Надя ринулась в противоположную от Дуни и Груни сторону. Когда дверь огородила её от остального общества, она перешла на бег, не в силах сдержать рвущуюся наружу тревогу. Сердце сжималось в нехорошем предчувствии. Хоть раз в этом доме пошло что-то так?

Полицейская распахнула дверь библиотеки и застыла. На диванчике в алькове сидела Арина Игнатьевна, в окружении кавалеров. Александр сидел по одну сторону от учительницы, держа её за руку, а Илья по другую – протягивая свой платок. Покрасневшее лицо барышни было мокрым от слёз.

Увидев Надю, Арина Игнатьевна поспешила утереть слёзы.

– Кажется мы совсем засиделись, – она виновато улыбнулась вошедшей. – Простите, Надежда Ивановна, я сейчас приведу себя в порядок и вернусь. Мальчики, вы идите. Нехорошо заставлять гостей ждать, еда остывает.

«Мальчики» даже и не подумали послушаться учительницу. Только встали при появлении Нади, но никакого рвения к тому, чтобы выполнять свои обязанности, у них не наблюдалось. И полицейская была с ними солидарна.

– Никто никуда не пойдет, пока не объяснит мне, что здесь происходит, – отрезала Надя. Но увидев, как побледнело лицо гостьи, сама испугалась своей резкости. – Прошу меня простить, но за последние сутки я навидалась таких ужасов, что теперь склонна подозревать лишь худшее.

– Ох, простите, – женщина неловко улыбнулась, промокнула глаза платочком. – Я не хотела заставлять вас или кого-либо ещё волноваться. – По-матерински нежный взгляд её коснулся обоих камердинеров, которые теперь не знали, куда себя деть, то ли продолжать стоять по стойке смирно, то ли сесть обратно. – Видите ли, мальчики стали свидетелями моей минутной слабости…

Глаза Арины Игнатьевны вновь наполнились слезами. Надя аккуратно прикрыла за собой дверь и прошла вглубь комнаты. Тут же Илья подтащил поближе к диванчику стул для полицейской. Надя поблагодарила того кивком и села, вслед за ней, наконец, сели и оба молодых человека.

– Видите ли, – справившись со слезами, начала учительница. – Вчера все эти треволнения позволили мне на время забыть о собственных переживаниях, но сегодня, оставшись наедине с собой… – Арина Игнатьевна приложила платочек к губам, на миг прикрыла глаза. – Видите ли, – повторила она, – там у меня остался сын. Мы и без того были не в ладах с его отцом, он всё угрожал, что заберет Васеньку, что я его больше никогда не увижу… Если и вправду минуло двадцать лет, то теперь он, пожалуй, такой же взрослый.

Влажный взгляд её коснулся Александра, который вновь держал руку женщины в своей. После тяжелого вздоха, Арина Игнатьевна подняла взгляд на Надю.

– Не могу не думать о том, как он жил там всё это время без меня. Ах, Надежда Ивановна! Я и сама педагог, я хорошо знаю, как вредно расти ребенку без материнской заботы и ласки. И сама оказалась кукушкой, – она горько усмехнулась. – Да ещё и отец его, наверняка, после того как я пропала, забрал моего мальчика. Где же я его теперь отыщу?

И слёзы вновь градом полились по её щекам.

– Арина Игнатьевна, прошу вас! – Илья неожиданно встал перед учительницей на колени. – Клянусь, что как только в доме все разрешится, то приложу все усилия, чтобы найти вашего сына.

– Мы приложим, – добавил Александр, серьезно кивнув. – У Владимира Александровича связи в столице, вы сами знаете.

– А у Александра Борисовича за рубежом, – горячо подтвердил Илья. – Мы найдем его, на каком бы краю Земли он ни находился!

– Ох, мальчики…

Надя и сама почувствовала, как в носу щиплет, а на глаза наворачиваются слезы. Было видно, что оба камердинера говорят это не просто для красного словца, чтобы успокоить гостью. Кажется оба они искренне хотели помочь открывшейся им в своем горе женщине.

– Простит ли он меня? – Вздохнула Арина Игнатьевна. – Теперь я ему и не нужна вовсе…

– Простит, конечно, простит! – Илья горячо закивал. – Я бы на его месте наоборот обрадовался, ведь он, верно, считал вас пропавшей.

