– Мне так жаль, Эдит, – сказал Франц, но что и какими словами вообще можно говорить о человеке в полном расцвете лет, жизнь которого прервалась в одночасье: в одно мгновение он жив, в следующее – мертв? И ради чего?

– Это случилось недалеко от границы, – пробормотал Франц, уставившись на свои переплетенные между колен пальцы. Они сидели рядом на скамейке на морозном воздухе, он низко опустил голову. – Мне сказали, что какая-то деревня. Отряд Генриха направлялся к бункеру возле нее…

Эдит сделала то, чему хорошо научила ее эта война. Она опустила вокруг головы вуаль бесчувственности. Через края этой вуали в ее сознание пробирались образы. Генрих берет ее за руку, когда они бродят по пустым галереям Пинакотеки после вечернего закрытия музея. Они кормят уток, катаясь на маленькой лодочке по парковому пруду. Он помогает ее отцу чистить яблоко. Он убирает с ее лица локон волос и прижимается губами к ее шее.

Эдит представила себе, как губернатор Франк сидит за своим гигантском столом, попивает польскую водку и пялится на своего да Винчи над радиатором, когда Генрих и тысячи других погибают в кровавых битвах. Она теперь ни на секунду не сомневалась, что Ганс Франк, генерал-губернатор, лично выбранный Гитлером, был в ответе за это все, за каждую жестоко прерванную жизнь – и врагов, и соотечественников – по всей Польше. При мысли о его внимании, его фальшивом налете обходительности у нее по спине побежали мурашки.

Франц продолжал рассказывать ей подробности о гибели Генриха, но эта жестокая информация больше не умещалась у нее в голове. Все, о чем она могла думать, – она потеряла мужчину, за которого вышла бы замуж, и виноват в этом был губернатор Франк.

– Если вы не хотите навредить себе, останьтесь в постели. – Как только Лукреция Кривелли завязала последнюю вышитую жемчугом ленту на голове Чечилии, раздался стук в дверь.

Чечилия увидела в зеркале отражение Леонардо да Винчи и улыбнулась ему. Этот скромный ремесленник из Флоренции выглядел так, что любой незнакомец принял бы его за герцога. Он был одет в тщательно подобранные фиолетовые чулки и кожаный камзол с блестящими при свете ламп металлическими заклепками.

Чечилия ахнула.

– Синьор, вы потрясающе выглядите.

Он поклонился.

Но попытавшись подняться со скамеечки у зеркала, чтобы его поприветствовать, Чечилия поняла, что не может разогнуться. Художник кинулся к ней, и Лукреция подхватила ее за руку.

– Вы в порядке, синьорина? – спросил мастер.

– Акушерка советовала ей оставаться в постели, дабы прекратить кровотечение, – сказала Лукреция. – Период сейчас такой опасный. Но она ничего не слушает.

Чечилия нервно рассмеялась и выпрямилась.

– Пожалуйста. Я в порядке. Ничего серьезного.

Ей было нехорошо со вчерашнего дня, она ощущала слабость, а ее живот превратился в такой тугой мяч, что иногда ей приходилось сворачиваться в постели калачиком, чтобы облегчить это чувство. Она надеялась, что сможет кончить репетицию сонета и песни прежде, чем будет вынуждена снова лечь. Факт заключался в том, что, хотя она до смерти боялась родов, она просто не могла позволить себе дать Людовико повод отослать ее. Она должна отстоять свое место при дворе Людовико, и за нее этого никто не сделает. Одна песня. Приветствие гостей его светлости. А потом она вернется в постель, как велела акушерка.

Чечилия взяла Леонардо под руку, и они вдвоем направились по коридору к большому залу, где Людовико проводил свои самые важные мероприятия. Она шла медленно и неуклюже, а он старался поддерживать ее. Фонари мигали и мерцали вдоль похожих на пещеры коридоров, ведущих в большой зал. Подол ее недавно сшитого зеленого бархатного платья скрипел по мрамору. Чечилия нервно оглядывалась: она впервые со дня свадьбы Людовико вышла из своих личных покоев, где провела несколько месяцев. Горничная склонила голову, и Чечилия почувствовала облегчение от того, что та молчит, когда они проходят мимо.

– Она едва идет, – тут же услышала она, как Лукреция шепчет горничной. – Посмотри на нее!

Впереди, в освещенном лампами вестибюле главного зала, уже собралась группа придворных дам и гостей. Чечилия почувствовала трепет, а потом спазм в животе, но это быстро прошло. По толпе прокатился рокот, и все расступились, пропуская подошедших Леонардо и Чечилию. Чечилия посмела поднять глаза и увидела их открытые, полные любопытства лица, в которых читалось такое нетерпеливое предвкушение, что ей даже удалось улыбнуться. Она знала, что от нее ждут, что она поразит их своим вокальным даром. Она уже делала это и сможет сделать это теперь, убеждала она себя. Она собралась с духом.

За дверью вестибюля она услышала голос Бернардо и приободрилась достаточно, чтобы направиться к большому залу. Она знала, что рисунки Леонардо выставлены для ознакомления гостей по всей комнате, а ее портрет стоит в центре, задрапированный до пола бархатом, который сам мастер снимет, когда придет время представить свой шедевр. Мастер да Винчи крепко прижал ее руку к своему боку, и она почувствовала, что все будет хорошо.

Но стоило им свернуть в вестибюль большого зала, раздался громкий крик. Толпа замерла. Стук каблуков эхом пронесся по мрамору. По коридору бежала женщина.

Леонардо выдернул руку из-под руки Чечилии, и вместо этого обхватил ее за талию, чтобы поддержать.

Она услышала, как он шепчет ей на ухо:

– Беатриче. Dio[51].

– La dogaressa[52],– услышала она пронесшийся по толпе шепот.

До этого момента она ни разу не видела невесту Людовико, но – невероятно! – теперь она стояла прямо перед ними.

– Разве она не должна была уехать в Феррару? – прошептал Леонардо.

Чечилия была так ошарашена, что потеряла дар речи, когда женщина подбежала к ним. Казалось, весь мир замер, когда Беатриче посмотрела в глаза Чечилии. Две женщины стояли друг напротив друга, похожие как близнецы, и смотрели друг на друга, разинув рты.

Обе они были одеты в бархатные платья глубокого зеленого цвета, почти одинаковые. У них обеих были каштановые волосы, заплетенные в спадающую на спину косу, и полные огня темные глаза. Леонардо стоял между ними двумя, загораживая собой Чечилию. Но Чечилия мягко отодвинула его рукой. Она никогда не хотела увидеть жену Людовико, но теперь не могла отвести от нее взгляда.

Из толпы гостей, увеличившейся после яростного крика Беатриче, никто не издал ни звука. Чечилия не знала, что сказать женщине, на месте которой она хотела быть все эти месяцы, столкнувшись с ней лицом к лицу. Но Беатриче не просто заняла место, которого заслуживала Чечилия. Как Людовико мог жениться на женщине, которая выглядит в точности как она сама?

Беатриче отвела глаза от Чечилии и стала всматриваться в толпу гостей, собравшихся в ее замке.

– Где он?! – обратилась она к ним. – Людовико!

В конце коридора Чечилия услышала знакомый звон металла, который всегда сопровождал регента Милана, когда он шел на официальные мероприятия. Небольшого роста брюнет протиснулся сквозь толпу. Она увидела его в первый раз за эти недели, и ее сердце кольнуло.

– Ради всего святого, что происходит? Моя невеста…

При слове «невеста» Чечилия ближе пододвинулась к Леонардо.

– Эта шлюха! – Беатриче обвиняющим жестом указала на Чечилию. – Что она здесь делает?

В коридорах резкий голос Беатриче подхватило эхо. Толпа гостей устремилась вперед, привлеченная грядущим скандалом.

Взгляд черных глаз Людовико упал на Чечилию, и герцог понял, что ее фигура не может ничего скрыть. Он перевел глаза на окруживших их уважаемых гостей и издал нервный смешок, словно пытаясь разрядить тучу, которая угрожала разразиться такой грозой, что смоет их всех. Он обнял Беатриче за плечи, а Леонардо сделал то же с Чечилией. Две женщины стояли лицом к лицу.