Нет. Мое сердце истерзано тобою. Моя душа чуть не погибла, пока был с тобой. Только Аля смогла его залечить.

— Лизе уже десять, она может выступить на суде и сказать с кем хочет жить! — внезапно бывшая обращается к закону. Надо же!

— Вика, тебе это не поможет. Только оттягиваешь неизбежное. Назови свою цену…

— Хочешь, чтобы я продала тебе свою дочь?

— Если ты это так называешь, то да. Хочу.

— Последний раз прошу — собери ее вещи. Хотя нет, не надо. Всё купим на месте. Так даже интереснее, узнаю, что Лиза любит, что ей нравится, что нет.

— С Алькой будешь выбирать дочери вещи? Надеешься, сделать из нее вторую мать? Мачеха есть мачеха! Такая как твоя жена никогда не примет чужого твоего ребенка. Запомни!

С криков первая жена переходит на слезы.

— Я буду скучать по дочери. Как я смогу жить, не желая Лизоньке «доброе утро», или не целовать на ночь? Не обсуждать наши маленькие секретики.

— Будешь общаться по скайпу. Как я раньше, — смотрю дерзко, а в душе чувствую, что возмездие свершилось.

— Ты разрушаешь мою жизнь, — Вика прикрывает рот ладонью, чтобы загасить всхлипы.

— Ты сама разрушила свою жизнь, когда изменила мне!

— Если не соглашусь? — Викуся пытается взять на «слабо».

— Тогда лишу довольствия, — привожу последний, но самый веский аргумент.

— Я подам в суд на алименты!

— О-о! Будешь неприятна удивлена последствиям. Так что не советую. Смирись.

— Ты непробиваемый. Жестокий.

— Ты сделала меня таким. Спасибо.

— Не благодари!

Копец. Как же я устал от этого бесполезного пинг-понга. Оба знаем, что я выиграю, а она отступит. Зачем тратим время.

Внутри все вскипает. Не люблю препираться с женщинами.

Наконец, до жены доходит, что этот бой она проиграла.

Толкает меня в грудь и бьет по лицу.

— Ненавижу!

— Какая драма! — тьма в моих глазах становится гуще.

— Предатель.

— Сама изменщица, — отвечаю той же монетой.

— Как же я в тебе ошиблась. Бездушный подлец.

— Мама, папа, — слышу тоненький голос дочери, извещающей нас о том, что она слышит наш скандал.

— Лизок уже готова? — улыбаюсь Лизе. Тоненькая фигурка с большим розовым рюкзаком застыла в дверях комнаты. На дочке джинсы, розовая курточка.

Виктория делает пару шагов и застывает как истукан. Рисует на лице самую несчастную гримасу в мире.

— Лиза, ты действительно оставишь меня?

— Мама, я буду звонить.

— Ты меня предаешь… — нагнетает Вика.

— Не смей говорить дочери такие слова! — хватаю жену за плечи, трясу.

Слезы скатываются по её загорелым щекам.

— Шестьсот. В месяц, — выдавливает бывшая очень тихо.

— Повышаешь ставки? — Раньше я платил Вике двести тысяч.

— Да. Уже жалеешь? — голос жены пропитан болью и жаждой наживы.

Дрянь. Стерва. Заноза.

Как же сейчас ненавижу Викторию. Она продает дочь, а я покупаю. Такая вот поганая игра для взрослых.

Вика заставляет меня чувствовать омерзение к самому себе.

Одновременно с этим пышу яростью и готов придушить жену.

Иду на выход. Не оборачиваясь. Лишь слышу за спиной, что плач становится громче.

— Может, вы утром полетите. Сейчас же ночь.

Я не в силах на нее смотреть, но делаю над собой усилие. Оборачиваюсь.

Вика. Такая сейчас жалкая. Разбитая. В растрепанных чувствах.

И даже не понимает, что своими руками разрушила собственную жизнь. Отняла у себя любовь, семью. Дочь.

Обняв себя руками, тихо плачет, глядя нам вслед.

Дочь замерла в дверях, кусает губы, понимая, что она виновница слез матери. Растеряно глядит на меня.

— Беги, попрощайся, — разрешаю малышке обнять и поцеловать мать на прощание. Сам же иду к шкафу с документами.

Спустя десять минут едем в машине в аэропорт.

— Ты бы поспала, всё-таки ночь, — прошу свою малышку. Она глядит на меня невозможными чистыми голубыми глазами и шепчет:

— Мы неправильно поступили. Надо было взять маму с собой.

