И лишь затем повернулся к паре искателей, поздоровался коротким кивком. Обрезанные волосы распались на неровные пряди, обрамляя красивое загорелое лицо.

«Ты тоже слышишь мысли?» – поинтересовалась жрица, заглядывая в серьезные карие глаза паренька.

Но тот смотрел на нее безучастно, не отвечая ни вслух, ни мысленно.

– Ну что, пойдем, принц Панкам? – спросила сестра. – Лошади ждут нас у подножья горы.

– Лошади? – впервые заговорил пятый претендент на трон Амарты; голос у него был звонкий, высокий. – Я никогда не видел их вживую, только на картинках. Но всегда мечтал прокатиться верхом!

Сашта

Шестая пара искателей, та, что отправилась «вниз», сначала действительно ехала вдоль реки, вниз по течению. Сарх, хоть и достаточно широкий, был не пригоден для судоходства из-за обилия порогов и водоворотов. К тому же лошадей на лодках не переправишь, а моста не существовало в помине: кто в здравом уме по своей воле рискнет отправиться на другой берег, да и зачем – чтобы стать рабом дхаритри? Четыре раза в год от Пура отчаливал большой плот с преступниками, неоднократно нарушившими закон и за это приговоренными к ссылке в Пустошь: это было самое суровое наказание в Амарте. Больше этих людей никто не видел. Считалось, что их забирают дхаритри, «земляные люди», для работ в пещерах под холмами, и что так распорядилась еще первая Триада служителей: ясновидящая жрица Бхагини, воин-монах Саюд и звездочет Дайвин Пратамах. Что получили они от дхаритри в обмен на регулярные поставки рабов, не знал никто, кроме, разумеется, преемников первой Триады. Даже короли не знали, тем не менее, продолжали добросовестно выполнять древние обязательства. С другой стороны, им не приходилось тратиться на содержание преступников в тюрьмах: не хочешь исправляться, жить честным трудом – отправляйся в Пустошь и прощай навсегда!

Искатели потратили два дня, чтобы добраться до брода – места, где можно было пересечь Сарх, не слезая с седла. Третью лошадь, предназначенную известно кому, монах вел в поводу. Дно реки здесь было твердым, воды спокойные, без коварных подводных течений, так что лошади без особых усилий вынесли седоков на другой берег. Затем еще два дня ехали обратно, поскольку Пустошь находилась почти напротив Пура. Лишь полоса сырого, заболоченного леса отделяла владения дхаритри от берега, с которого были видны цветущие пригороды славной столицы Амарты.

Неприятности начались еще в лесу. Лошади упрямились, не желая углубляться в сумрачную вонючую чащу, от серного смрада кружилась голова. В итоге искатели потеряли тропинку через болота, пришлось возвращаться, ночевать на опушке, а утром начинать путь с начала. Когда же наконец выбрались из трясины, и лошади, и всадники попадали на землю без сил, по всему видать, отравившись болотными газами.

Очухавшись, поехали дальше. Пустошь, по сути, представляла собой бескрайнюю волнистую равнину, поросшую короткой жесткой травой. Вереницы аккуратных круглых курганов уходили за горизонт; чем дальше, тем выше и круче становились холмы, да тени смещались по мере движения солнца. В остальном пейзаж оставался неизменным: пыльно-зеленая трава, ярко-синее небо и больше ничего, ни камня, ни кустика, ни деревца – глазу не за что зацепиться.

Путники ориентировались исключительно интуитивно, вернее, полностью полагаясь на обостренное внутреннее чутье жрицы. Она качалась в седле, внешне совершенно расслабленная, с безвольно опущенной головой, однако сознание ее было предельно собранно и подчинено наитию. Монах же молча ехал следом, безразлично-смиренный.

Лишь к концу бесконечно долгого дня сестра вдруг резко натянула поводья. Безмолвный спутник последовал ее примеру. Они остановились перед холмиком средней высоты, ничем не отличающимся от соседних.

– Расседлай лошадей, – промямлила жрица; от усталости и напряжения у нее заплетался язык. – Пусть пасутся пока. Чую, нам отсюда скоро не выбраться…

Она с трудом спешилась и тут же осела на землю у подножья холма. Монах проворно расседлал лошадей, стреножил и отпустил, предварительно напоив водой из больших бурдюков, что несла свободная лошадь. Затем и сам растянулся на траве.

