– Так значит, там всё уже было подготовлено? Значит, всё планировалось заранее.

– Откуда я знаю. Я иногда выходила во время перерывов и видела эти ужасы. На улицах уже были пожары. Грузовики горели. Огонь на соседнее здание перекинулся. Ужасные крики со всех сторон, стрельба. Меня Пашка попросил помочь одного раненого дотащить до «Скорой», которая стояла у памятника Мануильскому на Липской. Он уже сам идти не мог, мы его тащили по асфальту, и тут прямо между нами попадает пуля. Может резиновая, я не знаю. Эти сволочи, специально стреляли нам в спину. Может, конечно, и специально рядом, чтобы просто напугать, но было очень страшно, – девушка с ненавистью смотрит на сидящих напротив молодых парней.

– Тебя послушать, Марина, так ты у нас прямо герой с передовой? Ничего не придумываешь?

– Я не придумываю. Там все герои. И все на передовой. Я видела этих людей с разбитыми головами повсюду. Их кучей сваливали возле стен. И парня видела, у которого кисть руки оторвало гранатой. Кровищи было немеряно… Приходите сегодня на площадь, сами всё увидите.

– Зачем смотреть на эту кровь? Зачем вообще туда ходить? Зачем тебе самой это надо? Разве тебе нравится на это смотреть?..

Сергей обращает внимание, что в зале нет Машиного отца. Он встаёт из-за стола, поглаживая Настю по плечу, тихо шепчет на ухо: «Я скоро». Спускается на первый этаж и замечает, что в одной из комнат слегка приоткрыта дверь и доносятся звуки телевизора. Полковник, не отрываясь на вошедшего, внимательно вслушивается в новости событий вчерашнего дня:

«…В Крепостном силовики забрасывали демонстрантов светошумовыми грантами, на Шелковичной использовали помповые ружья, на Липской пустили газ. На Грушевского и в Мариинском парке майдановцев атаковали «титушки» с георгиевскими лентами на рукавах, с битами и металлическими прутьями. «Беркуты» неистовствовали: они не оттесняли митингующих, не старались прекратить противостояние, а в открытую убивали беззащитных людей, не давая им возможности отступить. Разбив колонну майдановцев в нескольких точках правительственного квартала, «Беркут» зажал жертвы в кольцо и теперь методично их убивал. Пытаясь защищаться, демонстранты подожгли шины. На перекрестке Институтской и Шелковичной вспыхнули автомобили. По крышам в дыму прыгали вооруженные спецназовцы, с высоты забрасывая митингующих гранатами. От Майдана вдоль всей Институтской женщины, пенсионеры, студенты выстроились живой цепью. Разбивая брусчатку, они передавали ее из рук в руки – наверх. Оттуда, сверху, выносили раненых. Досталось даже нашему корреспонденту. Делая свой репортаж на Шелковичной в него прилетела светошумовая граната и разорвалась прямо на груди. Спас только защитный жилет, который выдают профессиональным фотокорреспондентам…»

– Всё снимают и комментируют только с одной стороны, всё куплено, все телеканалы, – заметно нервничает полковник, – ни одного кадра, как забрасывают ребят зажигательной смесью. Как их вылавливали по одному и забивали палками и булыжниками. Их послушать, так все зверства только со стороны «Беркута».

– Какая там обстановка сегодня, Александр Михайлович? – Филатов, закрыв за собой дверь, присаживается рядом в соседнее кресло.

– Ситуация нагнетается, обстановка накаляется до предела…

– В городе ведь вроде, всё спокойно?.. У вас дочь замуж выходит. Радоваться надо, а на вас лица нет.

– Это вы из новостей о спокойствии в городе знаете? На площади уже тысячи митингующих опять собирается. Того и гляди вот-вот вновь вспыхнет. Небольшой искры достаточно. Скажу по секрету, у нас сведения, что во Львове почти все районные отделения милиции захвачены и разграблены. Тысячи автоматов и другого огнестрельного сейчас у них на руках. В Ивано-Франковске захватили здание СБУ, забрали три пулемёта, сотни пистолетов и гранат. В Хмельницком, в Житомире, в Ужгороде, В Луцке захватили здания администраций, заставили милицию переходить на их сторону вместе с оружием. По телевизору об этом не говорят…»

