– Хочешь об этом поговорить? – спросил Вагнер после того как убедился, что слезы Миланы иссякли и она больше не всхлипывала.
Она нехотя высвободилась из его объятий, вытирая остатки слез.
– У меня п-проблемы. – выдавила она.
– Вся жизнь состоит из проблем и нет таких, которые нельзя решить. Поверь моему опыту.
Из уст круглого неудачника эта фраза прозвучала не очень оптимистично. Но какое это имело значение. Милане нужно выговориться и, возможно, получить хоть какой-нибудь совет. Разговор с Александрой ничего не решил, даже сделалось еще хуже. Убежденная в том, что все не то, чем кажется, она потеряла всякую надежду, что отняла у нее реальность.
– П-позапрошлой ночью п-пропала моя одноклассница, – начала Милана. – К нам в школу п-приходила с-следователь, чтобы нас допросить. А вчера п-полиция забрала моего отца, и я не з-знаю, что думать.
– А в чем его обвиняют?
– Ни в чем. Он с-сказал мне что п-помогает им в каком-то расследовании.
– Может так оно и есть?
– Он изменился за п-последние несколько дней. С-стал странно с-себя вести, весь дерганый такой.
Вагнер задумчиво почесал подбородок и закурил сигарету, выпустив облако сизого дыма.
– Ага. Не хватает несколько деталей пазла. Угу, интересно. Книга с застопорившейся развязкой.
– Что м-мне делать, Вагнер? – перебила его Милана, пока писателя вновь не затянуло в стереотипный книжный мир.
– Все элементарно, Ватсон. Тебе всего лишь нужно провести свое собственное расследование.
– Расследование? Ты с-смеешься? Д-девочка-д-детектив… так с-себе.
– Сообразительная и умная девочка, – добавил Вагнер. – Москва не сразу строилась, и тебе нужно с чего-то начинать.
– И с чего м-мне начинать?
– Определенно нужно составить круг подозреваемых и поработать над ним. Все люди с виду одинаковые. Все носят одежду, курят в людных местах, отвержено работают и шумно празднуют выходные. Но стоит копнуть чуть глубже, и ты убедишься, что в каждом из них кроется своя индивидуальность. Агрессоры самые безопасные. Ты всегда знаешь, чего от них ожидать. А вот тихони, те еще каннибалы. Поди пойми, что у них на уме. Улыбаются тебе в лицо…Знаешь, такой маскировочной улыбкой. А как только ты повернешься к ним спиной…Хрясь и нож в спину. Исходя из этого, никого нельзя скидывать со счетов.
– А я с-смогу? – неуверенно поинтересовалась Милана.
– Если не ты, то кто? – Вагнер улыбнулся и прибавил. – Ты и сама знаешь ответ на этот вопрос.
Глава четвертая
Окинава
Затрезвонил телефон. Милана вынула его из кармана и посмотрела на дисплей. Звонила Кристина. С одной стороны, ей хотелось проигнорировать этот вызов. Информация, которая прольется из динамика, наверняка окажется ерундовой. С другой стороны, если не ответить, то Кристина забьет тревогу. И уже через пять минут тут появится с десяток полицейских машин, кинологи с обученными собаками и несколько кружащих над головой вертолетов с ослепляющими прожекторами. Делать нечего.
– Алло, – ответила Милана.
– Куда ты запропастилась? На завтрак ты не явилась. Ты заставляешь меня нервничать.
Милана хотела ответить, что завтрак у нормальных людей дело утреннее. А если ты просыпаешься только в двенадцать, то у этого приема пищи совсем другое название. А еще лучше просто послать ее куда подальше и сбросить звонок. Такие мечты грели душу, но оставались всего лишь мечтами.
– Кристина, м-мне шестнадцать, и я вполне с-смогу п-пожарить себе яичницу.
– Яичницу каждый дурак сможет. Нужно есть нормальную пищу. Во сколько ты придешь обедать? Я такое обалденное овощное рагу состряпала, зашатаешься.
Овощное рагу. Одно только это словосочетание заставило напрячься желудок Миланы. Она ненавидела овощное рагу с самого детства. Милана представила, как готовится это рагу и улыбнулась. Кристина нависает над сковородой и выблевывает свои любимые слова “ты должна”. И вуаля, обед готов.
– С-спасибо, но я уже пообедала у Александры, – соврала Милана.
– У какой еще Александры?
– Это моя п-подруга.
Кристина разочарованно вздохнула.
– И наверняка, ела какую-нибудь жирную гадость.
– Ф-фасоль.– неожиданно вырвалось у Миланы. Чему она и сама удивилась. Какая еще к черту фасоль? Что она несет?