Какое-то время ничего не происходило. Солнце, нещадно палившее весь день, стало клониться к закату, жара спала. Подул свежий ветерок, игриво зашелестел сухими былинками. А искатели все ждали, отчаянно борясь со сном. И дождались-таки.

Сначала услышали шуршание, едва отличимое от шелеста травы на ветру. Затем к нему прибавился мягкий стук – так падают комья земли, например. Монах первым вскочил на ноги, помог подняться жрице, и оба застыли, глядя, как в склоне холма открывается черный зев. Когда дыра стала высотой в рост человека, почва перестала раздвигаться. А миг спустя из глубины холма друг за другом выскочили с десяток лохматых бурых существ и тесно обступили искателей, наставив на них мощные арбалеты.

Ни монах, ни жрица даже глазом не моргнули, продолжали спокойно ждать. И действительно, вскоре в зеве лаза появилась еще одна невысокая фигура. Это была женщина, темнокожая старуха с курчавыми седыми волосами, на которых блестел тонкий золотой венец. На сгорбленных плечах болталась белая накидка из мохнатых шкур. Такие же шкуры, только бурые, составляли одежду воинов с арбалетами, придавая им диковатый вид.

– Чего надо? – гаркнула старуха, злобно глядя на путников снизу вверх. Глаза у нее были странные: блестящие белки и едва различимые, выцветшие радужки. Такие же бесцветные глаза были и у темнокожих стрелков.

– Мы прибыли из Амарты… – начала жрица.

– Сама вижу! – перебила ее старуха, тараща жуткие глазищи. – Чего надо, спрашиваю?

– Забрать отрока, – насколько возможно кратко ответила сестра.

– Какого еще отрока?

– Нашего. Которого вы нашли – или кто-то вам принес – шестнадцать лет назад.

– Нет у нас никакого вашего отрока! – прогнусавила старушенция, скаля идеально белые зубы.

– Есть, – преспокойно возразила жрица. – Так говорят Звезды.

– Врут они все, ваши Звезды! – старуха подскочила как ужаленная и пронзительно заверещала: – Врут, все врут ужасные жестокие Звезды…

Дальнейшее произошло очень быстро, буквально за несколько мгновений. Воин-монах внезапно шагнул в сторону, одновременно выбрасывая одну ногу и поворачиваясь вокруг своей оси – и темнокожие стрелки попадали друг на друга, роняя на землю свои грозные арбалеты. А монах прыгнул вперед и схватил старуху за шиворот прежде, чем она успела понять, что происходит.

– Нам нужен отрок, – не повышая голоса, повторила жрица.

– Хорошо, хорошо! – заскулила старуха, болтая в воздухе голыми костлявыми ногами в меховых тапках. – Только не я это решаю…

– Отведи нас к тому, кто решает.

– Хорошо, хорошо, только отпусти…

– Веди давай! – приказала жрица, когда монах поставил старуху на землю.

Та прытко шмыгнула обратно в дыру, но все же бросила через плечо:

– Идите за мной!

Монах и жрица так и поступили. Незадачливые стрелки кое-как поднялись на ноги, подобрали свое оружие и боязливо поплелись следом, держась на безопасном расстоянии от путников.

Тоннель, в котором они оказались, был довольно широк, но низок, пришлось идти пригнувшись, причем почти в темноте: путь освещали лишь масляные фонарики, свисающие с потолка на расстоянии примерно тридцати шагов друг от друга. Зато земляной пол был хорошо утрамбован, шли не спотыкаясь: старуха семенила впереди, искатели шагали за ней, десять горе-арбалетчиков замыкали процессию. Вскоре стали попадаться узкие боковые проходы, ведущие, понятное дело, в другие тоннели и подземные помещения. А также все чаще встречались щуплые темнокожие существа в лохматых шкурах, деловито снующие туда-сюда, неизменно с поклажей в руках или на голове; они глазели на чужаков не столько удивленно или испуганно, сколько брезгливо – так показалось жрице.

Вот земляной пол перешел в каменный, а минуту спустя путники оказались в помещении, где он и вовсе был покрыт ковровой дорожкой. Десять стрелков давно остались позади. Робко постучав в массивную квадратную дверь, старуха скакнула в сторону и тоже пропала. Створки двери медленно отворились. Искатели, переглянувшись, шагнули в дверной проем.