– О чём ты говоришь? – её голос срывался.

– Варюха… – попытался Макар.

– Моя мама, – она сглотнула тяжёлый ком, – не моя мама…

Поток слёз хлынул из глаз.

– Варя!

Но девочка уже неслась прочь так быстро, как могла.

Макар чувствовал, как почва уходит из-под ног. Огонь снова обрёл пугающие очертания, треск усилился

– Зачем ты это сделала? – рявкнул он, готовый броситься на женщину с голубыми глазами. – Это ты наворожила! Ты хотела, чтобы я не услышал её!

– Разве ты не обещал подыграть ей в следующий раз? – она хохотала прямо ему в лицо.

– Ведьма! Да кто ты такая!

Он двинулся на неё.

– Дядя Макар! – испуганный Ромкин голос заставил остановиться, он и не заметил, что мальчишка был тут, когда Варя убегала. – Вы чего?

– Не сейчас, малец, я должен с ней разобраться.

– Да с кем? – его глаза становились всё круглее. – Вы же сами с собой разговариваете!

Макар оцепенел. Сердце упало вниз. Он смотрел на Ромку дикими глазами, пытаясь понять, что тот говорит.

– Чего вы тут шум подняли? – знахаркин голос звучал устало, она шла неуклюже переваливаясь с ноги на ногу. – Да затушите уже кто-нибудь этот чёртов костёр!

Макар оглядел её с ног до головы. Синяя бандана, туго стягивающая череп, платье чуть ниже колена и чёрные линзы. Он резко обернулся, видение растворилось.

– Это была не ты?

– Чего? – женщина непонимающе уставилась на него.

– Это была не ты, – он схватился за голову, точно пытался выдавить из неё воспоминания.

– Да что ты мямлишь-то! Говори уже, что стряслось?

Он едва мог отдышаться, но первый шок начал постепенно затухать, глаза прояснились. И знахарка почти удивилась осознанному взгляду, направленному на неё.

– Она была здесь.

– Водяной тебя утащи! Кто?

– Старуха.

Несколько секунд понадобилось, чтобы сообразить.

– Не может быть такого, – отрезала раздражённо, но тут же добавила:

– Подождите, – она глянула на свою раненую руку, следа от ожога уже не было. – Тьфу! Зараза такая! И сюда пролезала!

– Это всё, конечно, очень интересно, хоть и неясно, – вкрадчиво вступил Ромка. – Но кто-нибудь из вас знает, куда могла побежать Варька?

Она чувствовала, что задыхается, сердце рвалось на части. Душевная боль ощущалась физически.

«Обман!» – звучало в голове.

«Предательство!» – рычало что-то извне.

«Подкидыш!» – кричали ломкие мальчишеские голоса.

– Ммм! – неслось откуда-то издалека.

– Я сказала, – звук срывался и терялся на ветру, – не ходи за мной! Убирайся!

Резкое знахаркино слово из Вариных уст звучало жестоко. Стёпка его не заслуживал. И сердцу не хотелось его произносить. Но теперь ею двигало что-то ещё. И это был совсем не разум.

Тень скользила между деревьями параллельно девочке. Выискивала её. Вынюхивала. Следила, готовая наброситься в любую минуту. Сейчас она могла поглотить Варю целиком. Она ощущалась в воздухе тяжёлым смрадом болезни. Свисала с каждой ветки серыми линиями, стелилась по тропинке туманом. Она лилась из сердца непроглядной чернотой, прямо из того места, где ещё пару минут назад были её родные люди.

«Моя мама – не моя мама».

И Макар ей не отец.

«Я – чужая».

Одна во всём мире. Ненужная. Помеха. Ошибка.

– Ммм! – противился Стёпка.

«И брат – не мой брат».

Что-то больно ударило по коленям, сбивая с ног. Тьма накрыла её с головой. Всё исчезло, прямо как в тех снах, что по пятам следовали за ней.

Варя вскочила на ноги. Место показалось знакомым, но всё в нём было каким-то неправильным, изуродованным, чужим.

«Прямо как я», – это не то, что она хотела думать, будто даже теперь кто-то силой врезал в неё слова.

Я-го-да.

– Нет! Только не сейчас!

Варя закрыла уши, зажмурила глаза.

«Проснись! Проснись! Да, проснись же ты!».

Она не видела, но чувствовала. Огонь уже подступал. Жар касался её рук, лицо нестерпимо пекло.