– Фасоль? – недоверчивым голосом переспросила Кристина.
– Да, ф-фасоль.
– Ну, фасоль еще куда не шло. Правда меня от нее пучит, но тем не менее…
Кристина в голос рассмеялась. Милана не поддержала. Такие шутки наверняка подействуют на пятилетку. Но в ее возрасте это больше стыдно, чем смешно. И нет ничего отвратительнее, чем слушать такие мерзкие шутки из уст взрослого человека.
– Так когда ты придешь домой? – спросила Кристина.
– Вечером.
– Мне нужно знать примерное время, чтобы я смогла приготовить ужин. Свежеприготовленное блюдо самое полезное. А все эти микроволновые печи заряжают еду негативной энергетикой.
“Она вообще может о чем-нибудь думать кроме своей стряпни?” – возмутилась про себя Милана. Она уже устала врать. Мозг сделался мягче плавленого сыра.
– Ужинай без м-меня, Кристина.
– Это еще почему?
– Я не ем п-после ш-шести.
– Что за бред? Ты итак худая как тростинка. Будешь так питаться, вообще исчезнешь.
– Извини, мне звонит п-папа. Мне нужно ответить.
– Так что насчет ужина?
– Отключаюсь, п-прости.
Милана сбросила звонок и остановилась, проделав несколько глубоких вдохов и выдохов. Как вообще можно быть такой занудой? Какой мужик взглянет на такое чудо? Разве что самый отчаявшийся. Милана нехотя улыбнулась своим мыслям. Нет, настроение этим не поднять.
Вагнер подал ей хорошую идею. Играть в детектива она, конечно, не собиралась. На это есть специальные службы. Все что она могла, это выяснить, виновен ли ее отец или нет. А чем черт не шутит? К тому же в голове Миланы созрел вполне себе подходящий план.
Осторожно, как ночной вор, Милана прокралась к своему дому и аккуратно заглянула в окно. Как она и предполагала, Кристина скакала в лосинах и топике на фитнес-коврике. Потная, неуклюжая она выглядела еще хуже. Одного только взгляда на ее лицо достаточно для получения инсульта в раннем возрасте. Кристина корчила такие гримасы, что походила на Шапокляк.
Милана прокралась за дом. Там она парковала велосипед. Оседлав своего верного бездушного коня, она как можно быстрее удрала подальше. Она не желала быть пойманной, ведь тогда ее привяжут к стулу и набьют желудок до отказа своеобразными деликатесами.
Ветер раздувал ее волосы и, проникая в уши, напевал свою загадочную мелодию. Милана переключала передачи с одной на другую. Звездочки еле успевали перебрасывать цепь друг на друга. Мелькали размытые дома и люди. Немецкая овчарка облаяла ее отборным собачьем матом. Не в силах сорваться с цепи, она проводила велосипедиста печальным взглядом. Милана любила скорость. Это своего рода побег от проблем. Иногда помогает, но не сегодня. Милана на всех порах мчалась в средоточие этих самых проблем. А все потому, что она не могла отказаться от идеи, что Вагнер так умело посеял в ее голове.
Хвойный лес раскинул свои иглы, остерегаясь вторжения нежданного путника. Даже воды показавшегося озера загадочно замерли. Милана вдохнула пьянящие ароматы хвои и смолы. В лесах ощущалось что-то первозданное и дикое, за что нельзя ухватиться после изобретений всевозможных гаджетов, ракет и автомобильного топлива. Вот он, его величество, лес. Протяни руку и почувствуешь его. Только он тебя не примет. Милана верила, что природа не по тому называется живой, что богата растущими деревьями и дикими зверями. В природе есть свой дух. Дух леса. Ступив на его территорию, человек обязан принять должное уважение.
Возле берега высилась массивная сосна, широко раскинув свои ветви. Ее аккуратно обнял маленький домик, с виду казавшийся игрушечным. Он оторвался от земли метра на четыре и отбрасывал прямоугольную печать тени. В разгар купального сезона дети прятались в этой тени от палящего солнца. Сегодня побережье пустовало. Милану это вполне устраивало. Купальный сезон для нее стоял по важности на уровне изучения анатомического строения малярийного комара. В домик вела покосившаяся лестница с расшатанными перилами. Каждый раз поднимаясь наверх, Милана затаивала дыхание, стараясь двигаться как можно аккуратнее. Изнутри домик выглядел уютным: пристроенный балкончик, имитация печки с пришурупленым в виде дымохода бревном, и даже полка с книгами. Несколько принесла Милана. Никто не знал, что за самаритянин построил дом, но в сердце каждого приходящего сюда ребенка, откладывалась частичка благодарности к этому человеку.