Кристина подскочила к ней и развернула лицом к зеркалу.

– Что ты видишь? – спросила она.

– С-себя в п-платье которое мне не п-подходит.

– Выпрями спину.

Милана приосанилась и стала казаться выше.

Кристина завела ей волосы назад, высматривая какую-то важную деталь.

– Тут чего-то не хватает. Ага, секундочку.

Кристина распахнула свою сумочку, усердно разгребая в ней содержимое, подобно экскаваторщику, извлекающему грунт из глубокого котлована. Она выудила оттуда карандаш. Вернувшись к Милане, она снова вцепилась в ее волосы. Собрала их в хвост, закрутила на макушку и зафиксировала этим самым карандашом. Такое Милана видела только у японских гейш и понятия не имела, как это работает. Кристина выпрямилась, прищурила взгляд и прикусила нижнюю губу. Собрав в голове нужный образ, она вынула серьги из своих ушей и приставила к девственным ушам Миланы (отец категорически запрещал их прокалывать).

– О! – произнесла Милана.

Это все что она могла выдавить из себя, но Кристине этого было достаточно. Она все поняла.

Милана заворожено смотрела на девочку по ту сторону зеркала. Ей нравился этот образ. Она всегда ходила с распущенными волосами и не хотела ничего менять. Даже в самую жару. А когда теперь эти волосы забраны наверх и на ушах сверкают бесподобные серьги с изумрудными камнями… Ее лицо. Оно изменилось. Это не двойник с гордой осанкой смотрит на нее, это она сама. Она красива. По-настоящему. Прямо как те девочки, которым дарят цветы и шоколад. А ее веснушки, разбросанные по лицу как звезды по небу, делают ее еще прекраснее. Делают ее особенной и достойной если не лучшего, то хотя бы того же места под солнцем что и ее сверстниц.

– Ты прекрасна! – с восхищением воскликнула Кристина.

– Ты п-правда так думаешь?

– А разве ты со мной не согласна?

«Черт возьми, разрази меня гром, держите меня семеро. Только не те сопливые гномы, а кто-то поинтересней и покрепче.» Подобные мысли боролись за первенство в голове Миланы, желая выбраться наружу.

– Вижу, что согласна, – победно протянула Кристина. – Эти платья сделают тебя еще женственней.

Милана и забыла, что они не в салоне красоты, а в примерочной магазина. Она окинула свой образ в целом и разочарованно вздохнула.

– Это п-платье не подойдет.

– Это еще почему? Я думала, тебе понравилось.

– Очень п-понравилось. Но оно в-выше колен. П-папа этого не одобрит.

– Ах, это, – Кристина хихикнула. – Не бери в голову. Я знаю твоего старика и поэтому все продумала заранее.

– В каком с-смысле?

– Одно платье мы покупаем для тебя, второе для твоего старика.

Милана прыснула. То ли от волнения, то ли от внезапно всплывшего образа отца в пачке балерины. Кристина тоже расхохоталась, понимая, как это прозвучало. Консультанты косо посмотрели на них, веселых и свободных. Они властны покинуть магазин в любое время. А кому-то торчать здесь до самого закрытия, обслуживая потных женщин, что так и норовят скользнуть в платье на три размера меньше.

– Я не то имела в виду, – приходя в себя, сказала Кристина. – Когда я была примерно твоего возраста, предки тоже пилили меня. По их мнению, если я завернусь в пыльный ковер и выйду в таком виде на улицу, будет вообще идеально. Спорить с ними было бесполезно. Я одевала все, что они на меня напялят, но всегда украдкой выносила за пазухой и ту одежду, что по-настоящему мне шла. Я переодевалась в подъезде и уходила гулять. На обратном пути проделывалась обратно и всех все устраивала.

– П-прикольно. – завороженно согласилась Милана.

Кристина на самом деле другая. Она веселая, умная и добрая. Ей не лень возиться с подростком, проявлять всю эту заботу.

Милана еще раз взглянула на свой полюбившийся образ. Она оставит это платье и научится делать красивые прически. Научится делать волшебство! И на этот раз разобьется в лепешку, чтобы стать самой лучшей версией себя. Щелкнула вспышка, и новая цветная фотография пополнила приятные воспоминания Миланы.

