— Я беременна.
А затем через восемь месяцев на свет появилась Персефона — копия матери и ее мужа. Одно только роднило ее с настоящим отцом — родинка в виде сердца на левой груди.
Яркая вспышка погасла. На Хрустальную пещеру опустилась черная пелена, только Арфа, что поднялась изо льда, горела изумрудным огнем. Персефона стояла на коленях. Она рыдала, задыхаясь от боли, хватаясь руками за волосы. Всю свою жизнь она мечтала знать ответ. А когда узнала, поняла: иногда лучше жить в неведении, чтобы сердце твое не разбилось на тысячи осколков, не обливалось кровью и не выжигало в груди огромные дыры. Тело Персефоны трясло мелкой дрожью, а к ногам вдруг начала медленно приближаться ледяная корка.
Ниалл оказался лежащим на полу. Его голова гудела, а мозг не хотел верить в происходящее. Так вот почему его так влечет к Персефоне. Она должна была обладать силой Света. Бог задумчиво смотрел как подрагивают ее плечи, как сквозь прижатые к глазам ладони на льдину падают горькие слезы. Он хотел подойти, обнять эту девочку, как-то утешить, но вместо этого стоял, будто примерзший к этой льдине и не мог пошевелиться. Миссия выполнена. Теперь Ниалл свободен, вот только отчего-то в душе совершенно не было ликования. Это была его вина. После того, как все маги Хаоса были уничтожены, в мире нарушилось равновесие и все чаще стали рождаться пустые маги, которых Бог уничтожал. И Персефона не была бы исключением, если бы так искусно не пряталась, обманывая солдат Света.
Вдруг Персефона вскинула голову и Ниалл едва заметно вздрогнул. Ее прекрасные глаза цвета льда заполнились черным туманом, скрывая радужку, превращая ее в холодные куски обсидиана. Бог думал, ее магия выходила из-под контроля, пока лазурный взгляд не наткнулся на ледяные корки, начинающие покрывать ее ноги. Проклятье! Арфа не позволит ей выйти. А затем слух уловил рычание Персефоны:
— Я убью ее! Это все ее вина! Я ее уничтожу!
Ниалл коснулся нити Света и оказался возле девушки, силясь растопить магией лед, вот только он не поддавался и сильнее сковывал ноги Персефоны. Бог выругался, схватил ее руками за плечи и с силой тряхнул. Он мог бы бросить ее здесь, какое ему дело? Вот только отчего-то не смог.
— Персефона! Очнись, Хаос тебя раздери!
— Я убью ее, Ниалл. Убью!
Бог покачал головой, схватил Персефону за лицо обеими руками и воскликнул:
— Выкинь эти мысли сейчас же! Арфа не позволит тебе выйти, глупая девчонка! Ты станешь ледяным изваянием, если сейчас же не успокоишься!
— Почему она так поступила со своей семьей, Ниалл? Почему выгнала меня? Она ведь так хотела детей! Тот, кто уничтожил мою жизнь, не достоин собственной!
Слезы все лились из глаз Персефоны, обжигающие, они окропляли собой руки Ниалла, крепко вцепившиеся в шубу девчонки. Он резко дернул ее на себя, поднимая, но лед не позволил ему увести ее за собой. Персефона вскрикнула от боли. Острая льдина впилась в ее кожу и сквозь дырки в сапогах проступила рубиновая кровь. Взгляд девушки сфокусировался. Острая боль отрезвила, прогнала туман в небесной радужке, возвращая ей прежнюю глубину. Ниалл вцепился пальцами в льдину, вложил магию, разрушая ее, зарычал, мысленно растапливая лед, но магия не послушала. Арфа засияла ярче, раздалась вспышка и Ниалла мощной волной откинуло в снежную колонну. Он расколол ее на части своей спиной, из легких выбило воздух. Рухнув, он сделал судорожный вдох и сморщился от острой боли. Голова поплыла, взгляд пытался сфокусироваться, а легкие горели огнем. Повелитель Света застонал и подумал о том, что из-за этой Хаосовой девчонки Арфа уже второй раз причиняет боль. Персефона тряслась, шепча под нос грязные ругательства. Ниалл уже хотел отступить, вот только легкий ветерок, что колыхнул ее платиновые кудри, разнес по пещере спелый аромат черники и мышцы Бога напряглись. Проклятье! Медленно поднявшись, Повелитель Света, шатаясь, подошел к Персефоне и рухнул перед ней. Колени девушки уже покрылись толстой коркой льда, а по щекам больше не текли горячие слезы. Они высохли так быстро, словно их и не было, лишь в глазах появилась непривычная им сталь. Ниалл схватил ее рукой за подбородок и сказал:
— Если ты не успокоишься, Арфа превратит тебя в ледяную скульптуру и ты не сможешь отомстить. Все это, — он обвел свободной рукой пещеру, — было напрасным. Но ты можешь взять себя в руки, Хаосов цветочек, и успокоиться. Я отомщу за тебя. Я убью любого, кто причинил тебе боль. Я обещал помочь, помнишь? Я сдержу слово. Если ты убьешь их, тебя казнят! А что будет Богу, Персефона?
