Однако сегодня вечером, она по привычке включила канал «Культура». Стильная ведущая беседовала с хрупкой маленькой женщиной. В женщине Олеся узнала Софию Губайдуллину, много лет назад переехавшую в Германию. Беседовали о красоте, о музыке. София рассказывала, что помнит, как в шесть лет импровизировала за фортепиано и вдруг пришла к мысли, что не может закончить ни одну свою фантазию, не найдя, как привести все фразы к определенному звучанию. А когда выросла, узнала, что то, что она тогда искала, называется тоникой. Рассуждала, что, прожив длинную жизнь, все еще ищет идеальное звучание музыкальных инструментов, но уже почти уверена в том, что не найдет его. Олесю поразил ответ композитора на вопрос, не хочет ли она преподавать. София сказала, что педагог, это человек, который всенепременно знает, как должно быть.

– А как должно быть, у меня до сих пор под вопросом. Совершенство не достижимо. Человек не должен быть высокомерным. Он не должен разгадать тайну совершенства.

Олеся вдруг задумалась о том, каким количеством педагогов окружают современных детей. Сколько ненужного в них пытаются вместить. А ведь единственное, что, по сути, должен понять ребенок, это – в чем его призвание. И, судя по словам мудрой Софии, сделать это самостоятельно. Олеся вспомнила то бесконечное число раз, когда ей приходилось отвечать на вопрос мамы и ее знакомых: кем она будет, когда вырастет? А в итоге просто удачно вышла замуж и стала «боевой» подругой Глеба. Впервые Олеся задумалась о детях. Она испугалась, что может не успеть, и одновременно порадовалась, что время еще есть. Ей очень хотелось не навредить будущему малышу своей авторитарностью и тем, что она пока сама не понимает, кто такая. Олеся даже не заметила, как невзначай стала гладить живот. Но до материнства было еще далеко. И есть время хоть что-то понять про себя. Хоть что-то… Олеся криво усмехнулась и вдруг отчаянно позавидовала Софии, которая всегда знала про себя все. Из дум в настоящее женщину вытолкнуло необычное слово – эгрегор.

На экране уже шла другая программа. В ней ведущий говорил о важности установить связь с местом, где живешь. Мол, надо так напитать это место своей энергией, чтобы над ним появился невидимый купол, функцией которого является защита обитателя места от чужих злых мыслей и деяний. И что, находясь под ним в состоянии безопасности и неги, ты сможешь получить ответы на интересующие тебя вопросы. И когда эти ответы придут, по телу разольется тепло. Так ты поймешь, что к тебе пришло именно то, что нужно. В студии появился священнослужитель и стал рассказывать о семейном эгрегоре, он же отчий дом, куда хочется возвращаться и где, по словам служителя, в тени ветвей семейного древа человек завсегда будет чувствовать себя благостно.

– А если у человека нет отчего дома, что тогда делать? – задала Олеся вопрос телевизору.

И тут же получила ответ. В дискуссию вступил ученый. Он отметил, что эгрегор – это биополе. В случае, описанном священником, коллективное. Что, эгрегор ранее и рассматривался только как некое коллективное биополе. Но поскольку сегодня уже известно, что энергией обладают не только люди, но и вещи, это означает, что любой одиночка в состоянии собрать свой эгрегор. Иными словами, сконструировать пространство, в котором ему хочется засыпать и просыпаться, где безопасно и куда он стремится после тяжелой работы; место, где каждая вещь хранит тепло его рук потому, что сделана его руками, где есть любимые книги, компьютер, кот, у которого тоже своя энергетика, совпадающая с энергетикой человека, которого кот выбрал. А уж если человек хочет установить связь с неким космосом для получения ответов на вопросы, о чем говорил ведущий, собирать такой эгрегор для чистоты эксперимента стоит вдали от большого скопления людей, чтобы их эгрегоры не резонировали.

– Почему кот? Почему не пес? – спросила Олеся и нашла глазами глаза Амура.

Темный комочек лежал спиной к входной двери, уши торчком, взгляд дерзкий, он явно давал понять своей хозяйке, что дом под надежной охраной. И тут Олесю осенило. У нее теперь есть свой эгрегор. Вдали от людей. Значит, ответы на вопросы не заставят себя ждать. Уставшая и счастливая она заснула.

Место свободы №4. Фамилия

Утро выдалось солнечным. Море перестало штормить и окрасилось в бирюзовый цвет. Олеся вышла на веранду с куском своего первого свежеиспеченного хлеба, чтобы покормить себя и чаек. Красивые белые птицы рассекали сильными крыльями воздух, на лету подхватывая аппетитные румяные куски. «А не позагорать ли мне?» – решила она и вернулась в дом облачиться в новый красный в белый горох купальник. Снова выйдя на улицу, обнаружила у шезлонга двоих мужиков. Один озадаченно чесал рукой заросший затылок.

– Придется вам, барышня, с загаром повременить. Мы тут кое-какие работы задумали. Через полчасика начнем. Пыль будет лететь.

– Ну вот еще, – расстроилась Олеся. – А я свои только закончила и хочу, наконец, насладиться тишиной и покоем этого дивного места.

– Тишиной! – громогласно произнес второй, лысый и бородатый. – Да тут все только разворачивается. Ты что думаешь, только ты в красоте жить хочешь? Сейчас бригады подъедут строителей, уборщиков. Весь апрель и май у нас коллективный субботник. Мораторий на шум начнется с июня, когда жены и дети появятся. Так что впереди два месяца веселья.

И понеслось. Куда бы ты ни переехал, сосед с дрелькой всегда найдет тебя. Днем свист и визг от строительных работ, ночью гогот пьяных мужиков, вырвавшихся на волю из тесных городов. Оказалось, Казик любитель попеть. Кто-то, кто это знал, привез с собой микрофон, огромную колонку и Казик сутками создавал музыкальное сопровождение. В его репертуаре значились Григорий Лепс, Михаил Круг, Михаил Боярский и Стас Михайлов, чуть реже звучали оперные арии. Эхо от его пения то и дело летело по горам. Другой кто-то выделил Казику катер, рыболовные снасти и выдал поручение ежедневно снабжать всех рыбой и морепродуктами. Казик отправлялся в море и возвращался назад с сетями, полными серебристой ставриды и огромных серо-зеленых крабов. Кости и панцири, оставленные после ночных пиршеств прямо на столах, подхватывал утренний ветер и разносил по округе. Олесе казалось, что она попала в ужасный параллельный мир – тот, который обычно не показывают женщинам.

Приехал вездесущий Борька. Из его джипа его помощниками были выгружены целых восемь ящиков водки. Борька сел в джип в Сочи прямо после совещания и предстал перед Олесей в нереально мятых когда-то белой рубашке и синем костюме, из кармана которого свисал галстук. Не то, чтобы у Бори не могло быть галстука. Мог. И вполне понятно, что во время совещания этот галстук, скорее всего, был повязан. Но почему в пути его, скажем, нельзя было положить в портфель или бардачок, Олесе было не ясно. Вернее, ясно. Она начала потихоньку представлять себе, что за личность этот Борька, и громко фыркнула, а Борька в ответ погрозил ей толстым указательным пальцем. Не переодевшись и не сняв с босых отекших ног дорогие коричневые кожаные ботинки (носки в пути видимо затерялись) Борька вытащил на веранду холодильник и старый подранный удлинитель со сломанной розеткой. Воткнул в него в холодильник, собственноручно с большой любовью перегрузил содержимое ящиков охлаждаться и ссыпал в морозилку с какого-то подноса рюмки, явно валявшиеся с прошлогоднего пиршества. И пошло-поехало.