— Что это за люди?

— Журналисты. Они искали данные о каком-то кладе. Барререш тоже интересовался кладом.

Продолжила мама:

— Мы знаем, что ваш сын тоже ищет клад.

— И вы хотите меня спросить, не ищу ли клад я. Сразу отвечаю: нет, клад я не ищу.

— Но вы знаете про существование клада? — спросила я.

— Знаю. Мой сын мне о нем рассказывал.

— Он вам рассказал, как он узнал про клад?

— Он увлекается компьютером, переписывается со многими людьми и в России, и за границей. От кого-то из них он узнал про клад.

— От кого?

— Он мне не говорил. И я не спрашивал.

— Вы рассказали об этом кладе вашим друзьям-бразильцам?

Глебов молчал. Мама повторила мой вопрос, но уже в утвердительной форме:

— Вы рассказали об этом кладе вашим друзьям-бразильцам.

— Да, рассказал. Но не тем людям, фотографии которых вы мне показали.

— А кому? — спросила я.

— Моим бывшим коллегам.

— Кто такие?

— Они работают над синтезом новых наркотиков.

— Что вы им рассказали?

— Рассказал, что существует клад, оставленный немцами, и что в этом кладе хранятся сильнодействующие наркотики.

— Ваш сын вам сказал, что это клад наркотиков?

— Нет. Он уверен, что там золото.

— Но вы решили, что там наркотики?

— Нет. Я просто хотел их заинтересовать. Я был уверен, что никакого клада не существует, и решил, что было бы лучше, если бы они бросили бесперспективное дело по синтезу и занялись бы не менее бесперспективным — поиском клада. Я им рассказал о кладе и очень удивился, что они приняли историю всерьез и начали искать.

— Почему вы уверены, что ваши бывшие коллеги приняли историю всерьез?

— Сначала они меня несколько раз спрашивали, известны ли мне какие-нибудь дополнительные сведения. Они не могли поверить, что клад находится в Вашингтоне.

— Барререш мог работать с этими людьми?

— Вполне возможно.

— Вы нам скажете, что это за люди?

— Конечно.

Он подошёл к письменному столу, открыл какую-то картотеку, вынул несколько карточек, протянул их мне.

— Это люди, которые вас интересуют.

— Я могу взять эти карточки?

— Да, у меня есть копии. Здесь упомянуты адреса этих людей, но я почти уверен, что их вряд ли можно найти по этим адресам.

— Мы попытаемся их найти. Как вы с ними связываетесь?

— У меня с ними нет связи. Они мне звонят по телефону.

— Как часто они вам звонят?

— Когда сочтут нужным.

— Зачем они вам звонят?

— Они пытаются синтезировать сильнодействующий наркотик, и их интересует мое мнение.

— Они получили хорошие результаты?

— Нет, не получили. И не получат. Вы понимаете, профессор Янаев был гений. С его смертью работы над новыми веществами закончились. Возможно только повторение. Они зашли в тупик, и я им об этом сказал.

— У вас есть какие-нибудь мысли по поводу того, какое вещество мог использовать Барререш, чтобы отравить журналистов?

— Я думаю, это препарат GH 18.

— Почему вы так думаете?

— GH 18 — вещество очень удобное для того, чтобы отравить кого-нибудь, а самому остаться невредимым. Я объясню. Для соединений типа GH 18 найден хорошо действующий антидот. Надо только за несколько минут до распыления GH 18 вколоть себе этот антидот. Еще доцентом я работал с фосфорсодержащими отравляющими веществами типа зарин, зоман и всегда держал в кармане таблетки белладонны. Это простое лекарство, применявшееся в фармацевтике в качестве болеутоляющего, но оно, как и все атропиновые, является надежным антидотом для фосфорсодержащих отравляющих веществ. Препарат GH 18 был синтезирован еще профессором Янаевым. Никто потом не смог повторить синтез. При профессоре было получено небольшое количество GH 18. Можно предположить, что у этого Барререша было несколько граммов препарата.

— Каковы характеристики GH 18?