– И то не ваша вина, – согласно кивнул Александр.

– Конечно, – тоже закивала полицейская. – Вас не в чем винить.

Учительница склонила голову, то сжимая, то разжимая платок у себя в руках. Вздохнула шумно.

– Быть может, вы и правы. – Арина Игнатьевна подняла голову, и на губах её уже была робкая улыбка.

– Господь подарил нам с вами ещё один шанс, ещё двадцать лет, – серьезно проговорил Илья, глядя на женщину. – И я намерен распорядиться ими мудро.

Александр вскинул голову и посмотрел на камердинера с каким-то особым выражением. Надя отвела взгляд. Ей показалось, что она подсмотрела чью-то чужую тайну, что-то очень личное, что видеть не должна была. Мысли невольно крутились вокруг всех тех, кто проспал в доме все это время. До сего момента ей было всё как-то не до того, чтобы задуматься об их судьбе. Но каково это на самом деле – выпасть из реальности на такой немаленький срок? Многое за это время поменялось, в худшую или лучшую сторону. Смогут ли они привыкнуть к столь резким изменениям?

В конце концов, Надя первой нарушила хрупкую тишину. Откашлялась и аккуратно начала.

– Прошу прощения, но если мы сейчас ещё немного задержимся, боюсь, мой коллега решит, что с нами случилось что-то непоправимое…

– Ради Бога, простите! – Арина Игнатьевна приложила руки к груди. – Я заставила всех волноваться. Прошу, возвращайтесь к столу. Я только приведу себя в порядок и сразу же вернусь.

– Обещаете, что больше не будет необходимости искать вас с собаками?

– Нет-нет, обещаю, – тихо рассмеялась учительница, кажется, совсем успокоившаяся.

К столу вернулись по очереди. Сначала Надя и Александр, потом Илья и только следом уже Арина Игнатьевна, скромно извинившись в том, что она заставила общество себя ждать. Андрей, да и никто за столом никаких вопросов задавать не стал, и, наконец, приступили к завтраку.

Яйца кокот и гурьевская каша показались самыми вкусными блюдами, которые Надя когда-либо пробовала в своей жизни. Она была так голодна, что с трудом сдерживала себя в руках, чтобы не нарушить с десяток правил этикета за столом. Невольно вспомнились года в Смольном институте, когда воспитанниц намеренно недокармливали, из соображений более здорового образа жизни. С каким аппетитом они тогда поедали даже вонючие печеночные котлеты! Но самым страшным было как-то не так повести за столом. Не дай Бог грякнуть ложкой об тарелку или откусить слишком большой кусок. За это можно было и вовсе лишиться еды. Кто же знал, что держать прямо спину и уверенно держать приборы в подрагивающих от голода руках понадобится в жизни.

Вот кто пренебрегал правилами поведения за столом, так это Долгорукий. Ел он торопливо, разговор, который размеренно тек благодаря Арине Игнатьевне, не поддерживал, а на вопросы отвечал невпопад. А когда принесли сладкое, и вовсе выкинул фортель.

– Прошу меня извинить, – граф встал, откидывая на стол салфетку. – Благодарю за компанию, но вынужден покинуть ваше общество. Что-то мне нездоровится.

– Вам помочь, Александр Борисович? – Тут же отозвалась учительница.

– Нет-нет, то старый недуг, не смейте волноваться, Арина Игнатьевна, – вымученно улыбнулся граф. – Немного тишины и покоя – лучшее лекарство.

Он остановил было ринувшегося за ним Илью и вышел из столовой. Андрей и Надя переглянулись. Кажется, оба они ни на секунду не поверили в старый недуг графа.

Однако срываться с места было бы сейчас слишком подозрительно. И дознавателем пришлось остаться за столом до конца трапезы. Лишь после завтрака Надя смогла улучить момент и попытаться найти Долгорукого. Но оказалось, что далеко ходить не надо было.

Полицейская сунулась в зимний сад, предполагая, что какие-то дела у графа всё-таки остались именно там. И почти сразу услышала голоса.

– Обещаете?

– Обещаю, хоть мне и жаль терять такого человека, как ты, Илья, – голос графа был мягким, вкрадчивым. – Разве я мало тебе плачу?

– Дело не в этом, как вы не понимаете…