Она посмотрела на Ниалла огромными голубыми глазами, в которых, казалось, застыло бескрайнее море. Море, где была только боль — отравляющая, заставляющая совершать неправильные поступки. И эта боль преследовала девушку с самого детства. Маленькую, беззащитную Персефону, так нуждающуюся в любви. Также, как в ней нуждался Ниалл. В любви, в одобрении, в нежности. Только реальность другая. Она смотрит на тебя огромными зелеными глазами и говорит: «Я люблю твоего брата». Она убивает внутри тебя все хорошее, все светлое и чистое, а оставляет от себя, лишь выжженное поле. И в этих голубых глазах Ниалл вдруг увидел себя — обнаженную израненную душу, отчаянно нуждающуюся в любви. Мать хотела, чтобы Бог помог, чтобы совершил добрый поступок взамен на освобождение из клетки и он сдержит слово. Опустив голову, он коснулся губами губ Персефоны. Поймал ее пепельный выдох, смешанный с черничным ароматом. Он целовал ее так нежно, словно сам нуждался в этом долгие годы. Отстранившись, Персефона прошептала:
— Спасибо.
Лед отступил. Арфа, разочарованная поступком девушки, которая приняла свое прошлое и смогла отпустить плохие мысли, отдать их тому, кто сильнее, кто накроет своим крылом, избавляя от преступления, кто сделает все сам, засияла ярче изумрудным светом и скрылась под толщей льда. Застыли струны, они больше не играли ярким перезвоном, а льды перестали вибрировать. Ниалл поднялся и протянул ладонь.
— Пора найти твою мать, цветочек. Но сначала, я хочу показать тебе мир, который ты достойна. Ты готова увидеть Свет?
Персефона улыбнулась, вложила в горячую большую ладонь свою — холодную, и они скрылись в золотистой вспышке, что подобна феерверку, рассыпалась миллионами ярких искр.
Госпожа Порядка сидела в оранжерее роз. Она медленно раскачивалась на качелях, смотря перед собой. Правая ладонь, зажатая в кулак была окрашена в черный от пепла. Она в очередной раз вздохнула и разжала руку. Записка от Ленара вспыхнула сама собой. Прошло всего полгода. Неужели разлюбил? Мысль об этом ударила в грудь, обожгла, точно стальным ножом провели по сердцу. Под охристыми ресницами защипало, от солнечного света, рекой льющегося сквозь стекла оранжереи, заблестели слезинки. И как бы Селена ни старалась удержать их, злая капелька все равно потекла по щеке, неприятно пощекотав кожу. Слуги слонялись неподалеку. Ищейка думал, Богиня разозлилась на него, и он сможет исправиться, пока Селена не пожаловалась брату. Мысль о том, в какое бешенство придет Ниалл и какое наказание мужчину последует, заставляла его тело содрогаться. Изощренность наказаний Повелителя Света не сравнима ни с чем. Это как добровольно пойти и засунуть голову в воду — самоубийственно.
Селена зло вытерла ладонью щеку и ее тут же окрасило черной сажей. Вдруг она услышала позади себя шаги и зажмурилась. Ей вспомнилось, как прошлой осенью после жестких слов брата Ленар пришел ее утешить. Присел рядом, нежно коснулся щеки и заверил, что она теперь в безопасности, ведь он будет рядом не смотря ни на что. Ей его сейчас не хватало, словно он был для нее глотком воды для жаждущего. Волоски на лице встало дыбом, русые кудри колыхнулись от легкого ветерка, а потом она почувствовала нежное прикосновение к щеке. Втянув носом воздух, она разочарованно распахнула глаза. Пахло мерзким приторным медом! Ни намека на мускусный, сексуальный аромат кожи ее возлюбленного. Перед Богиней на коленях стоял незнакомый мужчина. Его черные как смоль волосы были короткострижены, на высоком лбу залегли мудрые складки, словно он был уже не молод, но и не стар, на загорелой золотистой коже выступили блестящие капельки пота, ведь на улице сегодня стояла духота, прямой нос с легкой горбинкой, острые, высокоподнятые скулы, на квадратном жестком подбородке с милой ямочкой была легкая щетина с хаотичными мазками проседи, худое телосложение, грудь обнимала рубашка глубокого синего цвета, расстегнутая на две пуговицы на груди и с закатанными рукавами, на ногах черные брюки с подтяжками и туфли, натертые до блеска. Взгляд Селены упал на его руку и наткнулся на широкий золотой перстень с обсидианом. Резко дернув щекой, Богиня отстранилась, а рука мужчины безвольно повисла в воздухе с зажатым в ладони белоснежным платком. Пушистые смоляные брови взметнулись в удивлении вверх. Он деликатно кашлянул, опустил ладонь и поднялся, поклонившись, а затем протянул платок и сказал:
