Милана закрылась в своей комнате. Громко включив музыку уткнулась в подушку и заплакала. «Почему жизнь так несправедлива?» – спрашивала она неизвестность. Мало того, что сверстники отобрали у нее детство и уверенность в себе, так еще и неведомая сила нагло украла ее папу. Все взрослые в один голос твердят: «Первая любовь, она на самом деле не последняя», «Взрослой ты еще успеешь побывать», «Со временем все встанет на свои места». А как не загнуться, пока настанет то самое «время», и освободятся эти «свои места», никто не говорил. И хоть ты тресни – никто не знает идеального рецепта жизни. А есть ли он в пучине разрозненных вкусовых предпочтений? Еще один вопрос, ушедший в молоко.

К ужину Милана так и не спустилась. От сегодняшних переживаний ей бы кусок в горло не полез. Но больше всего она боялась встречи с монстром, засевшем в теле отца. Проснулась она глубокой ночью. В голове звучал восхитительный голос Фредди Меркьюри. Она опять уснула в наушниках. Но не музыка ее разбудила, а чувство присутствия кого-то еще. Прямо сейчас. В этой комнате. Тело внезапно закололо тысячами иголок и парализовало до самой души.

Милана шумно сглотнула и замерла где-то на рубеже между страхом и отчаянием. Закричать? Пересохшее горло не даст. Бежать без оглядки? Ноги онемели, проминая матрас бесполезными культями. Какое-то время она не могла пошевелиться, пока ее голова не крутанулась на бок, как отрубленная. Ее глаза вперились в ночного гостя. Рядом с ней на кровати лежал отец в длинном плаще. Он невозмутимо пялился в потолок. Первой мыслью Миланы было: как бы мама накостыляла ему, увидев, что он забрался на кровать в уличной одежде. Затем она подумала о смирительной рубашке. Не слишком ли туго ей завяжут рукава, когда она загремит в психушку? Белые таблетки, зашарпанный пол и неуемное желание летать, как и у всех больных. «Ну, уж нет. Это уже слишком.» Милана закрыла глаза, посчитала до десяти и снова открыла. Отец по-прежнему неподвижно лежал рядом. Она проделала еще пару раз эту манипуляцию. Все без толку. Приглядевшись Милана заметила, что одежда на отце насквозь мокрая и покрыта какой-то мерзкой слизью. От этого он походил на липкую лягушку. Его голова медленно повернулась. Лицо покрывали гроздья присосавшихся к нему пиявок, в глазах копошились черви, а изо рта торчал рыбий хвост, бьющий его по щекам.

Милана что было сил ущипнула себя за руку. Боли она не почувствовала. Страх затухающей свечей сошел на нет. Обиженный сценарист сновидений выкинул Милану в реальность, и она с облегчением выдохнула. Стрелки на часах подступали к семи. Время подъема. Милана отключила разминающийся на старте будильник и накинула халат. Проходя мимо книжной полки, она зацепила взглядом одинаковые корешки с крупной фамилией из четырех букв и произнесла:

– Из-звини, С-стивен, но нам нужно на время расс-статься, чтобы вс-се п-переосмыслить. Ты меня п-пугаешь!

Ела Милана как оголодавший путник, после недельного скитания по лесу. Все-таки засыпать на голодный желудок было не самой лучшей идеей. Папа еще не пришел с ночной смены. Он работал мастером на заводе по производству чего-то там, для изготовления чего-то там. В этом они и сошлись – отец не лезет в ее учебу, Милана не интересуется тяжкими заводскими буднями. Каждому свое.

– Что с тобой вчера приключилось? – заботливо спросила мама.

– Н-ничего. – ответила Милана.

Мама склонила голову на бок и прищурила глаза. Она все чувствовала, как будто у нее в ухе был встроен тревожный блютуз-наушник. И когда с дочерью случалась какая-нибудь неприятность, он трезвонил громче городской серены.

– Нуу.

– П-правда мам, все х-хрошо, – Милана взяла себя в руки. – Много д-домашки задали, п-просто.

Выдержав напряженную, но короткую паузу, мама сдалась:

– Хорошо. Допустим, убедила. Ты же не будешь заниматься глупостями?

Милана не поняла, о каких глупостях говорит мама, но на всякий случай отрицательно покачала головой.

