Побежала Усоньша по дороге, а Ярила спокойно в Ирий направился. За брата он не волновался. Знал, что как только тот любовь с ненавистью уравновесит, облик свой естественный обретёт, сам домой пожалует. И где источник хмельной находится, Услад запомнит на веки вечные, на это Ярила с кем угодно поспорить готов был и на что угодно.

Вытащил он из кудрей василёк, погрыз стебель, усмехнулся и – пропал, чтобы через миг в саду райском появиться. А книга, чтоб ей намертво приклеиться к ладоням Рода, уже наверняка на месте – Велес шибко домой торопился, медлить не станет, нигде не задержится.

Ошибся Ярила. Велес в Ирий мигом перенёсся, да только к Роду не сразу отправился, сначала в свой терем заглянул.

– Дубравушка! Жена моя любимая! Что ж ты не встречаешь мужа, сыночка нашего не несёшь отца поприветствовать?

Распахнул он двери да и встал столбом: народу полон дом, на лавках, на полатях спят, да и просто на полу валяются. Ароматы в тереме такие, что и гадать не надо – много дней гости незваные пили сурицу. Схватил Велес с пола первого, кто под руку подвернулся, встряхнул.

– А ну говори, кто таков и где жена моя разлюбезная?

Гость ручищу под звериную шкуру, какая на нём вместо куртки надета была, запустил, поскрёб, зевнул, обдав хозяина перегаром, и только потом открыл глаз.

– Один.

– Да вижу, что один, второй глаз, поди, за такое же хулиганство и захват чужого жилища выбили? Отвечай, где Дубравушка?!

– Один он. Один – ударение на первом слоге делай. – Тут же рядом оказался ещё один гость. Он с пола шлем рогатый подобрал, одноглазому на голову нахлобучил, и говорит:

– Положи его, пусть досыпает, шибко вчера день утомительный был, а ночь и того хуже! А мы с тобой выйдем, и я всё объясню тебе.

Разжал Велес пальцы, выпустил Одина. Тот на пол рухнул и уснул. А другой гость, тряхнув рыжими, давно нечесаными лохмами, взял Велеса под локоток и на крыльцо вывел.

– Ты, Велес, бог скотий? – Спросил он, но скорее для порядку. Локки всегда знал, кто перед ним, в каком настроении пребывает, и какие мысли у собеседника в голове роятся. – Так на нас не серчай, нам сам Род на терем этот указал. Сказал, что хозяйка и сынок её жизнь спокойную прожили, а поскольку роду они простого, не божественного, когда срок подошёл, тела покинули и в бесплотном состоянии по Ирию слоняются. А значит, дом им без надобности. Ещё сказал, что хозяин – ты, то есть, – в землях Латынских заплутал, поручение важное выполняя. Тоже, значит, не скоро вернётся. Вот мы и вселились в пустое жилище. А что, поручение–то выполнил? Нашёл важный артефакт, или нет? И не его ли в руках сжимаешь? – Как бы между прочим поинтересовался Локки, протягивая руку к корешку книги.

А Велес, оглушённый известием, стоит и не понимает, что ему говорят. Самые дурные предчувствия исполнились, самые потаённые страхи сбылись!

– Да почему, почему ж меня не предупредил никто? Да зачем мне это бессмертие, ежели любовь моя умерла?

– Вот странные вы, славяне, – хмыкнул скандинав, – умерла баба, а любовь живёт, любви вокруг сколько угодно. Так что, книжку почитать дашь, али силой отбирать?

– Прочь от меня, лис хитрый! – крикнул Велес и, даже не заметив, что в ярости превратил Локки в зверя. Метнулся лис назад, в терем, и тут же крики раздались:

– Лови его! Держи его!

Убитый горем скотий бог стоял и не слышал веселья незваных гостей, устроивших охоту на соотечественника, не признав его в огненном звере. Наконец, встряхнулся Велес–Власий, решительно сжал губы, прижал к груди Голубиную книгу и пропал. Понёсся он на родительское облако, к Роду Великому.

Род ждал его. Как уж ему, без томика прогнозов от Двуликого Януса известно стало, что Велес приближается – неведомо, а только не открывая глаз, сказал старик:

– Книгу давай!

И протянул руку.

– Просто так не отдам, – сказал, как отрезал Власий. – Верни мне жену мою, Дубравушку, и сынка. Живыми и невредимыми.

