Перед рассветом Олесю разбудил какой-то звон, сопровождаемый мужским разноголосьем. В темноте тоненькая малиновая полоска едва-едва занималась над морем. Женщина вышла на улицу и обомлела. Почти на всех верандах пьяные чуваки по двое изображали сцену из «Титаника»*, ту самую, в которой героиня Кейт Уинслетт Роза стояла на носу судна, раскинув руки, а герой Леонардо Ди Каприо Джек страховал ее, обняв за талию. На соседней веранде роль Розы исполнял лысый бородатый мужик. Джеком стал его лохматый друг. Но был еще и третий неизвестный кинематографу персонаж. Изображал его Борька. В одной руке он держал старую немецкую каску, а в другой – складную солдатскую лопату. Когда лысо-бородатый вскрикивал « Уух!», мужики с соседних веранд его подхватывали. Для Борьки это служило сигналом надеть на лысую Розу каску и три раза треснуть по ней лопатой, отчего, собственно, и разливался звон. Потом он снимал с лысо-бородатого каску, тот шатался, лохматый целовал его в темечко и кричал:

– Родной ты мой…

И все снова повторялось. Казик обезьяной сновал с веранды на веранду и снимал сие кино на выданную ему камеру.

– Погоди, Борь, я со стороны моря зайду, общий план хочу снять.

Не выпуская из рук камеры, Казик стал спускать на воду лодку.

– Детский сад, – расхохоталась Олеся и вернулась в постель.

Вскоре к Боре приехала жена Катя с сестрой и племянником. Олеся было подумала, что попойки прекратятся, но не тут-то было. Катька была подстать Борьке, и к ночным мероприятиям теперь добавились танцы. Под Верку Сердючку в исполнении Казика Борька кружился под руку с Катькой, лысо-бородатый с лохматым, остальные мужики кто с кем. Сестра с племянником участия в банкетах не принимали. Олеся видела их всего пару раз уезжающими или возвращающимися с велосипедной прогулки вдоль виноградника.

Катя уехала. А через неделю к Борьке снова приехала жена. В этот раз Светлана – мать Борькиного сына. И была она с мамой. Предприимчивая парочка прикатила с собой арендованный грузовик, загрузила его вытащенными из Борькиного эллинга белыми кожаными диванами и креслами, мраморной расцветки с золотыми инкрустациями столами, стульями и шкафами. И укатила!

– Чтоб не поджег в «белой горячке», – объяснил Казик Олесе. – В июне, когда снова приедут, назад все привезут. Представляешь?! И та, и другая – его официальные жены. Борька – официальный многоженец. У него два паспорта. В одном стоит штамп об одном браке, в другом – о другом. И так он крутиться ухитряется, что Катя со Светланой друг о друге ничего не знают.

– Зачем ему это? – удивилась Олеся. – Обычно, если мужик блудливый, у него жена да пара любовниц. И все на своих местах…

– Он не блудливый, – сказал Казик. – Просто у него две жены. И обеих он любит. И обеим дал свою фамилию.

– А какая у него фамилия?

– Барышников. И Катя и Светлана обе Барышниковы. Ведь когда у жены фамилия мужа – это что?

– Что? – спросила Олеся.

– Это значит, что она ему принадлежит. Падеж какой?

– Какой?

– Родительный. Катя чья? Барышникова. А Светлана чья? – загоготал Казик. – Тоже Барышникова.

Олеся задумалась, а она чья. Женщина все еще носила фамилию Штейн. А до Штейн у нее была фамилия несуществующего отца – Зима. Об отце Олеся совсем ничего не знала. Мама не рассказывала. Обмолвилась однажды, что очень, мол, был плохой человек.

Дни шли. Распорядок жизни у Олеси и Амура стал примерно такой. На рассвете Амурчик подходил к кровати, неся в зубах смешные Олесины носки-тапочки, клал их и несколько раз громко лаял. Это означало, что пора вставать. После стакана вкусной воды из-под крана и яблока Олеся брала щенка на руки, сносила его вниз по лестнице – малыш пока наотрез отказывался ходить по узким ступенькам – и они отправлялись к Валентинычу. Отвязывали Крокуса и долго гуляли, обходя виноградники, село, забредая туда, где в лугах без всякого присмотра паслись деревенские овцы, коровы и кони. Если Амур уставал, его брал на руки Валентиныч. Возвращались они, когда солнце начинало припекать, а мужская братия аккурат отходила на покой, заставший кого в каком месте. Пару часов мужики спали. У Олеси же было время на то, чтобы плотно позавтракать на веранде, немного позагорать и в тишине почитать. Далее показывали продолжение стройки. И, если честно, смотреть это кино ей еще не надоело. Олеся крутилась в своем эллинге, занимаясь разными делами, и через окна украдкой наблюдала за происходящим.

– Интересно, а Штейн, когда без меня, какой? Такой же дурной и трудолюбивый или какой-то другой? Интересно, и чем он сейчас занят?

По вечерам Олеся гуляла уже только вдвоем с Амуром. Валентинычу трудно было осилить две прогулки за день, а Крокуса старик пока доверять побаивался. Как правило, они отправлялись в деревню за продуктами или шли за военную часть на другую сторону Прибрежного на пустынный пляж побродить на закате в полной тишине. Олеся разговаривала с псом, рассказывая, как называется все, что они по дороге встречают. После заката женщина запиралась на замки и смотрела, лежа на удобном диване, сериалы. Уже были просмотрены «Острые козырьки», «Кассл», «Дом дракона» и «Темные начала». Сейчас она смотрела «Хорошую жену».

– Интересно все же. Что делает Глеб?

Ответ пришел на следующий день, когда Олеся, лежа на веранде, листала ленту телефонных новостей. Заголовок очередной новости гласил: «Чета Штейн устроила пышный праздник в своем новом особняке в честь свадьбы». На фото были улыбающийся Глеб и… ее мать. Текст насчитывал всего пару строк: на банкет был приглашен весь телевизионный бомонд, подробнее вы узнаете из специального выпуска новостей шоу-бизнеса вечером на таком-то канале.

«В смысле? Что еще за чета Штейн? Какой свадьбы? Какой особняк? И что мама делает рядом с Глебом?» – в голове завертелись вопросы. Олеся набрала маму – абонент не доступен. У Глеба то же самое. Тогда Олеся набрала сестре, и та радостно в красках с места в карьер начала рассказывать о том, как они с мужем сидели за столиком с самим Какшаровым и что это, молодец какая, Олесина мама устроила, зная, что им будет, о чем поговорить. Сестра тараторила и тараторила: какие на ком были наряды и кого ей еще удалось узнать из присутствующих актеров, певцов и ведущих.

– А что за событие-то было? – еле вклинилась со своим вопросом в болтовню сестры Олеся.

– Как? Ты не знаешь? Твой муж с твоей мамой поженились! – торжественно произнесла сестра и замолчала.

– И мне никто из вас не позвонил. Я уже не говорю «приехал», чтоб как-то смягчить удар, поддержать… Я на новость в таблоиде наткнулась. Понимаешь? Я тебе звоню с вопросом о таинственном банкете, который устроил мой муж, и ты битый час тарахтишь о своих приключениях среди «звезд» и ни слова о том, что произошло. Ты понимаешь, что произошло? – Олеся сорвалась на крик. – Это же предательство! Вы все меня предали!

В трубке висела тишина.

– Ты тут? Ты чего молчишь? – крикнула Олеся.

– Ничего. Я-то здесь при чем. Это ваши дела. У них, кстати, новый особняк. Глеб купил по случаю новой жизни. Но тебя туда вряд ли пустят.