Голос командира: «Я!»
М а р и я П а в л о в н а. Гриша! (Бросается к люку.)
Комиссар поднимает крышку. Появляется к о м а н д и р. Комиссар и Мария Павловна подхватывают его и втаскивают в вагон. Комиссар захлопывает люк, закрывает на засов.
Гришенька, родной!
Комиссар, подняв командира на руки, кладет на стол.
К о м а н д и р (лежа). Прорваться можно. Надо еще попробовать! (Повернув голову, смотрит только на жену. Шепчет.) Маша… моя!
Пауза. Командир лежит на столе. Мария Павловна стоит как вкопанная. Тишина.
М а р и я П а в л о в н а. Почему он молчит?
К о м и с с а р. Закрой глаза мужу, Мария Павловна.
Мария Павловна не двигается с места.
К о м и с с а р (берет одеяло, накрывает командира). Ну, до свидания, товарищ командир!
Мария Павловна продолжает оставаться в той же позе.
Боевое время сейчас, Мария Павловна.
Пауза.
(Решительно.) Державина — в цепь, на левый край! (И уже более мягко.) Вон туда, к башенке.
Мария Павловна покачнулась, потом, протерев лицо и глаза, еще ближе подошла к телу мужа. Она открыла одеяло и посмотрела мгновение в глаза. Поцеловала. Сжались руки у прильнувшей к телу женщины, но быстро оторвалась она от мужа.
М а р и я П а в л о в н а. Прощай, Гриша. (Легла у ног Суслова.)
Пауза. Комиссар взял пакет с бумагами и, достав тетрадку приказов, быстро стал записывать что-то. Мария Павловна лежит в цепи, и взгляд ее ищет в поле врага.
Вот и нет Григория Михайловича, Степа.
С у с л о в (тихо). Я давно хотел сказать тебе, Мария Павловна. Все мы тебя любим, как сестру родную. Вот был бы с нами товарищ командир…
К о м и с с а р (кончив писать). А он с нами… Вот он. (Показывает на тело командира.) Уж полтора часа, как Сико ушел. Подвезло им, чертям, с непогодой — светло скоро не будет. Хоть бы добрался!
Пауза.
Слушать мой приказ! (Читает.) «Приказ по бронепоезду «Смерть паразитам» за номером восемнадцать. С сего числа принял обязанности командира бронепоезда». Число и время. Подпись — моя!
Картина пятая
„Пролетарий, на коня!“
Лес. Костер. Пост красноармейцев. Они сидят у огня — д в а ч е л о в е к а.
П е р в ы й. Выскочил тады Бова Королевич из хаты и — прямо в овин. Нема нигде Елены Прекрасной. Он туды-сюды — нет жены, как корова языком слизала. Кинулся тады Бова на улицу и закричал страшным голосом: «Эй, вы, други-молодцы!»…
В т о р о й. Тише кричи.
П е р в ы й (тихо). «Эй, вы, други-молодцы! Кто видел жену мою — лапушку Елену Прекрасную?» Но никто не видел жены его, потому все село крепко спало, а караульного одного подкупил генерал Кащеев-Бессмертный. Кинулся тады Бова Королевич на живот и стал носом нюхать сырую землю. «Ой! — закричал он страшным голосом, — чую я вражеские ноги. Ходили тут кони добрые — только не наши рабоче-крестьянские, а генеральские, врага нашего Кащеева-Бессмертного». Вскочил тады Бова, красный королевич, советский богатырь…
В т о р о й. Королевичей советских не бывает…
П е р в ы й (безапелляционным тоном). Бывают! Вскочил на крепкие ноженьки да как свистнет! И сразу перед ним сорок лучших ребят призывного возраста: год рождения одна тысяча восемьсот девяносто восьмой, сорок молодцов выстроилось. И сказал им тады Бова Королевич: «Не догнать пешим конного, пеший конному — не товарищ. Выводите, други-молодцы, лошадок, седлайте их красными седлами, берите в руки сабли да винтовочки и айда за мной: генерала Кащеева-Бессмертного с земли нашей гнать». И кинулись сорок молодцов за лошадками да за саблями с винтовками. А сам Бова Королевич снял со стены пистолет системы «Маузер» — еще в ту войну у Вильгельма отнятый — и вывел Семена Ивановича — коня своего. А у Семена Ивановича — глаза как звезды, грива ночью раскинулась, и рост, между прочим, такой, что от тени его пошли по деревне сумерки. Вскочил на коня и крикнул…
В т о р о й. Страшным голосом?
П е р в ы й. Ага… «За мной, дорогие друзья!» Выехали за околицу и погнали коней.
Пауза.
Двадцать дней ищет Бова со товарищи генерала Кащеева и найтить никак не может, потому хитрость большая у Бессмертного. Серчает Бова Королевич, ругается в маму: «Не может, грит, быть. Не вернуся, пока белые генералы на земле нашей свободно гулять будут». А только Кащеева все равно нет. Что ты будешь делать? Едут наши лесочком, а навстречу им — кто?
В т о р о й. Не знаю!
П е р в ы й. О! Серый волк.
Слышны далекие раскаты грома, рассказчик прислушивается.
Гроза надвигается. Небо сильно затягивает.
В т о р о й (быстро). Может, боком дождь пройдет. Валяй дальше! Серый волк им навстречу…
П е р в ы й. Да. Остановился Бова, а серый волк говорит: «Здрасте! Послали меня московские рабочие, вам на помощь. Потому, грит, я зверя вумная, я генерала Кащеева вмиг найду. Он, стерва, хитрый, а я, грит, еще хитрей». И побежал. Ну, наши, конечно, за ним. И — представьте себе: в два дня отыскал генерала волчуга. Сидит этот злодей под деревом, а у ног его Елена Прекрасная, связанная. «Будешь, грит, моей женой, а не то — душа с тебя вон». Молчит Елена Прекрасная, только головой мотает да слезы у ей с глаз текут. Тады схватил вострый нож генерал Кащеев и замахнулся на нее. А наши — в засаде! «Эх, — крикнул Бова страшным голосом, — быть Бессмертному смертным!» Как ахнет с маузера три патрона! Кащеев — только брык на землю. И пошла всеношная — белых рубать.
В т о р о й. Ну?
П е р в ы й. Ну что — ну? Ослобонили Елену Прекрасную. Домой пригнали, стали жить да поживать да хорошую жизнь наживать. Сказка, конечно…
В т о р о й. Это сказка из жизни. Про нас старики сложили. Хорошая сказка, я ее запомню и запишу.
Слышен чей-то стон. Красноармейцы насторожились.
Показалось, что ли?
П е р в ы й. Вроде стонет ктой-то?
В т о р о й. Показалось.
Пауза.
А ведь верно: силен наш враг, хитер, ловок. Трудно генерала словить. Он — как угорь, собака.
П е р в ы й. Ну и мы тоже не лыком шитые. Какую силу создали в месяц, не больше.
В т о р о й. Я ничего не говорю. Сцепиться бы, а там уж посмотрим, чья возьмет: наша звездочка красноармейская аль офицерский погон!
П е р в ы й. Хорошо бы, а то он вчера, сука, опять улизнул! Ищи ветра в поле.
В т о р о й. Найдем, куды он денется?
Опять слышен стон, на этот раз отчетливый. Красноармейцы бросаются вперед.
В кустах — здесь!
Выходят из темноты и вытаскивают какого-то человека. Подносят его к костру. Это С и к о.
В т о р о й. Совсем худой… Крови-то сколько!
