Прочие цеха несли убытки, но крепились и надеялись выстоять. У коллег же Жейреса просто таки опору из-под ног выбили. Кому сейчас нужен полный латный доспех? Да один дед нонешнего короля, тоже Горцелин, только Первый, заказал больше комплектов, нежели всё королевство за последние десять лет! А какие это были доспехи! Подлинные стальные скульптуры, непробиваемые, но и не лишающие воина подвижности. Все в рёбрах для вящей жёсткости, в чеканке и инкрустации. Чистой воды шедевры выходили из цеха оружейников. Оплачивалась эта красота соответственно.

Что же наделал Его Королевское Величество? В дополнение к жандармам завёл каких-то рейтаров, у которых из защиты одна простенькая кираса да каска. Да и жандармы стали облачаться куда как проще, в доспех на три четверти, не закрывающий ног. Будто ботфорты спасут от доброго удара или пули! Что касается рейтаров, у них нагрудники со шлемами проще некуда. Такие поделки сейчас и выпускают казённые заводы нескончаемым потоком, перебивая низкой ценой любые предложения почтенного цеха. Для настоящей же работы покупатель остался лишь за пределами Лерингии, но выгода отнюдь не та, ибо иноземные купцы норовят взять задёшево. И торговаться в таких условия ой как не просто. Покупают кое-что графы да бароны себе и для свиты, но сколько? Капля в море прошлых прибылей!

Однако сказать всё это напрямую Лопа Жейрес не осмелился. Если его собеседники осторожничают и играют намёками в снежки, кто он такой, чтобы портить им удовольствие? Тем более, вызвать гнев архиепископа Лерингийского – риск громадный сам по себе. Ежели ссориться с такими людьми, то и королевских палачей не потребуется, чтобы покинуть бренный мир. Потому мастер тщательно подбирал слова.

– Мы с глубочайшей скорбью наблюдаем падение нравов и отход от правил чести. Вопросы веры важны до крайности, но мы, простые мастеровые люди, мало сведущи в таких материях. Упадок в военном деле и в качестве выделки товаров – вот что заботит нас. Мы видим зияющую пропасть, в которую катится наше несчастное королевство. Потому готовы на значительные жертвы, дабы удержать его от такого падения.

– Похвально, – заключил архиепископ после того, как Лопе, не моргнув, выдержал испытующий взгляд. – Далеко не у всякого дворянина найдётся столько понятия о чести и благодетели, нежели у почтенного мастера. Святой Престол моими устами благословляет ваше… начинание.

Слова эти означали многое. Две тысячи талеров – само собой. Но гораздо важнее иное обстоятельство. Буде заговор, давайте уж называть вещи своими именами, разоблачат, то Мать-Церковь воспротивится слишком уж жестокому приговору. Следует согласиться, что отсечение головы или даже виселица куда предпочтительнее тех казней, кои имел обыкновение устраивать досточтимый Горцелин Первый. А уж в случае успеха, одобрение Святого Престола может и вовсе сделать цареубийство… да-да, речь именно об этом, не надо притворяться хотя бы перед собой. Так вот, цареубийство предстанет волей Всевышнего. Потому отыскание заговорщиков и наказание оных сделается не богоугодным делом, о коем не следует и помышлять.

Поддержка архиепископа сулила в случае поражения быструю смерть вместо мучительной, а в случае успеха – признание вместо преследования. Это ведь не так уж мало, согласитесь.

На дорогу, ведущую к поместью Винин, охотники выбрались, когда солнце уже коснулось верхушек дубов. Благородные господа Форфах рок-Винин и Богис рок-Кадер почли за лучшее поручить слугам и егерю позаботиться о кабаньей туше, а сами направились прямиком в усадьбе.

– Клянусь солнцем, Форфах! Славно вы приняли этого зверюгу! – похвалил Богис товарища.

– Да, вышло недурственно, – не стал тот впадать в ложную скромность. – Впрочем, уверен, ты управился бы не хуже.

Кабы представился случай – возможно. Форфах имел право первого удара как старший по возрасту. Да, к тому ж он – родной сын Пранта рок-Винина, помещика этих земель, которому Богис приходился племянником. Оттого молодому рок-Кадеру доводилось кровянить копьё куда реже. Что-то вроде, через три охоты на четвертую.

