– Почему тур–то? – второй раз задумчиво повторила Маринка. – С заклинанием, что ли, напутала?

– Услад, Усладушка, ну иди, иди сюда! Эх, – она сморщила лоб, – как же скотину крестьяне на двор зовут? Цип–цип–цип... – попыталась приманить мужа великанша, но бык–тур, увидев открытые ворота, выбежал со двора.

– Стой!!! – Зарычала Усоньша и под злорадный хохот чернокнижницы кинулась вдогонку, но встала, как вкопанная: белокудрый красавец легко, будто не зверь матёрый перед ним, а бычок полугодовалый, схватил тура за рога и, совсем не напрягаясь, пригнул голову зверя к земле.

– Ярила! – Взмолилась дочка князя Пекельного царства. – Отдай мне Услада, отдай!

– Да бери, – усмехнулся в ответ на просьбу.

Толкнул тура легонько – тот, пущенным из пращи камнем, назад, во двор влетел.

А Ярила стоит, ясными глазами на зверя смотрит, золотыми ресницами хлопает, в одной руке рогатина, в другой – копьё. Видит тура, да брата родного и друга любимого в нём не чует.

– Вот тебе, девка Маринка, моя добыча! – и копьём замахнулся.

– Не–еее–ет!!! – и Усоньша Виевна, вырвав с корнем молодой клён, махнула им, точно прутиком. И Ярила, и книга Голубиная, которую латынская девка Маринка в руках держала, попали под удар. Сбитый с ног, полетел Ярила вверх тормашками, в аккурат в мешок каменный попал. А увесистый томик прогнозов от двуликого Януса – книга Голубиная – упала на жерло колодца. Вот только падая, увеличилась она в размерах, да как раз выход из тюрьмы каменной собой накрыла. Специально оно так вышло, нечаянно ли – то неведомо, но будто прикипела Голубиная книга к камням, с места не сдвинуть. Ярила из колодца кричит, стучит, к дедовой книге подтянулся, давай толкать её, но даже на пядь сдвинуть не смог. А девка Маринка знай хохочет:

– Зря ты стараешься, свет мой Ярила. Хоть и бог ты, да я сама не лыком шита. Чтобы снять моё заклятье, кровью жертвенной окропить книгу требуется.

– Будь по твоему, говори, какая жертва тебе надобна? – глухо прозвучал из каменной утробы Ярилин голос.

– А вот того тура, что упустил, принеси – с копьём в сердце, да кровушкой его сбрызни. Как только сделаешь это, так книга сама к тебе в руки и прыгнет. Хотя… обстоятельства изменились. Теперь сложновато тебе сделать это, тур дал дёру – по лесам да горам от Усоньши бегает. Так что сиди уж в тюрьме моей. Запасным будешь.

– Да в чём запасным–то? – закричал Ярила из каменного мешка.

– Запасным кандидатом с кровушкой своей расстаться. – И злодейка опять расхохоталась. – А пока я братцем твоим займусь.

В колодце стук да гром послышались, будто что вниз рухнуло. Маринка усмехнулась недобро, отвела взгляд от жерла колодца, накрытого книгой. Приложила ладонь козырьком к глазам, вдаль вглядывается, Услада высматривает. Пожалела, что рано его из ловушки освободила, сеть адамантовую сняла, да ничего уже не сделаешь. Только и остаётся, что на собственную поспешность посетовать! Хотела латынская девка развлечься, посмотреть, как Ярила, не узнав в туре брата, убьёт его, чтобы добычей охотничьей на пиру полакомиться. Да, сейчас бы младший Сварожич в сети адамантовой её от многих хлопот бы избавил, тут же бы на книгу кровушки плеснула, да власть над миром обрела. Но тура уж и след простыл. И Усоньши Виевны тоже рядом не наблюдалось.

– Вот ведь несносная рогатая злыдня! – Возмутилась Маринка. – Ведь не любовью обуяна за ним бегает, наверняка, чтобы убить ловит. Но мы ещё посмотрим, у кого жилка охотничья сильнее бьётся!

Махнула чернокнижница рукой, тут войско её на дворе появилось. Только на этот раз в руках не трубы и барабаны держали, а копья да арбалеты. Оправился отряд по воздушной дороге на тура охотиться, а чернокнижница вслед прокричала:

– Сначала великаншу рогатую порешите, она за муженька своего глаз отдаст не моргнув.

