– Пусть кричат, не до них теперь, – ответил Олег за Синеуса, погруженного в глубокую думу, засосавшую его, словно трясина.

– Если Эйрик пришел с тараном, то рано или поздно он проломит ворота…– предположил Льёт.

– Ворота хорошо укреплены, они оббиты железом, – подчеркнул комендант.

– Ну тогда они засыплют ров и проломят палисад…

– Тогда мы спрячемся в нашем бергфриде и переждем там трудные дни, – Торвар выразил уверенность, основанную лишь на расхожем мнении.

– Наш донжон не из камня, а из дерева, – напомнил Льёт. – Если враг захватит двор, то подожжет башню непременно. Внутри нее мы будем оставаться в безопасности лишь в том случае, если Эйрик не перейдет ров.

– Дерево башни обжигали, оно не должно гореть, – возразил Торвар.

– Оно загорится, – повторил Льёт. – Но даже если по какой-то причине оно не будет полыхать, то враг может просто сломать башню.

– У нас много стрел, мы будем выпускать их во врага, когда он станет подбираться к нам! – настаивал Товар, изначально нацеленный на битву.

– Рано или поздно стрелы закончатся…– Льёт не собирался сдаваться в этом споре.

– Что делать, хозяин?! – комендант смотрел на Синеуса вопросительно, как и все остальные. – Разве можно бросить наших людей за воротами…Некоторые из них истекают кровью, им нужна помощь…

В таком положении крайне трудно собраться с мыслями: ведь звучит много мнений, советов и слов, порой противоречащих друг другу.

– Нельзя терять времени, говори, что нужно делать, – торопили Торвар и Льёт.

– Откуда я знаю, как правильно…– Синеус только сейчас понял, что впервые оказался в столь сильном затруднении, из которого неясно, как выбраться. И никто не знает. Они все ждут, чтобы он принял единственное верное решение и был бы ответственен за последствия. Но ведь он не провидец, чтобы наперед предугадать будущее.

– Решай, Синеус, – подгонял Олег.

Худшее, что может настигнуть начальствующее лицо – это сомнение. И правда, итог никогда никому неизвестен. Но главарь не должен колебаться, принимая решение. Иначе он уже не тот, за кем можно следовать. И пусть лучше он трижды ошибется, чем дрогнет и выкажет слабость или незнание и растерянность. И Синеус почувствовал это, когда в смотрящих на него глазах тоже стали зарождаться сомнения, только уже совсем иного сорта: тот ли он человек, которого следует слушать и за коим надлежит идти, он сам-то знает верную дорогу?!

– Мы поступим следующим образом…– Синеус быстро взял себя в руки, прогнав слабость, что сковала его при получении дурных новостей. – Мы впустим тех беглецов, которые жаждут спрятаться здесь в поместье…

– Да как же?! Сюда тогда хлынет весь город, и мы помрем с голоду быстрее, чем Эйрик разобьет лагерь! Тут кошек, собак и крыс на всех не хватит! Дойдем до того, что будем съедать друг друга?! – принялся возмущаться Торвар, но был прерван.

– На стене мы вывесим щит, как символ того, что сдаваться не собираемся…– Синеус говорил медленно, поскольку обдумывал план действий, который рождался одновременно с его речью. – Выполняй, Люис…– приказал Синеус коменданту. И тот радостно бросился претворять в жизнь полученное распоряжение, так как и сам желал укрыть своих знакомых и прочих горожан от внезапной беды.

– Я не разумею тебя, – провожая взглядом торопливо удаляющегося коменданта, Торвар высказал то, что чувствовали и другие.

– Сейчас уразумеешь…– продолжал Синеус, стиснув зубы. – А когда наступит ночь, мы тайком покинем поместье через подземелье и выйдем к реке. Даже если вороги будут возле наших ворот к вечеру, они не станут тут же бросаться на стену. Они должны будут соорудить какие-то укрепления, может, земляной вал, хотя бы на расстоянии действия их осадных машин…И за это время мы успеем отплыть далеко.

– То есть мы оставим город?! – Торвар был настроен сражаться, но не бежать.

