– Ни фига себе! – прошептал Петя. – Значит, нужно как можно быстрее доставить ее в штаб! И тогда… война не продлится так долго, аж…

Он быстро взглянул на Катю. Девушка заинтересованно слушала его и покачивала головой.

– Аж?..

Он сжал губы.

– Война еще долго будет идти…

– Ничего не долго, – парировала Катя, будто бы вообще не услышав ни слова. – Товарищ Левитан говорил, что враг вот-вот будет разгромлен.

– Ты же видела их… в своей деревне, – сказал Витя. – Оборона Москвы будет долгой, – он наморщил лоб, вспоминая урок истории по этой теме. – Кажется… если я правильно помню, только весной сорок второго года, в апреле их отбросят…

– Да что за чушь? – всплеснула руками Катя. – Какой еще весной? Сейчас наши войска как следуют ударят и, может быть, в конце недели все закончится.

– Угу… – мрачно сказал Денис. – Мы должны как можно быстрее…

Она покачала головой.

– Как ты себе это представляешь? Заявитесь в Москву, к товарищу Сталину и скажете, вот, мы нашли… – она взглянула на таинственный, поблескивающий в свете свечи аппарат: – Секретную машину, с помощью которой фашисты шифруют свои сообщений. Возьмите, пожалуйста!

Ребята переглянулись. Предложение и правда было так себе. В мыслях оно звучало легко и просто, а стоило произнести вслух и тут же появились вопросы.

– Во-первых, на первом же посту нас схватят, отправят на Лубянку, где будут долго допрашивать. Знаете сколько сейчас шныряет диверсантов в лесах, и я слышала, фашисты используют даже детей!

– Но мы же скажем правду, чего нам боятся, – пожал плечами Денис. – Наши точно разберутся. А потом еще, может, и… наградят.

– Посмертно… – попытался пошутить Петя отрывком из известной кинокомедии, но Катя взглянула на него так, что он сразу умолк и улыбка на лице растаяла без следа.

– Не смешно.

– А ведь Катя права, – сказала Лена тихо. – Мы же не знаем, что это за штука и с какой целью немцы ее привезли. Ты говоришь, что мы честно все расскажем. А если окажется, что эту машину специально подкинули, чтобы обмануть наши войска? Ты такое мог представить, а? – она посмотрела на Дениса. – И тогда о награде можно не мечтать. Мы реально подведем всех и нас будут судить по законам военного времени.

– Ага, – сказала Катя.

Витя подошел к печке и принялся поворачивать мокрую сохнущую одежду.

– Что же нам делать? – спросил он, оборачиваясь.

– Я думаю… самое лучше – незаметно подкинуть ее к какому-нибудь посту, где ее увидят наши солдаты. Они уж сами позаботятся.

– А что… это идея… – согласился Петя, зевнув. – Но сперва нужно отдохнуть. – Он посмотрел на полати, потом окинул взглядом почти потухшую печь. – Давайте на боковую.

Катя встала с табуретки и покачала головой.

– Нет. Спать мы будем не здесь.

– А где? – удивленно спросил Витя, тут же подумав, что, если придется еще куда-то идти, он, пожалуй, откажется.

– Здесь слишком опасно, в любой момент могут нагрянуть фрицы или еще кто-нибудь, а мы все уснем. Да у нас даже винтовки нет, чтобы обороняться.

– Где же еще? – повторил вопрос Денис.

Катя пожала плечами и махнула рукой в сторону закрытого сундука, неприметно стоящего в самом дальнем углу избы.

– Там.

– В погребе? – не понял Витя.

– Да, только там. Надежное укрытие, да еще и хорошо замаскировано. Собираем все теплое, что есть в доме и быстро спускаемся вниз. – Катя прислушалась. Вой ветра за окном не давал что-либо разобрать, но она покачала головой. – У нас мало времени.

Витя поежился.

Никто не хотел идти в сырой и холодный погреб, но теперь, когда возвращение домой и теплая кроватка откладывались на неопределенный срок, остальные варианты исчезли сами собой.

Денис пошел по дому, сгребая в охапку ткани, покрывала, полотенца, что попадались под руку и передавал их Пете, а тот бросал вниз, в открытое чрево сундука.

– Завтра же в школу с утра, – сказал он как бы мимоходом, но Петя расслышал его слова, обернулся и внимательно посмотрел на одноклассника.