Постояла латынская девка, вокруг каменного мешка походила, книгу Голубиную рукой толкнула, да даже пошевелить не смогла. – Да что там глаз, – продолжала она злобствовать, – Усоньша жизнь за него положит. Где она ещё дурака такого найдёт, который и туп, и слеп, и так неразборчив, чтобы на ней жениться? Надо вмешаться в процесс, чтобы гарантировано противницу свою уничтожить, не дать помешать моим планам. Из–за уродливой дуры ещё не хватало власти над миром лишиться, из–за чужой тупости с мечтой многолетней расстаться! Вот ведь незадача–то случилась… Ведь пока Усладовой кровушкой книгу не окропишь, до Ярилы не доберёшься. А добудешь крови младшего брата, так старший не нужен будет. Она с досады ножкой топнула, руками всплеснула, и, пробормотав:

– Никогда ещё такого запаса бесполезного у меня не было, – запрыгнула в ладью самолётную. Решила латынская царица, что Ярила никуда не денется, а вот воинству своему советом да указом помочь не помешает. Проследить, чтобы Усоньша Виевна в злобе лютой не раскидала страшных бойцов, словно потешных деревянных солдатиков.

Маринка не зря суетилась, она точно знала, что кровь, стоит только капнуть её на страницы Голубиной книги, над ней неограниченную власть даёт. Тогда станет чернокнижнице известно всё будущее, что и её саму, и весь мир ожидает. И не только знание обретёт, но и изменять будущее по своему вкусу сможет. Вот только кровь не простая требуется, а того, кто лично хозяином Голубиной Книги был, или его потомков в любом колене. Потому и захотела она обмануть древнее волшебство, кровью либо Ярилиной, либо Усладовой окропить. Про заклятье она верно сказала, да не совсем, немного покривила душой. Заклятье только размер книги изменило, но вот в том, что Ярила сдвинуть с места её не смог, Маринкиной заслуги не было.

Знать обо всём на свете хотела чернокнижница, всем миром властвовать, а в собственном хозяйстве разобраться не могла. Не ведала, что мешок–то каменный в её замке с секретом. Двор пуст был, и поэтому никто не видел, как книга съёжилась, в размерах уменьшилась, да в жерло каменного мешка упала. Только вот стука, какой бывает, когда тяжёлый предмет на дно падает, не послышалось. Но латынская девка Маринка, чернокнижница и охальница этого не знала. Преспокойненько себе на охоту умчалась, торопилась Усладовой крови добыть, да только надобность в жертве отпала.

Охота охоте рознь. Порой охота хуже неволи, томит, душу жжёт, и пока желаемое не достигнуто, нет ни покоя, ни радости. И так же охота было змею подругу найти, что совсем аппетита лишился, покой и сон потерял. Много лет Горыныч счастья не знал, не отпускала тоска сердце змеиное. Томился он по любви, простого счастья жаждал, но вот беда – не верил в него, потому, наверное, и достигнуть не мог.

От многих мыслей сомнение в душе селится, а вера с ним в соседях не живёт. Веру–то сохранить порой и одна голова мешает, а у Горыныча голов целых три. Весь свет облетел, не нашёл себе невесты своего роду племени. Сгоряча хотел царских дочек за себя взять, да характером ему не подошли. И в горы высокие Крокодильеры слетал, в долину затерянную – тоже без толку. Не оказалось там змеев о трёх головах, погибли они давным–давно, только и осталось от них, что яйцо огромное. Из него–то и вылупился змеёныш. Отрадой Горынычу стал, да единственной заботой маленького домового по имени Дворцовый, и дядьки Кощея Бессмертного. Сосредоточились старики на маленьком Горыше, сделали его центром своей жизни. И змей Горыныч, хоть шибко баловать ребёнка не разрешал, сам порой тоже позволял приёмышу многое. Из–за добровольно принятых на себя родительских обязательств давным–давно отказался он от дальних полётов. Много лет назад пришло змею письмо от друга английского, славного рыцаря Лансёла. Рассказывал он в письме о житье–бытье своём, и не забыл упомянуть интересное событие. Писал, что в шахте угольной обвал случился, и открылся там ход к самому центру земли. Ещё доводил до сведения, что собирается сам туда спуститься, инспекцию провести, а поскольку легенды говорят, что драконы из горных пещер лезли бессчетно, то шибко надеялся Лансёл встретить там хотя бы парочку. Приглашал доблестный рыцарь Горыныча вместе в путь отправиться, но змеиные головы тогда только переглянулись.