не тут-то было! Соседская сторона решила проявить свою великодушную натуру.

— Тебе холодно, наверное, — девушка вытолкнула на мою сторону половину одеяла, — на вот, возьми, укройся!

«Спасибо тебе, милое дитя!» — С ироничной улыбкой на губах закутываюсь в свою долю шерстяного тепла.

Глаза вновь закрываются, и я уже проваливаюсь в сон, как капризно-взволнованный грудной голос вновь возвращает меня в реальность.

— Ты совсем не хочешь меня⁈ Почему⁈ Я тебе не нравлюсь⁈

'О женщины! — С усилием воли открываю глаза и, приподнявшись, поворачиваюсь к девушке. Смотрю на нее в упор и вдруг понимаю, что впервые вижу ее вот так близко, без тонны румян и белил. Бесцеремонно разглядываю ее по-славянски скуластое лицо, ее чуть курносый носик, четкий рисунок чувственных губ и испуганные в пол-лица глазищи.

В этот момент совершенно неожиданно для себя я вынуждено признаю.

«Да она настоящая красавица!»

Мой серьезный взгляд и молчание девушка расценивает по-своему, и прикрывшись одеялом, она вдруг резко поднимается.

— Я не красивая⁈ У тебя в Риме есть девушка лучше⁈ — Сидя в кровати, она смотрит на меня сверху вниз и в этот миг больше всего похожа на испуганно-возмущенную кошечку, выпустившую коготки.

Натянувшаяся ткань ночной рубашки рельефно выпячивает контур девичей груди.

Засмотревшись, я не сразу понимаю о чем она говорит.

«В каком Риме⁈ Какие девушки⁈» — Из глубины полусонного сознания всплывают один за другим недоуменные вопросы.

Через секунду уже окончательно проснувшись, я улыбаюсь, глядя ей прямо в глаза.

— Нет! Ты красивее всех девушек Рима вместе взятых. Там никогда не увидишь таких огромных голубых глаз и таких бесподобных золотых волос.

— Правда⁈ — На губах моей жены впервые появилась радостная улыбка, придавшая ее красоте настоящую изюминку

'Правда, правда! — Шепчу я про себя и, начиная ощущать растущее возбуждение, старательно отвожу взгляд. Уж слишком близко эта откровенная нагота плеч и едва скрытая полупрозрачной тканью девичья грудь.

«Нет, ну нельзя же так! Я все ж таки мужчина, а не робот!» — Ворчу про себя, а девушка, почувствовав себя уже более уверенно, продолжает выяснять.

— Тогда почему ты не смотришь на меня⁈ Я же вижу! Я тебе неприятна⁈

— Да нет! — Пытаюсь было ей объяснить, что она очень красивая, просто еще ребенок, но она резко обрывает меня.

— Я не ребенок! Я уже могу родить тебе сына!

Сверкнувший в ее глазах вызов только усиливает мое возбуждение, и я вдруг решаюсь.

«Да какого черта! Она ведь моя жена, и рано или поздно это должно произойти! Пусть уж женщина проснется в ней в моих объятиях!»

Протягиваю ей свою ладонь и ласково улыбаюсь.

— Иди ко мне! — Мой голос звучит мягко и в тоже время властно, не позволяя девушке вновь удариться в панику.

Секундное замешательство, и она решается. Тонкая девичья ладошка ложится сверху на мою руку, а я, глядя в расширившиеся во все лицо глаза, притягиваю ее к себе.

Просыпаюсь от ощущения, что безнадежно проспал. Поворачиваю голову и вижу уткнувшуюся в мое плечо Евпраксию и ее золотистые волосы, разметавшиеся по моей груди. В сознании всплывает бурно проведенная ночь вместе с пониманием, что заснули мы только под утро.

«Солнце во всю палит в окно, — вспыхивает в голове беспокойная мысль, — а оно у меня на западной стороне и раньше полудня его здесь не бывает».

С того времени, как попал в это время, я не могу припомнить, чтобы просыпался так поздно. Наоборот, здесь же вся жизнь от рассвета до заката, хочешь не хочешь, а подъем вместе с солнышком.

Аккуратненько, чтобы не разбудить жену, вытаскиваю руку и встаю с постели. На цыпочках прохожу в ванную. Затворив дверь, встаю под душ и открываю краны. Теплая вода полилась на голову, прогоняя остатки сна и навевая ироничные мысли.

«Что-то ты разоспался, Иван Фрязин! — Насмешливо подначиваю самого себя. — Молодая жена — это, конечно, хорошо, но вот текучку-то за тебя никто не переделает!»

Накинув халат, прохожу через другую дверь прямо в кабинет. Здесь на столе уже лежат подготовленные для меня бумаги.

Плюхаюсь в кресло и беру верхнюю, но прочесть не успеваю. Услышав мои шаги, из приемной заглядывает Прошка.

— Проснулись, господин консул! — Широкая физиономия парня расплылась в счастливой улыбке. — Доброе утро!