– Получить от вас сведения, – пришёл на помощь Ромка, тоном оперуполномоченного из своего любимого сериала. – Очень важные, – добавил менее уверенно.

– Если и впрямь важные, – хохотнула Антонина Сергеевна, – тогда пойдёмте в дом.

В комнате пахло старой мебелью и полынью. Обилие книг на полках завораживало. Варя часто размышляла о том, сколько понадобится лет, чтобы все их прочитать. «Одной жизни тут точно не хватит», – разочарованно вздыхала девочка каждый раз.

Она отхлебнула из кружки странно пахнущий напиток и скривилась. Этот травяной чай только с виду напоминал знахаркин. Вкус очень горький, а запах слишком странный. Но допить всё равно придётся. Мама говорит, что нельзя заставлять себя что-то любить. У Макара на этот счёт своя теория: «Если чувствуешь неудобство или нежелание – лучше сразу об этом сказать, чем всё время обижать человека своей тайной, которая рано или поздно всё равно откроется». Но Антонина Сергеевна – одна из немногих людей, кого Варя не хотела бы расстраивать ни в коем случае. Тем более теперь, когда её помощь так нужна. Поэтому девочка затаивает дыхание и делает ещё один глоток, замечая, как Ромка брезгливо отставляет свой бокал в сторону.

– Что ж, посмотрим, – торопится учительница, появляясь в дверях с приличной стопкой книг на коленях. – Может быть, вот это подойдёт. И почему же вдруг вас так заинтересовала баба Яга?

– Действительно, – бурчит под нос друг, – почему?

Варя не решалась ничего ему рассказать. Она уже была пугающей в его глазах, а любому терпению есть предел. Вдруг она окажется дочерью самой злобной сказочной старухи? Сможет ли Ромка это принять? А относиться к ней как прежде?

– Это для Стёпкиного задания, – выпаливает девочка, заранее приготовленную отговорку. – Вы же знаете нашу ситуацию. А у него каникулы не резиновые, когда он потом успеет подготовиться…

– Какая заботливая сестрёнка, – улыбается женщина, – сразу видно – родная кровь.

Слова, которые ещё недавно заставили бы её сиять, теперь толстой иголкой впиваются в сердце, оставаясь в нём болью. Неприятное ощущение растекается по телу невыносимой слабостью.

– Итак, Варвара, – голос учительницы звучит отдалённым эхом, убаюкивая сознание, – значит, баба Яга. Существует много поверий. Одни ассоциируют её с образом смерти и считают проводником в другой мир.

– Вроде царства Аида? – Ромка звучит резко, диссонирует с тягучей дремотой, всё сильнее затягивающей Варю,

– Скорее перевалочная станция. Межмирье, если хотите. Или всё-таки Межмировье.

– А Яга – перевозчик? – вставляется девочка, пытаясь бороться со слабостью.

– Возможно, – женщина шелестит страницами, быстро пролистывая книги. Ещё одни убаюкивающиё звук.

«Что ж такое!» – злится Варя, с трудом разлепляя глаза.

– А вот ещё, – останавливается женщина, пробегая глазами по тексту. – Часть исследователей связывает этот образ с обрядом инициации, в котором юноша становится мужчиной, проходя определённые испытания. А его наставник как раз… Хотя знаете что?

Книга с шумом захлопывается, резкий звук немного приводит Варю в чувство.

– Есть ещё одна легенда. Можно сказать – местная. Теперь её никто не помнит…

Выждав некоторое время и убедившись, что всё внимание обращено к ней, Антонина Сергеевна начинает говорить.

– Это история о древнем племени врачевателей, которые обитали здесь задолго до того, как славянские народы ступили на алтайскую землю.

Варя смотрит прямо в глаза рассказчицы, но с каждым новым словом тяжесть наваливается на плечи, а пелена застилает глаза. Тьма снова подступает к ней, но отдаленный голос ведёт за собой, дальше от обжигающего огня и пугающей черноты. Туда, где лес ещё не успел обуглиться, а дом – врасти в землю. Там нет старухи с пустыми белками, только прекрасная молодая женщина с длинными чёрными волосами и печальными зелёными глазами. Она возится у печки, напевая что-то задорное, но лицо её остаётся грустным.

Дверь издаёт неприятный звук, от которого всё внутри холодеет, но хозяйка даже не оглядывается.

– Чего ты копаешься? – бурчит вошедшая низким женским голосом. – Времени в обрез.

