– Взялись! – скомандовала Катя.

Денис посмотрел на Витю. Они вместе схватились за ящик с двух сторон, а Катя подняла его спереди.

Выглядывающая сквозь быстро летящие тучи луна то и дело освещала их напряженные лица. Шумящий лес вокруг казался нереальным, ненастоящим и оттого еще более пугающим. Внезапно до них долетел гортанный крик, потом еще один и стало ясно – позади точно погоня. Витя почувствовал, как в ушах застучало, дышать стало неимоверно трудно. Проклятый ящик превратился в чугунный – но Катя упорно шла, точнее даже, волоклась, потому что нижняя часть ящика била ей по ногам.

И тут, сквозь шум ветра слух резанул злобный, какой-то срывающийся, лязгающий лай собак.

– Мамочка… – задрожал голос Лены. – Мамочка, я так боюсь собак…

Вите довелось столкнуться с овчарками, охраняющими овощебазу и он запомнил ту вылазку на всю оставшуюся жизнь – но то было дома, а здесь спрятаться было некуда.

Денис, запыхавшись, то и дело оглядывался – зубы у него стучали, но не от холода, как можно было подумать, а от страха и напряжения.

Катя слегка притормозила, втянула влажный прохладный воздух ноздрями, глянула через плечо и глаза ее сверкнули. В этот момент она походила на какую-то ведьму – в глазах заплясали огоньки злобы и Вите почему-то от этого стало легче, он словно бы прикоснулся к пылающему огню ненависти и подзарядился от него.

– Быстрее, к ручью! – она резко изменила направление и потянула отряд в чащу – такую непроходимую и колючую, что идти было практически невозможно. По лицу хлестали упругие ветви, иголки царапали щеки, норовя попасть в глаза. На руках не осталось живого места, – все они были изрезаны и исколоты, колючки просачивались сквозь штаны, скребли и впивались в кожу. Отряд, молчаливо и отчаянно, упрямо продирался вперед. Собачий лай позади подстегивал, гнал, страх бился в их жилах – одни в огромном лесу, на войне, а позади головорезы, которые готовы на все.

«Вот тебе и Зарница, – подумал Витя, холодея. – Самая что ни на есть, настоящая». И когда ноги вдруг резко ушли вниз, тело заскользило по влажной траве, он вцепился в ящик, как в спасательный круг, не представляя, что их ждет дальше.

Так, впятером, даже не успев понять и осознать, что происходит, они съехали прямо в ручей.

Ноги тут же погрузились в ледяную воду по колено, однако ящик вдруг полегчал и поначалу утонув почти наполовину, всплыл, медленно переваливаясь с одного бока на другой.

Катя оглядела их и виновато буркнула:

– Другого выхода не было. Собаки обязательно бы на нас вышли. А спускаться медленно – слишком долго.

Витя посмотрел под ноги. Темные стебли какой-то травы оплели его штаны и, медленно покачиваясь, вытянулись вдоль течения. Вода была очень холодной, он прекрасно понимал, что долго они так не протянут.

Хорошо, что мама этого не видит, – подумал он.

– Наш дом там, – указала Катя куда-то налево. – А вы меня встретили вон там, – она кивнула в сторону пологого бережка, который в темноте выглядел совершенно незнакомо. – Можно, конечно, выйти прямо здесь, но они увидят наши следы. Поэтому некоторое время, может быть метров пятьсот, придется идти по воде. Держитесь друг друга, иногда тут попадаются ямы.

Она взяла ящик за доску для переноски и пошла вперед – он плыл с ней рядом, словно ручной.

Витя нащупал руку Лены, ледяную и какую-то скрюченную. Девушка дрожала как осиновый лист. Лицо ее было совершенно белым.

– Нужно идти, – тихо сказал он.

Она кивнула.

– Дэн, ты как там?

Денис не ответил, только мотнул подбородком, мол, давайте уже, идите.

Петя замыкал строй. Его тихий басок расслышали все:

– Говорил мне папа, обливайся по утрам холодной водой. А я все думал, где это может пригодиться? Ну вот… теперь понятно, где.

– Теперь будешь обливаться? – спросил Денис дрожащим голосом.

– Думаю, мне этого до конца жизни хватит.

– А я люблю холодную воду, – тихо сказала Лена. – Она какая-то особенно чистая.