— Это жидкое вещество. При небольшом нагревании оно испаряется. Пары его ядовиты. Если его пары попадают в легкие, то через несколько дней наступает летальный исход. Внешне пострадавший имеет вид скончавшегося от сердечного приступа. Но я это могу только предположить, потому что при мне, да и при профессоре Янаеве, это вещество не проверялось ни на людях, ни на животных. Поймите, мы ученые, мы синтезируем, открываем новые соединения, мы совершаем прорывы в науке. И мы не отвечаем за то, как люди используют наши открытия. Зарин был назван в честь авторов, его создавших: Шредера, Амброса, Риттера и, по-моему, Ван дер Линде. Это были настоящие ученые с мировыми именами.

— Вы продолжаете работу над подобными веществами? — снова вмешалась мама.

— Нет. Сейчас я не работаю. Я даю советы. После бразильской тюрьмы у меня отпало желание что-либо синтезировать.

— Вы знали, что они убивают людей?

— Догадывался. Когда они мне сказали, что клад ищут не только они и что несколько человек уже близко подошли к кладу, я спросил, не могут ли эти люди опередить их. Они мне ответили: «Теперь уже не смогут».

— И какова была ваша реакция?

— Я счел себя обязанным предупредить об опасности тех, кто ищет клад.

— И предупредили?

— Да, я послал открытку, которую вы мне показывали.

— Странная открытка. Вы послали такую открытку только Рите Скороходовой или кому-нибудь еще?

— Только Рите Скороходовой?

— Почему только ей?

— Я хорошо знал ее деда, академика Скороходова. Он взял меня в аспирантуру. Взял совершенно неожиданно для меня. А Риту я помню еще девочкой, дед иногда приводил ее в лабораторию. Потом она несколько раз приезжала в Юрмалу вместе с Ирой, подругой моего сына. Счел себя обязанным предупредить ее, хотя бы потому, что у нее в живых не осталось никого из близких. Петр Михайлович Скороходов был великим ученым и прекрасным человеком. Он мне говорил: «Я — Скороходов, я могу все делать быстро, а ты должен все делать медленно, но основательно».

— Почему вы выбрали столь необычный способ предупреждения?

— Петр Михайлович был всесторонне талантливым человеком. В молодости он писал рассказы. Они даже публиковались. В одном из них рассказывалось о том, как кто-то предупредил героя об опасности, послав ему его фотографию с петлей на шее. На фотографии было написано: «Месть». Рита хорошо знала этот рассказ. Кроме того, открыто предупредив ее, я бы признался, что рассказал бразильцам про клад.

— Вы сами сделали фотографию?

— Нет. Я нашел людей в Риге, они сделали фотографию, которую вы мне показали.

— Вы мне скажете, что это за люди?

— Скажу, только я совершенно уверен, что они вам не признаются. «Ателье СИА Фотки» на улице Дзирваву.

Он снова подошел к письменного столу и достал фотографию:

— Это я и профессор Скороходов.

И он начал рассказывать про академика. Потом про свои работы.

Рассказывал он с увлечением. В таких случаях, чтобы сохранить внимание собеседника, люди начинают придумывать, и тогда уже не отличишь правду от вымысла. И поняла, что надо прощаться:

— Благодарю вас за помощь.

Август отвез нас в ресторан на берегу моря. Ресторан назывался странно: «Тридцать шесть», но мы остались довольны. Особенно мама:

— Я соскучилась по русской кухне.

Потом самолет до Вены.

Вечером позвонил отец:

— Мама помогла тебе?

— Помогла. Как только Глебов ее узнал, он сразу понял, что говорить надо правду.

— Я на это рассчитывал. Ученые, как правило, стремятся не доводить дело до физической расправы.

— Как ты думаешь, он рассказал правду про фотографию Скороходовой? — спросил меня Билл.

— Не знаю.

— Ну, не знаешь, так не знаешь. И проверять мы не будем. Мы расследуем убийство двух человек в отеле Marriott Center. И фотография повешенной блондинки нас интересует только в познавательном отношении.

— Тем не менее, по этой фотографии мы вышли на букиниста.

— Случай. Для нас самое главное — пять карточек, которые передал тебе Глебов.