В странном порыве я шагнула к нему несмело и крепко обняла. Его руки сразу обвились вокруг моей талии, сжали так сильно, что стало больно. Но это ничего, я тоже цеплялась за него изо всех сил, не щадя. Из глаз предательски полились слезы — вот к чему они сейчас? Почему только рядом с Халом мне всегда так хочется расклеиться и сдаться и вместе с тем бороться до последнего вздоха? Никто другой не вызывал во мне таких желаний. Пожалуй, никогда.

Он стер мои слезы большим пальцем и прижался своим лбом к моему.

— Я не хотела, Хал. Не хотела, но должна была.

— Знаю. И я не хотел, но должен был.

— Знаю.

И это все.

И нечего нам больше друг другу сказать.

Сколько их у нас уже было, этих разговоров? Об одном и том же. Ситуации были разными, суть же никогда не менялась. Это как будто стало проклятьем для обоих… взаимное уничтожение, взаимная отрава. Тупик без намека на выход. И мы оба угодили в эту ловушку, в которой принципы вдруг стали важнее остального. Не только для него — бесполезно винить во всем только Хала. Мы оба виноваты. Мы похожи, как он и сказал. Мы прошли разные пути, но оказались родственными душами, способными лишь отталкиваться друг от друга, чтобы притянувшись, оттолкнуться снова. И так до бесконечности, до того самого взаимного уничтожения, которого, впрочем, ни один из нас не желает, даже наоборот. Так бывает? Похоже на то.

— Ты была не права, Ида, — прошептал он. — Не права, когда говорила, что моя любовь к тебе — лишь издевка. Это совсем не так. Может, я просто не умею… так, как надо. Как тебе хочется.

— Я просто злилась, Хал. Так ужасно на тебя злилась.

— И сейчас тоже злишься?

Я сморгнула новую порцию слез.

— Хал, я, наверное, тоже не умею. Так, как тебе хочется. Красиво, ярко и эффектно. Жертвенно, но с обязательным счастливым концом. И чтобы жить потом долго и счастливо, позабыв былые обиды, и неважно, сколь незабываемыми они кажутся прямо сейчас… это все не про меня. Один раз я принесла себя в жертву, но второго не будет, — я убрала его руки от своего лица и шагнула назад: — Не будет красоты и яркости, не будет театральных страстей. Не будет взаимных упреков и игр в любовь-ненависть, растянутых на многие годы. Этим играм ведь не будет конца, с таким раскладом можно играть вечно. Но раз за разом повторять одно и то же, надеясь на иной результат — признак безумия, Хал. А я не хочу быть безумной.

Хал закрыл глаза, тяжело сглотнул.

Глядя на него сейчас, я верила в его любовь, верила как раньше. Но пора извлекать уроки из прошлого. Любовь Хала порой причиняет боль. Она прямая, как стрела, и больно ранит, если встанешь на пути. К сожалению, я всегда ранила его в ответ, ведь тоже была вооружена стрелами. Но ран тоже уже достаточно. Если бы наше личное касалось только нас… но это не так.

— Никаких больше обещаний, Хал. Ничего, — уже тверже повторила я, по крупицам собирая эту новую уверенность. — Только условие: ты должен уйти. Навсегда. В Равнсварт, Даммартен, Дивос или Славию… уверена, ты нигде не пропадешь. Выкрутишься, даже если в первое время будет совсем худо. Но ты способный парень, всегда им был, иначе не получил бы корону. У тебя все будет хорошо, но где-то там, далеко. И может, твое «хорошо» не продлится двести лет, без мертвой земли вокруг столько не живут, но сколько-то все равно живут, и у тебя будет этот срок. Это мое условие. За этим я тебя позвала. За этим и… чтобы попрощаться без злых слов, угроз и обид. Так, как прощаются навсегда люди, у которых не получилось, несмотря на все старания.

Он долго молчал, глядя на меня, выискивая признаки… сомнений? Не знаю, что именно он искал, чего ждал. Он не мог не понимать, чем все закончится, не мог не думать об этом разговоре. Уверена, он думал он нем так же часто, как я сама. А я перебрала в голове столько вариантов… отчего-то в этот раз моя скудная фантазия была щедра и охотно подбрасывала все новые и новые картины грядущей беседы.

— Такие условия выдвигают проигравшим, Ида, — наконец произнес он.

