Критика со стороны мамы тоже больше не страшит и не огорчает. Собственно, как и мнение родителей Лёши, которые, скорее всего, будут сокрушаться, что я забираю у них внука и лишаю Артёма отца. Их присутствие в жизни сына будет зависеть исключительно от их желания. Пока же они его не особо проявляли. Николай Васильевич всё свободное время проводит на охоте, рыбалке, даче, лишь бы не дома. Где обычно с книгой в руках или за просмотром сериала после рабочего дня расслабляется свекровь.

Как-то во время очередного застолья, уже и не вспомню по какому поводу, свёкор проболтался, что в молодости, после рождения Лёши, он чуть не ушёл из семьи. Николай Васильевич загулял. А если точнее, даже завёл вторую семью. На стороне у него родилась дочь, чуть младше Лёши. Узнав об этом, Алла Петровна выгнала его. Но спустя полгода согласилась принять обратно с условием, что он забудет дорогу к той женщине и не будет общаться с девочкой, которую почему-то не считала его. Он согласился. Вернулся, но, кажется, по сей день замаливает перед свекровью своё «неудачное похождение». Алла Петровна до конца так его и не простила. Они живут как бизнес-партнёры, беспрекословно соблюдая негласный контракт, но никаких тёплых чувств между ними нет. Сплошная морозная Арктика.

Возможно, останься свёкор в новой семье, вместо четырёх одиноких сердец было столько же счастливых? Ведь та женщина так и не вышла замуж, а девочка выросла, не зная, что такое отцовская любовь и забота.

Страшно, если я поддамся на уговоры Лёши, к которым он переходит после основной части своего ругательного монолога, и мы превратимся в его родителей. Потому что мы не исправимся. Мы сможем день-неделю-месяц максимально стараться не быть собой, делать то, что от нас будет ждать вторая половина. Но рано или поздно кому-то надоест. От неверного движения маска спадёт, и мы вернемся, откуда начали. К скандалам, крикам, взаимным обвинениям и упрёкам. Ведь если Лёша никогда не любил нежности, хождение за руку, хвалить, когда приготовила что-то вкусненькое, глупо верить, что всё поменяется. А я не превращусь в «отчаянную домохозяйку». И не начну настолько маниакально любить уборку, чтобы посвящать ей полжизни, как этого хочет муж.

Страшно, если всерьёз задумаюсь над его словами, завести второго ребёнка в надежде, что он поможет нам склеить вдребезги разбитый семейный очаг. Дети — это не клей и не скотч. Их не стоит рожать в попытках удержать мужа или чтобы не остаться одной.

— Юль, ты ведь всегда хотела большую семью, давай попробуем ещё раз, — Лёша сменяет гнев на милость, замечая собранные сумки в прихожей — Я постараюсь забыть.

— Постараюсь забыть и забуду — это разные вещи, Лёш. Ни ты, ни тем более я не сможем стереть наличие другого человека между нами.

— Я ведь люблю тебя! — отчаянно произносит муж — И не хочу терять.

В его глазах больше не читается жгучая ненависть, которая мелькала в начале разговора. Там растерянность и страх одиночества.

— Нет, Лёш, ты любишь не меня, а ту жизнь, которую живёшь рядом со мной — жёстко отрезаю его попытки расчувствовать меня — Когда любят, ведут себя иначе. И благодаря кое-кому, я уже знаю как, — добавляю мысленно.

Влад. Он преследует меня повсюду. Не в прямом смысле, естественно. После той жуткой сцены он вряд ли когда-то захочет видеть меня. Я наглядно продемонстрировала, что тридцатилетние женщины способны точно также выносить мозг, как и двадцатилетние. Даже похуже. Ведь жизненного опыта и огорчений у них больше, соответственно, и поводов для претензий предостаточно.

Добавьте к этому ещё и начинающийся целлюлит, морщины, первые седые волосы, мешки под глазами от того, что выпил лишний стакан воды перед сном — вывод напрашивается сам собой. У меня нет абсолютно никаких преимуществ перед его молодыми невестами. Оля, Таня, наверняка есть ещё и какая-нибудь Маня. Они всегда будут моложе, раскрепощённее, веселее. И всегда будут хотеть его внимания. А я, которая через пять лет почти вплотную подойду к числовой отметке сорок, вряд ли смогу конкурировать с теми, кому всё также не будет и тридцати. Данная цифра хороша только для любителей выпить покрепче, в остальном же, в ней мало приятного.