— Комната для нее еще не готова, — бурчу себе под нос. — Спи.

Едва дочь засыпает, как на телефон приходит смс от любовницы.

Инесса: «Ты где???»

Глеб: «Извини. Забыл про тебя. Тут проблемы вылезли. Мы с дочерью улетели в Москву».

Инесса: «А я?»

Глеб: «Отдохни. Я на два дня проплатил все услуги. Жалко. Пропадут»

Инесса: «Пошел на…»

Понятно. Выключаю телефон, убираю в карман. Спустя мгновение достаю мобильный, и долго борюсь с желанием написать любимой супруге, предупредить, что мы вылетаем. И когда она проснется утром, уже будем дома.

Внезапно вспоминаю, как тяжело она восприняла информацию, пишу краткую смс:

Глеб: «Аленькая моя, любимая девочка. Что бы с нами не случилось, буду всегда любить тебя. Любовь к тебе течет в моих венах вместо крови. Спокойной ночи».

Глеб

— Проснулась? — смотрю на дочь серьезно. Скоро наш самолет пойдет на посадку, а я до сих пор так и не поговорил с наследницей на тему совместного общежития в доме с моей настоящей семьей.

Я уже пару раз начинал этот трудный разговор за время полета, но дочь тут же срывалась в слезы, не желая меня слушать. Уж слишком ее маленькие податливые мозги запудрены матерью.

Это и понятно. За время моего отсутствия дочь превратилась в мамину дочку. Три недели — большой срок для отношения между отцом и дочерью.

Я давно отрастил толстую кожу. Мне срать, что обо мне думают и говорят окружающие. Мне начихать на проблемы и слезы всего мира. Но только не моих детей.

Я ментально очень крепкий человек, меня не сломать железом, не согнуть, не разбередить мне душу слезами.

Глеб Шилов слезам не верит, как и обещаниям.

И только Сашке и Лизе удается сделать меня мягким и пластичным как пластилин. Только они могут лепить из меня всякие разные заковыристые фигуры. И оба об этом знают. К моему сожалению.

— Проснулась? — спрашиваю у дочери. — Хочешь в туалет?

Мотает отрицательно головой.

— Пить?

Кивает.

— Есть?

Снова мотает русой головой, и пряди волос вылетают из ее косы. Отмечаю про себя, что дочь лохматая, но вряд ли я смогу исправить эту ситуацию.

Подзываю бортпроводницу, заказываю воду и колу. Приносит через минуту.

— Умеете заплетать косы? — киваю на дочь.

В глазах девушки проскальзывает изумление от моей дерзкой просьбы, но она мгновенно берет себя в руки и отвечает поспешно:

— Да.

— Лизок, пусть она тебя заплетет. Москва должна увидеть тебя во всей красе! — Не договариваю, кого имею ввиду под словом «Москва». А дочери невдомек, что у моих слов двойное дно, с удовольствием протягивает молодой женщине расческу и резинки для волос.

Меняюсь с Лизой местами, чтобы девушке по имени Валентина было сподручнее мастерить прическу на голове моего сокровища.

Спустя пять минут Лиза забывает всё плохое, и я замечаю на ее детском, уставшем от ночного бдения лице, слабую улыбку.

— Спасибо за колу.

С затаенной надеждой ловлю каждое ее слово. Вот. Вроде бы сейчас она расположена ко мне, полностью открыта для диалога.

— Елизавета, ты уже взрослая. Тебе десять. Должна понимать, что, живя в одном доме с моей семьей будешь вынуждена общаться с ними. Нет никакого отдельного входа и этажа для тебя. Мы живем в одном большом доме — я, Алевтина, твоя…

— Мачеха!

— Вторая мама, так лучше звучит.

— Нет!

— Дочка, она хорошая. Умеет заплетать косы, разбирается в моде, знает иностранные языки. Училась в колледже в Лондоне.

— Хоть в Нью-Йорке!

— Глупышка! В Лондоне очень хорошее образование.

Моментально появляется желание решить все свои проблемы разом, отправив дочь в Лондон.

Внимательно гляжу в умные глаза Лизы, и понимаю, какой бы умницей она у меня не была, слишком мала для самостоятельной жизни.

— Ты не сможешь избегать Алевтину! — выдавливаю и сурово гляжу на малышку. Она же бросает мне в ответ затравленный взгляд. — Но ты обещал маме!