– Больно! Больно! Больно! – взмолилась девочка, когда чьи-то костлявые пальцы вцепились в плечо, так и не успевшее зажить до конца. Казалось, рана открылась вновь.

– Тьфу, неженка какая! – было в этом старческом трясущемся голосе что-то невыносимо мерзкое. Скрежет слышался в каждой ноте.

«Будто ножом по стеклу возят», – поморщилась Варя.

– Ну, уж, девка, не серчай, другого не выдали.

– Что? – от удивления глаза открылись сами, но девочке тут же захотелось снова зажмуриться.

Пустые белки «смотрели» прямо на неё, отчего старуха не казалась слепой. Седые волосы торчали из-под платка непослушной паклей. Морщинистое лицо землистого цвета выглядело мёртвым.

«Как Баба Яга»,– подумалось Варе, и холодок пробежался по позвоночнику.

– Что значит «как»? – недовольно спросила старуха.

Сердце замерло в груди. Варя попыталась оглядеться. Но полутьма мешала понять хоть что-то. Огонь зловеще трещал в камине, и в него смотреть совсем не хотелось. Кажется, это успело укорениться страхом в её душе.

– Кто вы? – попыталась Варя и тут же поняла, как глупо звучит.

– А ты кто? – старуха оголила почти беззубый рот с клыком посередине. Похоже, она пыталась изобразить улыбку. Почему-то такой неприятный жест напомнил девочке о знахарке. И ей это не понравилось.

– Как тебя зовут? – снова заскрежетала женщина.

– Катя.

– Врёшь… – протянула старуха, по-змеиному шипя.

– Или Света.

– Дрянь, – звучало скорее равнодушно, чем злобно.

– Не помню. Я ударилась.

– ЯГДА.

Огонь взвился, готовясь к нападению. Варе стало ещё жутче.

– Это не моё имя.

– Врёшь! – снова зашипела старуха.

– Откуда вам знать? – сердце бешено колотилось, но отступать было некуда.

Пустые глаза остановились, выражая что-то ещё более неприятное, чем прежде. Сухие губы снова скривились в ухмылке.

– Я всё-таки твоя мать. В некотором роде.

В груди что-то дёрнулось подталкивая к горлу ком тошноты. На глаза выступили слёзы. Всё, что угодно, но не это. «Проснись, проснись, пожалуйста, проснись», – беспомощно шептали губы. Звук не шёл. И картинка не менялась. Никто не звал её. Никто не ждал её домой. Дыхание сбивалось и путалось.

Мама.

Нежные руки касались её волос.

Мамочка.

Губы ласково целовали в макушку.

Мария.

«Если у меня родится дочь, когда я вырасту, можно мне назвать его твоим именем?» Мама смеётся и довольно кивает.

«Марья», – ворчит знахарка.

«Ммм…» – ластится Стёпа.

«Машка», – из уст тётки Настасьи звучит почти, как ругательство.

«Мари», – Макар улыбается и подмигивает Варе, замечая, как мамины щёки розовеют.

«Мария», – повторяют Варины губы беззвучно. Любимое имя, как кислородная маска, возвращает поток воздуха.

– Как вас зовут? – непроницаемо спрашивает девочка.

Старуха не успевает подавить смешок: «Ты ещё не поняла?»

– Яга, – скрипит в ответ.

Слепые белки смотрят прямо в зелёные глаза. Варя щурится в ответ.

– У моей мамы другое имя.

Раздражающий, как нечищеный саксофон в неумелых руках, хохот разливается по комнате, заставляя девочку внутренне сжаться. Это один из тех звуков, от которых хочется закрыть уши и бежать.

Бежать.

Раз. Огонь вспыхивает, точно почуяв неладное. Выдох.

Два. Старухин смех сбивается на хрип. Вдох.

Три.

Варя срывается с места. Под ногами что-то путается. Падает. Грохочет. Старуха кричит такие слова, которым могла бы позавидовать даже тётка Настасья. Лишь бы выход оказался правильным. Лишь бы он там вообще был. Толкая дверь, девочка успевает обернуться. Огонь вспыхивает, выливаясь за пределы печи. Пламя, готовившееся к прыжку так долго, хватает жертву за рукав. Не пленницу, а старуху, преследующую её.

Варя ещё слышит вопли и ругань, но останавливаться нет сил. Бежать. Но куда? Всё кажется чужим. Неправильным. Гнилое место, которому она не принадлежит.