– Мы оставим город, чтобы самим не остаться под его обломками навсегда…– подтвердил Синеус.

– Отменный план, – поддержал Олег, которому тоже было ясно, что держать осаду в данном случае равносильно самоубийству. Поместье не слишком хорошо укреплено, при должном умении и среднем рвении врага оно окажется разрушено. Это лишь вопрос времени. Причем не столь отдаленного.

– Нужно забрать из башни оружие и припасы, – сообразил Льёт.

– А в башню тогда отправить тех, кто желает тут спрятаться! – озарился Торвар хитрой придумкой, наконец, оценив план своих собратьев. – Будут сидеть в ней и обороняться от Эйрика, колодец у них там есть, так что, может, еще и отобьются, – Торвар присоединился к мнению большинства, отказавшись от желанной поначалу обороны.

– А самое главное, видя, что в башне кто-то есть, Эйрик не сразу догадается, что это не мы, и не пустится в погоню за нами. Мы выиграем время, – подытожил Синеус.

– Мы оставим им какое-то оружие? – поинтересовался Олег, подразумевая тех несчастных, которые спрячутся в башне.

– Оставим, но немного. Долго обороняться они не смогут. Но, с другой стороны, они должны обороняться хоть какое-то время, чтобы задержать Эйрика.

– Что ж…А после того, как мы доберемся до драккаров…Куда путь будем держать?

– Есть только одно место, куда мы можем теперь отправиться…

– Сын, надень эту телогрею, ветер промозглый…– Умила принялась обряжать задумавшегося Синеуса, прогнав прочь подступившие к нему воспоминания.

– Матушка, боюсь, я не уберег города, – уложив локти на борт драккара, Синеус угрюмо смотрел на бесконечную синюю гладь холодного утреннего моря. В парус задувал ветер, словно желая поскорее и подальше унести правителя от тех берегов, на которых тот потерпел поражение.

– Ты и не смог бы, – успокоительно заметила Умила, стоящая рядом с сыном на борту корабля. На ней было простое платье, отнюдь не такое, какие она носила обычно. Помятое, темное, из грубой, но зато теплой ткани. Волосы не были уложены в прическу – собранные в небрежный пучок, подвязанный пенькой, они, кажется, еще больше поседели за последние дни. Плаванье на этаком судне было сопряжено со многими трудностями и неловкостями, нередко ломающими даже молодых крепких мужчин. Но княгиня-мать была готова к путешествию и жаждала его. Главное – найти на корабле хоть какое-то место, где можно устроиться более или менее удобно. И она нашла его: на носу судна, где открывался захватывающий дух вид. Разрезающий ледяную гладь моря драккар несся по хрустальной воде, словно сокол по небу. Кроме того, викинги, часто занятые греблей, большую часть времени сидели лицом к корме, то есть спиной к Умиле, что устраивало ее вполне. К тому же специально для нее тут был установлен хоть и небольшой, но зато отдельный шатер из парусины – шерстяной ткани, пропитанной жиром. Умила умела переносить нечто неприятное, если это необходимо. И нынешнее плавание давалось ей сравнительно просто, на удивление. Она умудрялась и отдохнуть и исполнить те свои нужны, которые могли бы показаться неприемлемыми в подобных условиях и компании. Однако в отсутствии выбора быстро привыкается даже к суровой данности.

– Значит, ты сомневалась во мне с самого начала?! – удрученный все последние дни Синеус понял ее высказывание именно так. С того момента, как они покинули осажденный город, сын Умилы неустанно размышлял о своем провале, то и дело погружаясь глубоко в себя, вспоминая каждое слово, каждый вскрик, стук, лязг.

– Нет, я не сомневалась в тебе. Я сомневалась в Дорестадте, – пояснила Умила, глядя на будто выплывающее из вод солнце, которое сегодня дарило силы и надежды. – Мы с твоим братом давно предвидели сей грустный конец этого града…Дорестадт был обречен с самого начала. Река теряла свою силу, и он вместе с ней. Это был лишь вопрос времени: зачахнет ли селение самостоятельно или же его разрушат викинги.