— И ты проиграешь. Может, не сейчас, но точно в будущем. Вопрос только в цене, Хал. Цене, которую заплатишь даже не ты, а другие люди. Последствия разрушений, что ты учинил, и так растянутся на десятилетия долгих восстановлений, и самое обидное, что в этом не было смысла. Потому что проигрыш твой неизбежен как неизбежно само Посмертье. Годы борьбы принесут тебе разочарование, поэтому предлагаю сейчас: уйди. Если любовь твоя ко мне так сильна, как ты говоришь, разве это не лучший способ ее доказать? Хоть раз в жизни, Хал. Доказать так, как прошу я, а не как хочешь ты.

Он посмотрел на меня с иронией, но промолчал, предлагая продолжить.

А из меня вдруг ушел былой запал:

— Знаешь, я всегда наивно полагала, что так это и работает: встречаешь другого человека, проникаешься им, его чувствами, стремлениями и желаниями… и так хочется ему во всем помочь. Стать поддержкой и верным плечом, соратником в его начинаниях. И чтобы он, в свою очередь, стал соратником и плечом тебе. Желай я спасти свою жизнь тогда, в прошлом, ты был бы самым верным плечом, самым надежным другом, но я не желала. Желал ты. Это всегда был ты и твои желания, а уже потом я и мои глупые, незначительные потуги. Я не прошу тебя оправдываться за прошлое или что-то там искупать, нет! Я прошу хоть раз поступить не так, как тебе хочется.

— Это не имеет смысла, Ида. Твои слова не имеют смысла.

— Потому что ты ничего не получишь?

— Именно.

— Хорошо. Чего ты хочешь?

— Смерти Бурхардингера, — быстро ответил он, словно готовился заранее. — Ты получишь все, что захочешь, если он умрет. Я уйду с позором хоть в Даммартен, хоть еще дальше, и не вернусь. В ответ мне нужна малость.

— Это не имеет смысла, Хал, — медленно повторила я за ним, хотя на самом деле хотелось кричать и швыряться камнями. Почему, почему он опять это делает? Раз за разом, раз за разом. И раз за разом меня это задевает. Словно нож проворачивается в старой ране, и нет от него спасения, и нельзя его достать. Только проворачивать дальше. — Между нами все кончено, и неважно, что получит проклятый Дарлан в итоге! Неважно. Он неважен в этом разговоре, так не делай его чем-то большим, тем, чем он не является.

Хал судорожно выдохнул, отошел назад… только затем, чтобы шагнуть ко мне и взять за плечи, посмотреть в глаза… его взгляд был темным и страшным, словно безумным. Ни разу я его таким не видела. Его пальцы больно впились мне в руки, он не прекращал их сжимать. До синяков, до боли где-то глубоко внутри.

— Я так долго сражался с обстоятельствами, с твоим принцем, что не заметил очевидного, — быстро заговорил он. — Все это время, Ида, все это проклятое время, рядом с тобой находился змей. Он, словно сказочное существо, обвился вокруг тебя и шептал, шептал… я всегда знал, что он из себя представляет, но никогда не думал, что ему интересна ты. Самая большая моя ошибка в жизни. Принц казался важной фигурой, но на деле он лишь блестел на переднем плане своей короной, не более. Важная фигура стояла позади, в тени. Шептала и подталкивала, отравляла. Тебя, принца твоего… и меня. Даже если нам не по пути, даже если все так, как ты говоришь, я обязан сделать для тебя хотя бы это: избавить от ядовитого змея на твоей шее. Напоследок. Без него тебе будет лучше. Я не сомневаюсь, что ты со всем справишься, пусть и будет невыносимо трудно. Но… боюсь, ты не справишься с ним.

— Потому что не смог ты?

— Потому что не смог даже я.

Боль внутри усилилась, и сейчас я поняла — это не из-за его рук. Это что-то другое, более страшное и глубокое. То, от чего не избавиться и не спастись. Это боль принятого решения, того самого, которое я не хотела принимать. Надеялась, что не придется.

Очередная слеза скатилась по моей щеке.

— Не буду говорить, что ты сейчас возвысил Дарлана так сильно, что в твоей речи он приобрел воистину потусторонний оттенок, хотя на деле является лишь человеком. Я скажу, что подарки напоследок мне не нужны, Хал. Тем более те, о которых я не просила. Тем более чьи-то смерти.