Это всё так очевидно моему взрослому мозгу, но напрочь не ясно полюбившему сердцу. И Вселенная, как назло, проверяет его выдержку.

Сначала женщина, соседка по купе, то и дело зовёт своего внука, который носится по всему вагону и разве что не стоит на ушах. «Влад!»- громко кричит она. «Влад, иди сюда». «Влад, сиди здесь». «Влад, стой. Куда побежал!».

Каждое её «Влад» впивается в сердце десятками иголок. Маленьких, но острых и колких. Они пронзают вовсе не как рассказывали в детстве, стараясь подбодрить перед уколом. Ничуть не уксусом комарика. А словно полосуют по нему скальпелем. Из седовласой милой старушки женщина-одуванчик вдруг превращается в пугающего мясника. Немногословного, угрюмого, с безумным взглядом и в белом фартуке, перепачканном засохшей кровью.

Второй удар прилетает от Агаты. Подруга пишет, что наконец-то съехала. Новая квартира находится недалеко от моего дома, и она приглашает на новоселье. Спрашивает, когда мы сможем организовать чаепитие на новом месте, а в конце делится новостями о том, что подумывает сдать на права и купить мотоцикл. Видимо не только мои демоны выползли наружу. После расставания с парнем утонченная и женственная Агата превратилась в рокершу, которая увлеклась боксом, планирует освоить ударные и гонять на байке. Похоже, правду говорят, что любовь меняет людей.

Я рада, что подруга не ушла в себя, не льёт бесконечные слёзы, не раскисает, а ведёт интересную и насыщенную жизнь. И даже странное, как для девушки, желание оседлать мотоцикл тоже понимаю. Но когда она спрашивает, нет ли у меня знакомых, которые гоняют на байке или могут помочь с выбором, я сдаюсь.

Разрешаю влаге, атакующей слёзные каналы, течь. Отворачиваюсь к окну, будто плачу из-за трогательного момента прощания на перроне влюблённой пары. На самом же деле я почти не вижу её. Перед глазами лишь мутные блики.

Больно. Как же больно выдирать из сердца того, кто смог поселиться в нём, заняв все мысли. Кажется, проще совсем вырвать кровоточащий орган, ведь он вряд ли уже пригодиться.

Спасает лишь сын и знание того, что ещё чуть-чуть и я буду там, где можно зализать свои раны. Где точно не раскритикуют и поймут.

Не знаю, каким образом, но бабушка, будучи не в курсе о нашем приезде, встречает нас во всеоружии. Раз за разом повторяя, как же Артём вырос за пару месяцев, что мы не виделись, она, будто используя скатерть самобранку, в считанные минуты заставляет стол таким количеством еды, что не съесть и до вечера. Бабуля явно шестым чувством уловила, что у неё будут гости, и начала готовиться ещё за несколько дней. Хотя я, не желая наводить лишнюю суматоху, нарочно не стала предупреждать о нашем визите.

Может быть, шар с предсказаниями, который мы с Ритой любили часами трясти, спрашивая всякие детские глупости, не такой уж и игрушечный? Найти бы его. У меня как раз накопилось несколько жизненно важных вопросов.

Когда сын засыпает, мы возвращаемся на небольшую кухню, где знакома каждая мелочь, и, разлив по кружкам чай из пузатого фарфорового заварника, словно переносимся на двадцать лет назад.

Этот сервиз, что сейчас стоит на столе, раньше доставали по большим праздникам. Но после смерти дедушки, Ба сказала, что не стоит беречь всё до лучших времен, ведь они могут так и не наступить. Нужно проживать каждый день как последний, беря из него максимум.

Жизненный путь деда оборвался совсем внезапно, и для нас это стало большим ударом. Здоровый и крепкий, он никогда не жаловался на плохое самочувствие, но на шестьдесят втором году жизни, в один февральский вечер его сердце просто перестало биться. Помню, как выглядывала в щелку из своей комнаты, пытаясь понять, что за шум раздаётся посреди ночи. Видела, как вовремя не успевший врач скорой помощи пытался реанимировать остановившиеся сердце. Ещё не зная всей трагедии, а просто ощущая, что случилось что-то ужасное, я тихонько нашёптывала все молитвы, которые помнила, но было уже слишком поздно. Кажется, та страшная ночь, которая впервые познакомила меня с болью потери близкого человека, навсегда в моей памяти. Как и образ вечно весёлого дедушки, который очень любил подшучивать надо мной и редко когда бывал хмурым или задумчивым.