– Нет, не смей, – прорычал он.

Он хотел ее, но как? Десны от клыков болели, рот юноши заполняла слюна. Шея совершенной формы, покрытая веснушками, напрягшийся розовый сосок, крупная, но еще не созревшая до конца грудь. От девушки пахло лепестками роз. Тот самый запах, который притянул его. Не только нагота или красота пленили юношу. Сочетание роз и голубых глаз напомнили ему… кого? Он не мог сказать, но кого-то оно напоминало. Тито вздрогнул и провел пальцем по каплям крови. Палец замер, только когда достиг соска ее груди.

– Ты знаешь, кто я? – Требовательно спросила она.

Но откуда же ему было знать? Тито знал только вкус крови, слизанной с пальца. А еще дрожь, вызванную ее вкусом. Кровь – вот чего он хочет с той самой минуты, когда оказался в этом странном городе.

– Ну? Знаешь? – Повторила чуть громче девушка, вырывая свою руку.

Лицо сердечком и яростные глаза, которые смотрят прямо на него, целиком пленили Тито. Юноша даже не удерживал ее. Пока он ошеломленно смотрел на девушку, она натянула рубашку и прикрыла грудь. На белой ткани, словно розы, расцветали кровавые пятна.

– Знаешь, что с тобой сделает мой дядя? – Снова раздался возмущённый девичий голос.

Нет, и его это не беспокоило. Он снова спустил рубашку и поймал ее руку прежде, чем она ударила его. Он хотел причинить ей боль и одновременно защитить ее. Раздеть и овладеть ею, кричащей, на холодном полу. И умереть, храня ее от зла. Один только взгляд на струйку ее крови опьянял Тито.

– Ты слышал меня? – Уже тише спросила испуганная девушка.

– Как тебя зовут? – Невпопад спросил юноша.

Она решила, что он шутит, но глаза парня оставались серьезны. Тито хотел знать ее имя. Хотел сильнее всего на свете.

– Я госпожа Джульетта Ван Эльса. – Гордо ответила девушка.

– Джульетта? – переспросил Тито

В этот момент, из воспоминаний мэтра Николаса всплыло это имя.

Именно так звали младшую дочь Верховного консула, которая должна была выйти замуж за нубийского принца, а ее дядей был глава магистрата Уграолинга.

– Мой дядя лично сдерет с тебя кожу. – Она снова начала угрожать.

Снаружи охранники притоптывали от холода. Повозка, запряженная волами, кряхтела и скрипела по тающему снегу. Скоро наступит рассвет и Тито пора уже прятаться, но он оставался.

– Я видел, как с человека содрали кожу, – припомнил он.

Госпожа Джульетта яростно оскалилась.

– Тебя ожидает то же самое. Он прибьет тебя гвоздями к двери. Или сварит в масле, – она с вызовом посмотрела ни Тито. – Может ты видел и это?

– Нет, – ответил он. – А долго ли варят?

– Откуда я знаю? Я не видела и как сдирают кожу. Я вообще нечасто выхожу из дворца. – Джульетта замолчала на полуслове. – Какая нелепость, не понимаю, почему я вообще сейчас говорю с тобой.

– Ты не можешь иначе.

– Это…

– Правда, – закончил Тито за девушку, после чего позволил ей снова натянуть рубашку.

Кровь все еще сочилась из ранки. На алом бархате платья оставались темные пятна. Тито коснулся самого большого. Джульетта не пыталась помешать ему, но застыла, когда он провел пальцем по груди в поисках источника крови под ее рубашкой, после чего дочиста облизал подушечку своего пальца. Потом снова коснулся пятна и удивился, обнаружив, что кровотечение уже остановилось. Внезапно дверь позади Тито приоткрылась.

– Иди, – взмолилась Джульетта.

И юноша ушел, унося с собой запах роз, воспоминания о чертах ее лица и вкус ее крови.

Когда она подняла глаза, юноша уже исчез. Госпожа Джульетта, презирая себя, бросила взгляд на большую мраморную колонну и в том месте, где она встречалась с балконом, мелькнула тень. Но в центральном храме всех Богов горели только свечи и масляные лампы, и девушка не могла сказать, видела ли она движение или просто игру теней.