– Вот и хорошо. Иди собирайся, а то опоздаешь.

Занятия в школе отменили. Весь класс собрали в кабинете химии, и по одному вызывали в кабинет директора. Милана догадалась, что произошло что-то нехорошее. От нарастающего волнения она не то что в слух, даже про себя начала заикаться. Каждого ученика, возвращающегося от директора, подзывал Виктор Павлович, учитель химии. В его лаборантской тоже проходил тайный разговор. Прошедший весь путь мученик, садился за парту и молча погружался в изучение первой попавшейся литературы, которую мог держать и вверх ногами. Когда назвали фамилию Андронова, Милана поплыла, на лбу выступила испарина. В ее голове всплыл образ парашютиста, раздавленного неизбежностью первого прыжка.

Она шла по коридору как узник обреченный на смертную казнь. За все время обучения в школе ее ни разу не вызывали к директору. Она понятия не имела, как школьник должен себя вести перед главой учебного заведения. Милана боялась опозорится и выставит себя круглой дурой. Она либо начнет заикаться как автомат Калашникова, либо, еще чего хуже назовет директора «Ваша светлость», или «Ваша честь». Но выбора нет и потусторонний неизведанный мир открывается через три, две, одну…

Милана постучалась, и, дождавшись одобрения вошла в кабинет. Директорский кабинет ничем не отличался от других кабинетов, что довелось посетить Милане. Разве что в этом, помимо пыльных книжных полок и взрослой нудной ауры, в воздухе витал терпкий аромат кофе. Кроме директора, Семена Григорьевича, в неизменной поношенной тройке и не менее поношенных усах, присутствовал еще один мужчина. Они пили кофе из игрушечных чашек, соблюдая всю строгость текущей встречи. Приятелями их едва можно было назвать. А этот жест на манер кофейной церемонии– всего лишь услужливое гостеприимство. Однако неизвестный мужчина, держался особняком, отбрасывающим тень на робкого хозяина учебного заведения, в один щелчок пальцев ставшго гостем в своем же доме.

– Андронова Милана, – деловито произнес Семен Григорьевич. – Присаживайся. У гражданина полицейского есть несколько вопросов к тебе.

– Оперуполномоченный уголовного розыска Харламов Петр Александрович. – отрапортовал тот, взяв инициативу в свои руки.

Милана присела за круглый стол и напряглась. Она относилась к той категории людей, что без причины чувствуют вину перед полицейским. Ты вроде ничего не натворил, но трясешься как ярый любитель конфет перед посещением стоматолога. Или как дура, трусящая по любому поводу. Милана считала, что полицейские должны носить форму, а тут…Старая кофта в затяжках, мятые потертые брюки, засаленные волосы и мертвецки уставший вид. Вид человека, который слово «выходной» встречал только в словаре Ожегова. Даа, ему не помешали бы несколько часов в спа, или здоровый сон. Хотя по виду он был согласен и на скорую смерть

– Очень п-приятно. – произнесла Милана быстрее, чем успела пожалеть о своих словах. Что тут может быть приятного? Все они собрались по чрезвычайному происшествию, и это знакомство не могло быть приятным в принципе. Это талант – на первом же предложении сесть в самую глубокую лужу. Стыд Миланы коварно зааплодировал.

Опер едва открыл рот, как его перебил скрип открывающейся двери. В кабинет вошла красивая девушка в полицейской форме. Милана тут же влюбилась в ее образ: темные волнистые волосы, точеная фигура Гейши и, строгие черты лица согласно профессии. Вот такой она должна стать, когда вырастет. Красивой, но строгой супергероиней и музой для всей мужской половины.

– Дальше допрос буду вести я., – металлическим голосом скомандовала девушка, грациозно подплывая к столу.

– Но я только начал.

– Свободен, – строго отрезала она, давая понять, кто тут главный. Опер вздохнул, помедлил, но все-таки заковылял в сторону выхода. В его глазах ярким неоном читалось разочарование, от сдачи только что завоеванных полномочий и авторитета. Еще один щелчок пальцев и слетает вторая голова. Вечный круговорот. Пусть и не справедливый, но такова природа сурового уравнения начальник-подчиненный. Девушка-полицейский села напротив Миланы и представилась. – Я Старший следователь Оксана Сергеевна Волк.