— Составишь мне компанию? У меня был не очень хороший день и я решила, что мне хочется с кем-то просто посидеть и выпить вина.
Ниалл поднялся. Персефона проследила как по его груди вниз скатилась капелька пота. Внизу живота разлилось тепло, а руки задрожали от осознания, что ее план мог с треском провалиться, ведь Бог живет не первый день, и почувствовать зелье, которое она собиралась подлить ему сегодня, было для Бога проще простого.
— Какого Хаоса ты здесь забыла? — рыкнул Ниалл.
Он скрестил руки на груди и злобно буравил потемневшим лазурным взглядом Персефону. Девушка опешила, бутылка вина чуть не выпала из озябших пальцев. Ноздри Повелителя трепетали от гнева, а челюсть была крепко сжата.
— Я думала, ты не будешь против, — пролепетала Персефона.
— Я разве звал тебя? Как ты смеешь являться ко мне без позволения? Как смеешь звать меня по имени и не проявлять должного уважения?
Ледяные глаза расширились, ресницы дрогнули, а кожа стала белее снега. Каждое слово, что срывалось с красивых коралловых губ, вгоняло в грудь Персефоны огромный кол. Что могло случиться за пару дней? Или Ниалл снял свою маску и снова стал самим собой? Жестоким тираном. Девушка облизнула сухие губы и выдавила из себя, лишь:
— Я думала, теперь мне не нужно разрешение.
— Хватит! — оборвал Бог. Его сердце стучало в груди так сильно, что ударялось о ребра и пульсировало в горле. Он не хотел быть с ней резким, но Хонг вывел его из себя, задел за живое, тронул те самые тонкие душевные нити. — Надеешься, что раз я проявил слабость, тебе можно являться сюда без приглашения? Ты мерзкое отродье Хаоса! Мне вообще не нужно было тебя касаться.
Он брезгливо скривился и губы его дрогнули в презрительной усмешке. На глаза Персефоны навернулись слезы, в горле встал ком. Ниалл дернулся к ней, схватил за горло и припечатал к стене. Она охнула, с пальцев сорвалось горлышко бутылки и стекло, упав на мраморный пол, разбилось на тысячи осколков. Пара врезалась в ноги девушки и рубиновая кровь потекла по голой лодыжке, смешиваясь с нежно-розовыми брызгами вина. Запахло клубникой и Ниалл сильнее сжал ладонь, а в другой его руке блеснул нож. Он коснулся холодным металлом щеки Персефоны и замер. На нежной фарфоровой коже блестел свежий порез. Девушка задрожала, полные губы дрогнули и она прошептала:
— Не трогай меня. Пожалуйста, не делай мне больно.
Слова ударили Ниалла по лицу. По позвоночнику вниз побежал холодок, стоило увидеть испуганные глаза и почувствовать вибрацию дрожащего тела. Тела, что еще недавно горело под его пальцами. Горячий пыл остудился и ошарашенный Ниалл разжал ладонь и отступил на шаг назад. Персефона вжималась в стену, зубы стучали, а глаза зажмурились. Бог впервые испугался кому-то навредить. Он делал больно всем, кто становился ему дорог, кто оставил след на сердце и поселился в душе. Персефона нравилась ему и он собирался увидеть ее снова, он хотел узнать ее, чего она боится, о чем мечтает и о ком думает перед сном. Только теперь он знает, она боится его. Ему раньше нравилось смотреть в испуганные глаза подданных, наслаждаться болью, которую он причинял. Ему это поднимало настроение. Сейчас же он перешел черту. Персефона — такая хрупкая, как рубиновый бутон розы, только-только распустивший свои лепестки, а он зажал ее меж своих жестоких пальцев и сломал нежный стебель. И впервые Ниалл себя возненавидел. Просто по-другому он пока не умел. Персефона распахнула глаза, но ледяной взгляд не осмелился подняться, а Ниаллу хотелось увидеть в них не испуг, а желание, нежность, страсть, что угодно, да хоть злость и ненависть, но только не страх.
— Посмотри на меня! — потребовал он.
А когда Персефона подняла глаза, Бог пожалел о своем желании. Он увидел в них боль и разочарование. Да какое ему дело, что она о нем думает? Но сердце в груди застучало чаще, он сглотнул и убрал нож в задний карман брюк. Нужно было что-то сказать. Слова не шли, они застряли в горле, царапая кожу. Разочарование на дне ледяных глаз вдруг сменилось гневом. Огонь в них полыхнул и обжигающими язычками ударил Бога по щеке. Голова с копной платиновых змеек дернулась в гордом жесте, губы разомкнулись и она холодно поинтересовалась:
— Я могу идти, Повелитель?