– Моя госпожа…

Фелан выглядел усталым, внешний вид девушки явно обеспокоил капитана, и он отступил назад. Никто не ставил под сомнение его храбрость, поэтому Джульетта решила, что он просто дает ей время привести в порядок одежду. Капитан молчал, пока она закутывалась в плащ и убирала кинжал в потайные ножны.

– Да? – спросила Джульетта.

– У меня есть для вас послание.

– Ну? – Вздохнув, равнодушно произнесла она.

– Ваш дядя интересуется, где вы, – ответил капитан, нахмурившись от грубости.

– Что ему ответила моя камеристка?

– Госпожа моя, я не…

– Разумеется знаете, – перебила Джульетта. – Во дворце всем все известно. Они просто притворяются несведущими. Это тюрьма.

Нет, конечно, дворец не был тюрьмой. Просто она была в нем узницей. Ребенком ее водили смотреть на беззубого и голого патриция, который ютился в холодной камере, покрытый собственными мочой и испражнениями. В молодости Годвин Лайонс возглавил восстание. Так называемая Вторая империя протянула три года. В день ее падения обезглавили сотню сенаторов, а вот его пощадили.

Нынешний вид Лайонса был наглядным уроком: такова судьба тех, кто бросает вызов Республике и власти Верховного консула. Джульетте доводилось слышать, что деньги на восстание заговорщики получили от владыки Ферхании, но то же самое говорили и варахском короле. А также в зависимости от времени появления таких слухов упоминали владык еще десятка стран… похоже, никому не приходило в голову, что Лайонс мог решиться на восстание самостоятельно. Эту мысль Джульетта держала при себе.

– Я видела камеру Лайонса, – произнесла она вместо извинений за несдержанность.

Девушка не могла не грубить. Хотя, наверное, могла, вот только не знала с чего начать, да и зачем?

– Тьфу! – вырвалось у Джульетты, когда она наконец отыскала пуговицу на ощупь и застегнула ее.

Все это время Фелан смотрел девушке на лицо и только сейчас обратил внимание на ее дрожащие руки и сражающиеся с пуговицами пальцы.

– Госпожа моя, – произнес он. – Условия у господина Лайонса хорошие. Поверьте, бывает намного хуже…

– Хуже этого? – возмутилась Джульетта.

– Намного хуже. Бастион Дурато – не тюрьма. В городе есть места, по сравнению с которыми камера господина Лайонса покажется дворцом.

– Мне бы следовало знать о них. – настойчиво заявила Джульетта. – Вдруг мне понадобится настоящая тюрьма.

– Да, моя госпожа.

– Тогда расскажите мне о самой худшей, капитан. – Джульетта ненавидела покровительственный тон, но иногда ей приходилось использовать и его.

Фелан обдумал требование госпожи, потом пожал плечами и ответил:

– Яма Черных крабов. Каждый прилив камеру заполняет вода, и чтобы ее вычерпать, нужен не один час. Заключенные работают посменно, иначе им не успеть до следующего прилива.

– А если они не успеют? – с интересом спросила Джульетта.

– Моя госпожа, ну это же так просто, – они утонут.

– Ну, – ответила девушка, застегивая последнюю пуговицу, – я бы скорее предпочла качать воду, чем разговаривать с вами.

Казалось, Фелан еле сдерживается, чтобы не отшлепать ее. Ну и прекрасно – ей часто хотелось самой себя отшлепать. Но Джульетта подавила дрожь и приказала капитану сопроводить себя во дворец. Там она выяснила, что тетя и дядя уже легли спать и вернулась в свои комнаты. Камеристка собиралась помочь ей раздеться, но Джульетта, все еще злая после общения с капитаном стражи, отослала служанку, и сама избавилась от платья с пятнами крови. Потом стянула с себя белье и надела свежее, а окровавленная рубашка отправилась под матрац. Затем девушка упала в постель и укрылась тяжелыми мехами. Ей снились снега и горящие деревянные дома.

На следующее утро она проснулась, помочилась в ночной горшок и оделась настолько быстро, насколько позволяли все ее завязки, пуговицы и медлительность госпожи Элеоноры – ее личной фрейлины, приставленной к ней дядей. Она долго возилась с лентами на рукаве платья, раздражая Джульетту своей медлительностью, но вдруг замерла, так и не затянув рукав. Вместо этого фрейлина оттянула рукав, под ним на запястье Джульетты красовался синяк.