На телеэкране выступает депутат Поросенко: «Утром, я вышел из дому, чтобы отправиться на заседание Верховной Рады. Смотрю, прямо возле дома стоят ребята из Самообороны. Я подхожу, здороваюсь с ними, общаюсь. И тут эти ребята прямо у меня на глазах начинают падать и падать один за другим. Напротив – кордон силовиков, и оттуда «Беркут», прикрываясь щитами, стреляет по ним резиновыми пулями. «Что вы делаете? Вас же не провоцируют! Не атакуют! Зачем вы стреляете?» – бросаюсь я к ним. Появляется какой-то их командир и кричит: «Прекратить стрельбу!». А в это время на тротуаре уже лежит с десяток человек, скошенных этими пулями, корчась от боли…»

– Неужели в этот бред кто-то поверит?

– К сожалению, Александр Михайлович, у каждого своя правда. В это действительно многие верят. Это называется пропаганда и формирование общественного мнения посредством средств массовой информации. И она сейчас работает очень массированно.

На экране Поросенко продолжает своё интервью: «… В парке уже вовсю дым, стрельба, начинается что-то страшное. А на краю парка сгрудился Антимайдан. Туда нагнали женщин, среди них достаточно много пожилых – судя по всему, бюджетницы. Они в кольце нашей Самообороны. Я прошу Самооборону вывести Антимайдан отсюда. Нужно было видеть этих женщин – перепуганные стрельбой, они жались одна к другой, многие стояли на коленях и буквально выли от страха. Это страшное зрелище, жуткое! Пытаясь хоть как-то успокоить, направляю их на Парковую аллею. Говорю: «Отходите немедленно, тут сейчас будет бойня». Они причитают и, совершенно обезумевшие, скатываются вниз по этому спуску. Мы прикрываем их отход. И тут ко мне подлетает совершенно неадекватный и невменяемый, обкуренный или пьяный гражданин и орет матом: «Это наша земля! Мы тут умрем! Вон отсюда!» Пока мы с ним препирались, где-то сто пятьдесят женщин успели убежать по спуску. Им вдогонку – стрельба, взрывы…»

– Какая же чудовищная ложь. Я сам был в это время в лагере. Этот розовощёкий депутат сам был, как раз полупьяный с утра. А когда их вместе с таким же приятелем выпроводили подальше, вдруг ворвались отморозки и набросились на женщин с палками и металлическими прутьями. Выбегали мы, когда уже палатки загорелись.

По телевизору уже другой депутат Турсинов: «… В какой-то момент казалось, что перевес на нашей стороне, как тут загорелся штаб Партии регионов на Липской. Этот пожар был использован властью, чтобы снять все ограничения на применение силы, в том числе и на использование огнестрельного оружия. Потому что именно тогда силовики получили подкрепление и начали массово использовать огнестрельное оружие. Они же базировались вместе с «титушками» в Мариинском парке, и оттуда выдвинулись дополнительные силы. Еще одна линия подкрепления – со стороны Богомольца, от МВД. Так они перешли в наступление, зайдя к нам в тыл…»

– Это же слушать невозможно. Почему никто не рассказывает, как моего друга – губернатора Волынской области, избили, облили водой и на морозе приковали наручниками к сцене на площади. А потом, сволочи, ещё и привезли из его дома жену с детьми и поставили перед ним на колени, – голос полковника дрогнул, к горлу подступили слёзы, пальцы рук с ожесточением сжались в кулаки.

По телевизору ещё один депутат Шевченко: «…Наша активистка Лида закрылась внутри автозака, где были раненые майдановцы, и позвонила другим депутатам – попросила о помощи. Вовремя подбежали мы с другими товарищами-депутатами. Силовикам пришлось открыть автозак, и мы смогли забрать раненых. У некоторых задержанных были очень тяжелые травмы – полностью разбиты головы, все лицо в крови. Они не могли самостоятельно стоять. Мы усадили их на лавочку возле «Национального». В это время какой-то силовик с кулаками бросается на товарища. Причем он понимает, что перед ним народный депутат. В это же время на Шелковичной чуть не забили другого депутата. Даже руководство «Беркута» и «вэвэшников» с трудом их сдерживало. Агрессия перехлестнула через край. Это уже была настоящая война. Надо было понимать, что если перед тобой человек в форме, то в любую минуту он может тебя побить, убить, покалечить, что угодно…»