На столько дерьмово Алиса себя давно не ощущала. По крайней мере ей так казалось в данный момент. За последние двенадцать часов ее вырвало по меньшей мере раз восемь. Ей и тошнить то больше нечем, со вчера кусок в горло не лез, но организму глубоко наплевать, полный у тебя желудок или пустой. Подается спазм и, когда заканчивается даже желчь, ты изрыгаешь болезненное кряхтение. Алиса буквально почувствовала, как выплюнула свою дешевую, прогнившую душонку.

Она лежала на ужасно жесткой кровати, застеленной засаленным одеялом цвета той противной желчи. Окна закрывали плотные листы пожелтевших газет. Солнечный свет наверняка спалил бы ее раздраженные, слезоточившие глаза. И она с радостью отдала бы дар созерцание, лишь бы не видеть все то, что выгрызло из нее все человеческие чувства.

Монотонно потрескивая горела свеча. В ее свете поблескивала испарина на лице Алисы. Настойчивая лихорадка усердно колотила ее тело. Хотя она не была уверена, что это тело ее. Или в том, что это тело вообще принадлежит человеку. Выделяемый телом пот пропитал и без того грязную пижаму насквозь, и смердел так, как не способно ни одно мертвое тело.

Этот старый ублюдок обещал принести ей дозу. Он всегда успевал вовремя. Да твою ж мать, она всегда заранее предупреждала его, что героин на исходе. Но у него якобы не нашлось времени. Не прошло и месяца, как повязали их постоянного барыгу. Старику пришлось не слабо напрячься, чтобы отыскать нового. На это ушло четыре дня. Четыре гребанных дня мук и страданий. Алиса уже смерилась со своей участью и приготовилась отдать душу дьяволу. Именно дьяволу. Бог, если он есть, он мужик толковый. И ему не к чему брать под свое крыло таких отбросов. Чего не хватало, чтобы она в очередном приступе заблевала белоснежное облачко. Да и хрен с ней, с той Алисой, что чуть не померла от ломки. Вот она я здесь и сегодня.

Несмотря на то, что она хотела сдохнуть, умирать она не стремилась. Алиса любила жизнь. Не свою конечно, пропитанную болью и безысходностью, но жизнь в целом. Она любила смотреть мелодрамы, представляя себя на месте возлюбленной невесты. Замирала от прикосновений героев и особенно от их поцелуев. В свои тридцать два, Алиса бережно сохраняла целомудрие, да и на вкус никогда не пробовала мужских губ. Кто-то позавидует ее силе воли и сдержанности, в таком развращенном мире. На это Алиса лишь улыбнется и пошлет в задницу владельца подобной цитаты. Она хотела трахаться! Ни познания мужского тела, ни мандража от первого поцелуя и тем более ни предшествующих перед этим пятьдесят пять свиданий. Все это она уже проходила, запираясь в душе, и фантазируя на эту тему. Грубый, быстрый и первобытный секс – то чего она по-настоящему желала.

А если выражаться точнее, Алиса мечтала о любых отношениях с мужчиной. Но такие мечты заведомо числились пассажирами отплывшего то берегов «непотопляемого» Титаника.

Существовали некие правила, нарушение которых каралось болезненно и унизительно. Из дома ни на шаг. Стучат в дверь – не открывай. Вошел гость – прячься. Ты приведение. Тебя здесь нет. Ты умерла. Даже если в правилах появится маленькое “но”, переменам в жизни не бывать. Кому нужна наркоманка? Пусть даже и красивая. Алиса каждый свой день рождения, как могла, приводила себя в порядок. Надевала чистое платье, красилась и что-то делала со своими волосами. Хотя бы мыла их. В такие дни она себе нравилась. В остальные – нет. Обдолбавшись наркотиками ей ничего не хотелось делать. Изредка она подходила к зеркалу. Мутное отражение транслировало спутанную копну рыжих волос, землисто-серый оттенок лица и пустой безжизненный взгляд. Такой же безжизненный, как и иссохшее тело с исколотыми руками.

Вот и сейчас она лежит на этой неудобной кровати и ничего не хочет. Старик ушел вчера и обещал вернуться сегодня вечером. Вечер понятие растяжимое. И если 19:10 это еще не вечер, то дело дрянь. У Алисы имелись свои обязанности, которые категорически нельзя откладывать. Это не только важно, но и необходимо. Это поддерживало другие жизни.