И правда, когда Луна выползала из-за туч, дно ручья проявлялось до последнего камешка и травинки, а иногда – буквально на мгновение из-под ноги вырывалась и мгновенно исчезала в темноте серебристая спинка мелкой рыбешки.

Катя шла впереди и постоянно оглядывалась, не произнося ни слова. Можно было подумать, что она вообще не чувствует холода, но Витя знал, что она точно такая же, как и они сами, только более, что ли подготовленная. Хотя как к такому можно подготовиться, он понятия не имел. Разве что следовать совету Петькиного отца. Но теперь уже было поздно.

Лай сначала усилился, по крайней мере так казалось, потом сместился назад, за спину и постепенно начал отдаляться. Немцы явно потеряли след.

Небольшая группа шла против течения, которое было не сильным, но все равно ощутимым – ноги то и дело цеплялись за коряги, приходилось друг друга поддерживать.

В какой-то момент Витя перестал ощущать пальцы ног. Икры стали каменными. Он боялся взглянуть на Лену и лишь отсвет лунного света от ее лица, да ладонь-ледышка в его руке говорили, что она еще рядом. Два раза она оступилась и упала, намокнув почти полностью. Денис с Петей помогли поднять ее – они забрали у нее консервы и кое-как тащили их.

– Здесь! – Катя остановилась, указав на кусты и темнеющий проход между ними. – Выходим.

Из последних сил, хлюпая по земле, они выбрались на берег и вместе вытянули ящик, который теперь стал почти неподъемным. Избы отсюда не было видно; от бессилия и усталости у Вити на глаза навернулись слезы.

Руки перестали дрожать – он их просто не чувствовал, как и остальное тело.

– Хватайте, хватайте! – яростно зашептала Катя, а ему хотелось все бросить, улечься на мокрую землю и лежать, уставившись в черное небо. – Не спать! Еще немного! Давайте, вы же пионеры! Ребята! – Она говорила что-то еще, про войну, про фашистов и про то, что скоро мы победим, а потом они вместе поедут в парк аттракционов, купят по десять мороженых и будут кататься до упаду на каруселях. Но это потом, хотя и совсем скоро, но, чтобы оно наступило, это скоро, нужно прямо сейчас пересилить себя, взять ящик, консервы и снова идти.

Когда они отошли от ручья метров на двадцать, Катя вернулась, руками подняла примятую траву и камыш, замела следы.

– Теперь можно идти, – сказала она.

Витя закрыл глаза и взялся за ручку ящика.

Когда он снова открыл их, они были уже возле дома, у самых его ступеней.

Он думал обрадоваться, но не смог.

Вчетвером они втащили ящик в дом – потом он взял Лену за руку и подвел ее к печке – та была еще теплая. Уперевшись ладонями о шершавую стену, они стояли, боясь шелохнуться, пока жизнь не начала к ним возвращаться.

Катя очнулась первая. Нехотя отошла от печки, скинула мокрую одежду, оставшись в одной майке и длинных, черных, похожих на солдатские трусы, кальсонах.

Хотя в доме почти ничего не было видно, Витя стыдливо отвел взгляд от ее голых ног, однако, похоже она ничего не заметила. Или сделала вид, что не заметила.

– Быстро, ребята, раздевайтесь пока печка не остыла, нужно просушить одежду. Печку по новой мы затопить не сможем – дым сразу увидят немцы.

Витя взглянул на Лену. Она стояла, не шелохнувшись, и, кажется, оторвать ее от печки было невозможно. Тогда он осторожно прикоснулся к вороту куртки, опустил одну ее руку и принялся снимать. Лена поддавалась без звука.

– Пусть лезет на печку, – сказала Катя. – Там еще осталось тепло.

Витя снял с Лены куртку, стащил с нее спортивную кофту – все было мокрое и холодное и остановился в нерешительности. Снять штаны с девушки он не мог.

– Давай я помогу, – Катя отстранила его легким движением. – А ты пока развесь мокрую одежду.

– А если немцы? – вырвалось у Пети.

– Вешай быстрее!

Витя принялся развешивать одежду Лены и краем глаза заметил, как Денис отыскал в углу дома какое-то покрывало и протянул Кате. Та укутала Лену с ног до головы и помогла ей забраться на печку.