– Глоток вина? – предложил Форфах.

Он основательно хлебнул из фляги, а затем протянул товарищу, ехавшему по левую руку. Богис благодарно кивнул, принимая сосуд, выпил. Счёл, что разбавлено маловато, примерно наполовину.

– Мне будет здорово не хватать тебя, дружище, – произнёс Форфах после некоторого молчания. – Чертовски жаль, что тебе придётся отъехать.

– Да, чертовски жаль, – машинально отозвался Богис. – Но…

– Да! – горько подхватил слова замявшегося товарища рок-Винин. – Чёртово «но»!

Не так давно Богису исполнилось шестнадцать лет, а значит, ему пора задуматься о месте под солнцем. Это с Форфахом всё более или менее понятно. Будучи старшим сыном, он унаследует поместье. Хоть и давалось оно лишь по праву службы, обычно государь жаловал отцовской землёй первенца. Исключения случались, но требовалась весомая причина. Например, регулярная неявка помещика на смотры или какая-либо крамола. С первым у рок-Вининов был полный порядок. Со своего поместья они выставляли десять урочных воинов, иной раз и сверх того, зарабатывая немалые премии.

Что на счёт крамолы, так даже и придумать затруднительно, как она выглядит в их медвежьем углу, где до ближайшего канцлера камеры благочестия потребно скакать, по крайней мере, неделю, меняя коней подённо. Как в таких условиях изменить короне? До границы – далеко, соседям не продашься. Заводов или рудников, на коих можно устроить некую порчу, в округе тоже не имеется. Даже чеканкой фальшивой монеты не займёшься, ибо мастера в такую глушь не заманить и калачами. Так что и следят за их краем вполглаза. Будто и не кипит королевство от перемен.

Но вернёмся к молодому рок-Кадеру. Он уродился у батюшки Пронета третьим. Стало быть, рассчитывать на доброе наследство не приходилось. Оттого и отослал родитель сына на воспитание старшему брату, по обычаю предков. Мудрость в том глубокая. Отпрыска и к воинскому делу приучат, и баловать не станут. Да и случись беда какая с первенцем, всегда в запасе есть ещё один законный наследник.

Вот только возраст у Богиса такой, что пора в жизни устраиваться. В самом деле, не приживалом же у дядюшки поселиться в чаянии несчастья с братом!

Почти весь путь благородные господа проделали в молчании. Лошадей они временами пускали в легкую рысь, но большую часть ехали шагом. Флягу с вином друзья осушили, отчего у Богиса слегка зашумело в голове. Рок-Виниру в двадцать два полных года требовалось что-нибудь поосновательнее, дабы серьёзно захмелеть, но и в его глазах появился весёлый блеск.

– Вороны, – процедил Форфах. – Терпеть не могу.

К этому моменту усадьба Винин уже показалась вдалеке. Птиц, на взгляд Богиса, кружило над ней не слишком много. Вполне обыкновенно.

– Одни дурные вести от них, – продолжил Форфах. – Ни разу не накаркали нам чего путного…

Рок-Кадер хотел было ввернуть на это какую-нибудь подходящую цитату из читанного недавно трактата «О подлинной сути примет и суеверий», но успел схватить себя за язык. Во-первых, перечить старшему – непозволительная дерзость. Хоть и прошли давно времена поротой задницы и увесистых подзатыльников, но уроки помнились крепко. Кроме того, побоялся юноша показаться книжным червём, место которого в монастыре с пером в руке. В мечтах, чего греха таить, видел он себя прославленным героем меча. Ну, и наконец, никакой путной цитаты в цельности своей память предложить ему не смогла. Проклятое вино.

– Не дать ли нам галоп? – спросил Богис вместо обсуждения дедовской приметы.

– Рота, эстоки из ножен… вон! – заорал его спутник, как бы командуя отрядом рыцарей. – Шагом! Марш!

Ясное дело, эстоков, длинных мечей для пробивания доспехов, у охотников не имелось, зачем бы им. Пришлось удовлетвориться обнажением шпаг. Они повели коней мало не в ногу. Ботфорты всадников почти касались друг друга.