В нос порывом ветра ударил аромат спелой ягоды черники и сквозь ягодный шлейф проникся тяжелый запах крови. Бог опустил глаза и лазурный взгляд наткнулся на стекающую дорожку крови и блестящее в нежной коже стекло.
— Ты ранена, — указал на ногу Ниалл.
— Мне пора, — сказала Персефона.
Отвернувшись, она почти бегом спустилась с лестницы и дверь замка Повелителя Света захлопнулась. Ниалл стоял и смотрел как переливаются от света, что охватил его тело, стеклянные осколки. И в груди его стучало сердце, а в душе вдруг стало пусто. Делая больно другим, он больше не испытывал радости. Мама была права: Ниалл изменился и это ему совсем не понравилось.
Персефону трясло. Сердце стучало в груди подобно загнанной в клетку птицы, в горле стоял ком, а на глаза навернулись слезы. Они порывались соскользнуть с ресниц и хрустальной крошкой рассыпаться по щекам, но она затолкала их назад. Девушка забежала по лестнице замка Повелителя Хаоса. Фанни сидела на скамейке, вдыхая аромат ирисов, и читала книгу. Увидев расстроенную Персефону, девушка поняла: всему виной Ниалл. Она окликнула ее, но та не остановилась. Разъяренной фурией Персефона забежала в свою комнату и сползла по стене, обхватывая ладонями трясущиеся плечи. Слезы как назло побежали по щекам, по пути превращаясь в прекрасные черные жемчужины. Дафна постучала, а затем дверь распахнулась и ошарашенная девушка присела рядом.
— Тише, Персефона, он того не стоит.
Дафна обняла ее, позволяя пальцам вцепиться в ткань ее рубинового платья. Девушка гладила ее по спине, шептала слова утешения и потихоньку плечи Персефоны перестали подрагивать, и она, шмыгнув носом, смахнула последние жемчужины. Это был второй раз, когда из ее глаз текут слезы наивысшей искренности мага.
— Что он сделал? — спросила Дафна, насупив брови.
— Оттолкнул меня. Все было хорошо, но он вдруг вышел из себя и наговорил всего.
— В этом весь Ниалл, — пробубнила Фанни. — Он по-другому не умеет. Ты что, действительно влюбилась? Я думала, это просто увлечение и не больше.
Персефона пожала плечами. Он ей нравился, хотелось лететь к нему куда бы он не позвал, хотелось вновь почувствовать на вкус его губы и сладкую кожу.
— Кажется, он мне нравится, Дафна. Но я не понимаю что я сделала не так.
Дафна задумалась, закусив губу: она поверить не могла, что будет помогать кому-то в отношениях с Ниаллом, которому до сих пор не могла простить ни собственную смерть, ни вред, причиненный Адриану.
— Дело не в тебе. Дело в нем. Ниалл — сплошная загадка. Никогда невозможно предугадать смены его настроения. Могу сказать одно: я не одобряю ваших отношений, потому что он тебя не достоин. Он не достоин ни одной хорошей женщины.
Персефона вздрогнула. Она не хорошая. Она собиралась украсть важнейший артефакт, она убила собственную мать, хоть и не своей рукой, она обманывала Адриана и Дафну. Это она не заслуживала ничего и никого в своей жизни. Фанни поднялась, протянула ладонь и сказала:
— Вставай! Сегодня бал в честь новых наложниц и ты должна выглядеть как главный бриллиант Повелителя Света. Будь неотразимой и гордой. Покажи, что тебе все равно и совсем не обидно. Поверь, он будет думать о тебе весь вечер.
Персефона улыбнулась и вложила в протянутую ладонь свои холодные пальцы. Фанни права: она должна выглядеть как истинная наложница, не стесняясь собственной силы.
— Я хочу выглядеть как Хаос.
На дне дождливых глаз блеснул лукавый огонек и Фанни улыбнулась. Она заставит Ниалла пускать слюни и пусть он пожалеет о своих словах. Девушка распахнула шкаф Персефоны и взгляд серых как тучки глаз наткнулся на длинное черное платье. Лиф его инкрустирован мелкими агатами и в форме буквы «V» спускался на талию и по спине. Кокетливый разрез открывал при движении соблазнительную правую ножку. Фанни выбрала бархатные туфли на высоком каблуке и, закусив губу, она выудила из своей высокой прически шпильки с алыми розами.