Фигура, закутанная в чёрные одежды, оглядывается через плечо, рассматривая что-то на улице. Варя успевает увидеть сморщенное старушечье лицо и поблёкшие серые глаза. «Не она», – выдыхает с облегчением девочка.

– Луна не окажется в нужном месте раньше положенного часа, – устало откликается хозяйка.

– Не мудри мудрёную. Знаю без тебя!

Свёрток в руках пожилой женщины начинает подёргиваться. Хозяйка резко оборачивается на звук, глаза её сверкают ядом.

– Живая?

– Это судорога. Пропащий ребёнок.

У Вари обрывается сердце.

– Но душа-то, – поднимает бровь зеленоглазая.

– Ты мне не доверяешь? – щетинится в ответ старушка.

– Я никому не доверяю.

– Я триста лет этим занимаюсь.

– И сколько провалов ты потерпела?

Пожилая женщина шумно сплёвывает под ноги собеседнице, почти швыряет свёрток на тряпки, расстеленные на столе, и, плотнее закутавшись в чёрный платок, разворачивается к выходу.

– Куда собралась? – голос зеленоглазой звучит повелительно, но слышаться в нём нотки с трудом скрываемой тревоги.

– Раз такая умная, сама разберёшься.

– Прошу, – хозяйке требуется много усилий, чтобы смягчить свой тон, – останься.

Старушка медлит, будто выжидает чего-то

– Время, А̀го.

– Тени тебя поглоти, Я̀ги! – сдаётся, наконец, сероглазая.

– Это именно то, чего я пытаюсь избежать, – лукаво улыбается хозяйка. – Если мы всё сделаем правильно.

– Думаешь, твои сёстры делали что-то неправильно?

– Думаю, им не хватило духу дойти до конца.

Огонь в печке вспыхивает, заставляя Я̀ги отдёрнуть руки.

– Проклятье!

Старушка надтреснуто смеётся:

– Нетерпеливая ты.

– Это не имеет значения.

А̀го разворачивает ребёнка, и у Вари холодеет в груди. Малыш похож на резинового пупса – такой же маленький и безжизненный. «Никогда мне не нравились эти игрушки», – морщится девочка.

– Всё имеет значение, когда речь идёт о жизни и смерти.

– Меня смерть не коснётся, – самодовольство Я̀ги поражает, хоть и выглядит она всё мрачнее.

– Всех касается.

– Но не тебя.

– Всех, – повторяет Аго внушительно, задерживая долгий взгляд на собеседнице. – Просто одни встречаются с ней лишь единожды, а другие…

Она умолкает, раскладывая вокруг ребёнка пучки засохшей травы, похожие на те, что висят в знахаркиной летней кухне.

Яги открывает рот, чтобы ответить, губы её шевелятся, но Варя уже не слышит ни единого звука. Разум туманится. Огонь подступает. Картинка смазывается, плывёт, вышибая почву из-под ног. Состояние полёта. Она ненавидит такие сны. «Это значит, ты растёшь», – говорит Макар. Но почему нельзя было придумать более приятного способа? От этого укачивает. И тошнит. А ещё…Варя не успевает домыслить. Изображение снова обретает чёткость.

Аго ворожит над костром, произнося неизвестные слова грудным голосом так монотонно, что если бы девочка не ощущала себя уже спящей, то непременно бы зевнула. Яги укладывает маленькое тельце на возвышение перед собой. И, направив взгляд в небо, начинает повторять мудрёное старушкино заклинание.

Огонь плещется в такт словам, напоминая живое существо. Движения его с каждым звуком переходят в ритмичный танец. «Не по себе», – слишком слабое выражение, чтобы передать гамму чувств, вызванную этим странным действом. Но Варя слишком увлечена и напугана, чтобы вообще о чём-то думать.

Голос старушки возвышается, переходя на крик. Высохшие руки её летают на ветру, как крылья больной, но непокорённой птицы. Ладони сжимаются в кулак и…

Девочка не успевает понять, откуда взялись короткие кинжалы, похожие на два огромных железных когтя. В считанные минуты Аго оказывается возле Яги. Безумный танец её продолжается. Языки пламени повторяют каждое движение. Голоса, слившиеся в одну неприятную, проходящую по телу дрожью мелодию, звучат у Вари в голове, отдавая звоном в ушах. Хочется убежать, спрятаться, но ноги, точно вросшие в землю, не могут сделать ни шага. «Они меня не видят, – слабое утешение, которое почти не спасает. – Это просто сон».