— Мы сегодня как раз будем обсуждать проведение гонок, еще встретимся во дворце, — ответил я вежливо, хотя уже и устал от его брюзжания.

Я оглядел толпу расходящихся сенаторов и куриалов, как в Риме называли советников правительства от местных властей. Дядя уже давно уехал, Цинна тоже. Наверное, понял, что ему не светит остаться магистром оффиций в ближайшее время. Мне же нужно было найти много денег в ближайшее время.

Кто из этих людей мог бы мне их предоставить? Наверное, только члены правительства, мои дядя и отец. Чтобы провести то, что я задумал, мне требовались деньги, много денег. И это не считая тех проектов, которые я затеял во время проведения Эквирий.

Внезапно среди расходящейся толпы я заметил человека, пристально глядящего на меня. Я сразу догадался, что это Друз Секстилий Фальк, тот самый лидер левков, что приказал Критону прикончить меня. Чего это ты уставился на меня, прищурившись, будто бы планируешь, куда нанесет удар твой следующий наемный убийца? Оглянувшись, я увидел, что мои огромные телохранители стоят наготове, а значит опасность быть умерщвленным прямо сейчас не стоит на повестке дня.

Ну что же, почему бы с тобой не поиграть в гляделки, юный главарь «белых»? Я кое-чему могу научить тебя в этой несложной, но напряженной игре. Решив так, я уставился на Фалька, твердо уверовав, что в конце концов все равно одержу над ним победу.

Но в это же самое время лидер партии левков внезапно сорвался с места и бросился ко мне. Он реально не шел, размахивая руками, а именно бежал, причем делал это очень быстро.

Учитывая то, что он отправил ко мне Критона, я отступил назад, а впереди всех оказался Марикк. Фальк хотел обогнуть неожиданное препятствие в виде человека-горы, которую представлял из себя Марикк, но не смог.

Бывший разбойник просто вытянул руку, схватил бегуна за шею и легким движением руки бросил на землю. Дьявол тебя раздери, Марикк, ты что, с ума сошел? Как мне привлекать на свою сторону лидеров партий, если ты кидаешь их в грязь, пачкая белоснежные одеяния с позолоченными краями?

— Что случилось? — сказал я, подходя ближе к Фальку и помогая ему подняться. — Вы так бежали ко мне, что споткнулись и упали? Не ушиблись?

Факционарий белых оттолкнул мою руку и поднялся сам, красный от смущения и волнения. Он двигался резко и прерывисто, кажется, бегать всюду было его привычной для него манерой передвижения. Вот проклятье, видимо, я с помощью моего телохранителя сделал порядочную глупость.

— Я хотел просто поздороваться с вами, император и выразить свое почтение, — сказал Фальк, отряхивая одежду от пыли и грязи. — Но ваш тупоголовый охранник принял меня за убийцу. Вы можете сказать ему, кто я такой и что у меня в обычаях нет убивать императоров?

Я с удивлением глядел в это худое и молодое лицо, настолько же неописуемо безмятежное, насколько и умеющее выдавать ложь за правду. Наверное, даже я, выдающийся лжец, не смог бы стоять перед человеком, которого поручал убить, и с такой восхитительной наглостью заявлять ему, что он никогда бы так не поступил. Что это, высший пилотаж по цинизму? Недаром мне говорили, что Фальк выдающийся человек.

— Что же, я очень сожалею о случившемся, — ответил я. — Вам не следовало так торопится, он принял вас за убийцу, бегущего ко мне с кинжалом. Вы знаете, что на днях на меня было совершено два покушения, одно с ножом, другое с ядом? Поневоле пришлось принять меры безопасности, ничего не поделаешь, поймите меня, сенатор.

— Да, я слышал об этом, — беззаботно сказал факционарий, закончив отряхиваться и даже ухом не поведя при упоминании Критона. Какой, однако, выдержанный молодой человек, у него действительно большое будущее. Надо с ним подружиться, чтобы не пришлось убивать. Право, я буду искренне сожалеть, если мне придется все-таки уничтожить его. — Говорят, злодей потом ушел с вами на праздники Луперкалий, но так и не вернулся. Видимо, ему стало плохо по дороге и он скончался, а теперь валяется где-нибудь в канаве? Что касается меня, то я должен предупредить, что всегда двигаюсь очень быстро и окружающие действительно часто пугаются моих резких движений. Но я не думал, что император тоже встревожится, ведь вы такой храбрый молодой человек, готовы сами драться любым видом оружия.