– А я их не забирал, чтобы возвращать. Пока ты по свету шлялся, срок их жизненный подошёл к концу. Они, соответственно, концы и отдали. Книгу, говорю, давай! – Отвечает Род, а у самого в глазах такая тоска, такое желание светятся, что Велес невольно Голубиную книгу за спину спрятал.

– Отдать не отдам, а обменять – обменяю. Верни мне семью мою, и забери дар божественный. Не хочу больше богом быть, хочу обычную жизнь прожить, жизнь существа живого, твари смертной.

– Да жалко что ли? – Пожал плечами старик, грустно усмехаясь. – Пожалуйста! – и хлопнул в ладони.

Велеса будто и не было на облаке. Пропал. Книга Голубиная мгновенье в воздухе повисела и на ткань облачную упала. Старик с кресла соскочил, на колени рухнул, поднял трясущимися руками реликвию и, послюнив палец, стал быстро перелистывать страницы.

– Эх, Сварог, Сварог, опять ты у меня отличился, – бормотал старый Род. – Опять ты наделал делов, а подумать о последствиях позабыл! Сварог! Свар–рррог!!! Свааааа–рррррог!!!!! – загремело в Ирие.

Сварог, только гром услышал, тут же проснулся. «Смотри, какая умница, – улыбнулся он, не открывая глаз. – Утро раннее, я ещё сплю, а она, Ладушка моя милая, уже хозяйничает, спешит мужа завтраком порадовать. Ишь, как кастрюлями гремит!»

Облизнулся, представив большое блюдо, обязательно фарфоровое, с лебедями да цветами заморскими, нарисованными по краю. А в центре блюда блины: пышные, румяные, маслицем политые. Рядом с блюдом воображение нарисовало миску со сметаной, да такой густой, что ложка стоит, и ещё горшочек глиняный с мёдом. А в кружке молочко налито, парное, тёпленькое, с утречка надоенное. И над всем этим удовольствием аромат цветочный витает. Каждое утро Лада росой умывалась, а Сварог угадать пытался, с каких цветов сегодня жена росу брала – с лаванды или с лепестков розовых стряхивала?

Принюхался райский управитель, ожидая почуять тонкий запах, вплетающийся в блинный густой дух, и едва не поперхнулся, до того не готов оказался к едкой, прошибающей до самых мозгов, вони. И блинами совсем не пахло!

– Что это ты, Ладушка, сегодня пахнешь неправильно? Будто не жена красавица на кухне, а козёл душной, неделю немытый?

– Ах ты, деревенщина! – прокричала Лада, выглядывая из кухни. – Ничего ты в тонкостях косметических не понимаешь! То масло ароматическое, розмариновое! И вообще, от козла слышу!

Тут Сварог спохватился, сообразил, что может совсем без завтрака остаться, тон изменил, совсем по–другому заговорил:

– Что деревенщина, ты верно заметила. В городах не жил, и впредь не планирую. А что это ты, Ладушка, меня просто козлом называешь? А раньше безрогим козлом звала? Вот к чему такие изменения? Али мне взъяриться по тому поводу, что рога у меня появились? Фигурально ежели выразиться?

– На кой тебе рога, старый дурак? – крикнула с кухни Лада. – Бодаться всё равно не способен.

– Это почему ж?! – Удивился Сварог. – Я ещё ого–го мужчина!

– Так что, из–за твоего «ого–го» я должна рога организовать? И потом, ежели б действительно «Ого–го!» было, а ещё лучше – «Ого–го–го–го!!!», а у тебя всего то и есть, что «Фи–иии»…

– Ну пошто ты, Ладушка, всё извратить пытаешься? Пошто мою мужественность принижаешь?

– Нет, я тебе её повышать сейчас начну. Так что, тебе рога организовывать?

– Не–не, эт я так, к слову сказал! – Пошёл на попятную райский управитель, вылезая из–под одеяла. Опустил босые ноги на пол, пошарил ступнями и вздохнул: сапог, как всегда, нет.

– Вот у других жёны как жёны, с утра стоят с сапогами начищенными в руках, ждут, пока муж проснётся, а ты… – начал Сварог, но осёкся, увидев в дверях жену. Та стояла прямо, уперев в бок одну руку, а в другой, будто бы безразлично, вертела сковородку. – А ты у меня хозяйка хорошая, и готовишь отменно, – тут же заюлил зарвавшийся супруг. – Вот как чего сваришь, али испечёшь, так ем, ем, а наесться не могу, до чего вкусно! – И, проскользнув мимо жены, прошлёпал босыми ногами к обеденному столу.