– Ты правда надеешься попасть домой?

– А ты – нет?

Они взглянули друг на друга словно бы впервые – еще вчера они были детьми и такие вопросы их совершенно не занимали.

– Мы на войне, – тихо ответил Петя. – Здесь всякое может случиться. – Голос его слегка дрожал и был так серьезен, что у Вити, который стоял в тени печки и случайно подслушал их диалог, поползли по спине мурашки.

– Мы на войне, – одними губами повторил он Петин ответ, словно пробуя эти слова на вкус. И вкус этот был горьковатым, сухим и страшным.

1941 год

Незнакомец растворился в свистящем сумраке. Шаров оглянулся, пытаясь сообразить, куда он мог пропасть, но тут же понял, что это бесполезно. Вокруг не было ни души. Темный вал стадиона выглядел тревожно и обреченно. Он терпеть не мог пустые стадионы и старался не приезжать на соревнования сильно заранее, хотя откуда взялась такая привычка, или точнее сказать, почти невроз, ему самому было непонятно.

Пару раз, когда он являлся к важным забегам впритык, практически не оставив времени на разминку, Петр Андреевич, тренер, чуть ли не выгнал его – он, конечно, понятия не имел, что Илья успел хорошенько размяться, только не на стадионе, а рядом, в сквере с миниатюрным фонтаном в виде пухлого бронзового Купидона, где располагалась небольшая физкультурная площадка. Удивленные пенсионерки, глядя на молодого человека в спортивной форме с надписью «СССР» на спине, который интенсивно разминался, поглядывая на гудящий стадион, морщили лбы, пытаясь припомнить смутно знакомое лицо, но вряд ли кто из них мог подумать, что это сам Илья Шаров, молодая звезда легкой атлетики, у которого через считанные минуты состоится забег на стадионе «Локомотив», а он с невозмутимым видом выполняет выпады и приседы, заставляя молодящихся мужичков и женщин «слегка за 50» подбирать животики и бодрее вращать туловищами и остальными частями тела.

По невидимой чаше стадиона прокатился порыв ветра, загудел в судейской башне, заставил вибрировать пустые флагштоки. Ему показалось, что стадион ожил, задрожал переливающимся многоголосием в предвкушении поединков и вдруг где-то там, в скрытой высокими стенами чаше грянул выстрел, до боли похожий на звук стартового пистолета.

Шаров инстинктивно дернулся. Видение тут же пропало, а выстрел, судя по всему – был настоящим. Раскатистое эхо прокатилось в воздухе, отразилось от серых стен и повисло совсем рядом.

– Стой! – раздался резкий голос. – Стой, кому говорю!

Кричали со стороны центрального входа, именно того, где на фотокарточке он позировал рядом с незнакомым мужчиной, удерживая под мышкой светлую сумку, набитую деньгами.

Шаров слегка присел и, озираясь, медленно попятился к раздевалке. Кричали явно не ему, но в полутьме, озаряемой то и дело выскакивающей из-за туч луной в точности ничего нельзя было утверждать.

Укрывшись позади бетонного блока, он осторожно выглянул. Тяжело ступая, со стороны стадиона к дороге вдоль поля, откуда он пришел, пробежали двое мужчин с винтовками в руках. Через пару минут за ними последовал низенький человек в штатском. В руке его сверкнул пистолет. У светлой дорожки, огибающей стадион, мужчина вдруг остановился и, поигрывая оружием, уставился в сторону раздевалки. Их разделяло метров сорок. Шаров почувствовал, как по спине побежали капельки пота. Ветер вдруг умолк и стало необыкновенно тихо – только далекая канонада на западе словно неуместный фон нарушала эту тишину.

Мужчина переступил с ноги на ногу. Под его ботинком скрипнул песок. Он кашлянул – хрипло и натужно, сплюнул мокроту и злобно выругался.

Ни жив ни мертв, Шаров вжался в холодную шершавую стену. Если придется бежать – то куда? Он всмотрелся в темноту – за лесной полосой, ограждающей стадион не было видно ни зги. Там дальше – высокий забор. Если придется бежать, его нужно будет перепрыгнуть. Шаров затаил дыхание, сжался как пружина, готовый сорваться в одно мгновение. Каждая клеточка его организма напряглась, будто бы он застыл на старте, стадион замер, боясь вздохнуть и невидимые зрители уставились на судью.