— Этот преступник, его, кстати, звали Критон, пытался снова прикончить меня, поэтому мне пришлось приказать его убить, причем этот вопрос решен теперь окончательно, — сказал я, пристально вглядываясь в лицо Фалька, дрогнет ли оно и выдаст ли своего хозяина.

Но нет, я же говорю, этот человек обладал удивительной выдержкой, на его физиономии не дрогнул ни один мускул. Более того, он тут же быстро добавил:

— И правильно сделали, император, таких гнид надо давить в самом зародыше, еще когда поймали его.

— Возможно, нам так и надо было поступить, но мы ведь пытались узнать имя организатора преступления, — вкрадчиво сказал я, продолжая пристально следить за собеседником. — И вы знаете, перед смертью он успел кое-что сказать… Он назвал имя своего заказчика.

— Да что вы говорите, и кто же это был? — с восхитительной выдержкой спросил Фальк.

Он продолжал пристально смотреть на меня, но я понимал, что не могу сейчас назвать его имя, для этого еще не пришло время. Может быть потом, когда я стану настоящим императором которому никто не смеет противоречить, а казна которого полна золота, я и смогу говорить своим противникам в лицо обвинения, но только не сейчас. Я же решил поре укротить этого зверя и уничтожить его только в случае крайней необходимости, когда других мер уже не останется.

— Не могу сейчас сказать, это государственная тайна, — ответил я, пожав плечами. — Надеюсь, вскоре смогу сказать вам, но только не сейчас.

— Что же, буду ждать, когда вы удосужитесь сделать это, — с легкой насмешкой сказал Фальк. — Только слишком не затягивайте, таких людей надо уничтожать сразу, без промедления.

Он быстро откланялся мне, поскольку болтать было больше не о чем и ушел, запрыгнув на колесницу, запряженную четверкой лошадей. Я поглядел вокруг и обнаружил, что остался один в окружении своих сторонников.

Потом я вспомнил, что так и не поздравил еще Залмоксиса. Я подошел к дакийцу, обнял и сказал:

— Ты настоящий боец, прости, что сомневался в тебе, — и, подняв его руку, закричал на весь город: — Люди, глядите на победителя в поединке! Это тот, кто спас честь императора. С этих пор мы так и будем называть тебя, Залмоксис Честь Императора!

Дакиец смущенно улыбался, но я и теперь, глядя на него, не мог поверить, что этот человек только что завалил такого огромного противника, настоящего бегемота по комплекции. Надо было обладать огромной силой и невероятной ловкостью, чтобы победить в таком неравном поединке.

— Лакома, выдай ему сотню солидов! — приказал я. — Пусть все знают, что за подобные доблестные поступки я буду щедро награждать.

Пока я разговаривал с гвардией, ко мне приблизился Парсаний и тихонько прошептал на ухо:

— Господин, Донатина срочно хотел бы переговорить с вами во дворце. Он знает, кто отравил вино.

Когда мы возвращались обратно ко дворцу, то случилось презабавное происшествие.

На всякий случай, Лакома притащил к месту проведения поединка, к каналу Ламиссы, центурию бывших рабов, уже выглядящих довольно молодцевато, складно марширующих и держащих мечи с выпученными глазами. Не думаю, что они смогли бы оказать реальное сопротивление наемникам армии дяди Павла, в случае, если бы по итогам поединка началась небольшая заварушка, но определенное моральное воздействие они все-таки оказывали. Да и просто им было интересно и полезно посмотреть на то, как прошел бой.

В общем, когда мы поехали по утренним улицам Равенны, на которые ложились яркие неимоверно вытянутые в длину лучи солнца, центурия с бывшими рабами бодро зашагала ко дворцу, беспорядочно махая при этом, однако, руками, потому что не отработали до конца умение шагать в едином строю. К тому времени на улицы города уже высыпали жители, спешащие по своим делам, кто на рынок, кто открывать многочисленные таберны — лавки и конторы, а также каупоны и попины, питейные заведения, в которых уже сидели ранние посетители.