Но неужели нет ничего, что противостояло бы протекционизму? Есть, но дело, однако, в том, что хороший порядок нарушается сплошь и рядом. Так, согласно существующим положениям, прием на работу в академический институт (или НИИ) должен осуществляться на основе конкурса. На практике же это превратилось в ничего не значащую условность. Под видом конкурса происходит целевой прием. В некоторых академических институтах, например гуманитарного профиля, 15 – 20 процентов от общего числа сотрудников – родственники. Добавим к этому, что члены одной семьи часто работают в смежных институтах.

Чтобы усилить свое могущество, научная бюрократия направляет фонд зарплаты и фонд поощрения в нужное ему русло. Скажем, по сей день квалификацию научных сотрудников в академической сфере определяет защита ими кандидатских или докторских диссертаций, что в известной степени связано с материальной заинтересованностью. Но поскольку фонд зарплаты все же ограничен, к защите допускаются преимущественно «свои». Для прочих создаются мелкие и крупные препоны.

В Институте языкознания АН СССР, например, за истекшие пятнадцать лет с десяток сотрудников получили степень доктора филологических наук, но из них половина защищалась на «стороне» или повторно. Как правило, это специалисты высокого класса. Возникает законный вопрос: почему они защищались не в родных пенатах? Очевидно, потому, что на практике научная дискуссия нередко превращается в сведение личных счетов. Только безгласные протоколы знают, сколько загубленных работ скрывается за их сухими формулировками.

Дело, конечно же, не только в незащищенной диссертации и не только в рублях, которые прибавит диплом кандидату или доктору наук, а в том, что человеку, годами, а то и десятилетиями разрабатывавшему определенную проблему, перекрыт путь в науку. Это уже беда…

Здесь уместно вспомнить о реформе ставок, осуществленной в академии в 1985 – 1986 годы. Замысел был, безусловно, замечательный: честь должна воздаваться по труду. Ввиду того, что эффективность исследовательской работы «новоиспеченных» кандидатов и докторов наук не всегда была высокой, решили внедрить принцип скользящих ставок с более тонкой градацией научных должностей: простое сочетание двух научных степеней (кандидат и доктор наук) и двух должностей (младший научный сотрудник и старший научный сотрудник) сменилось более сложным взаимодействием тех же двух степеней с большим количеством должностей, причем в каждой категории существует ряд все более увеличивающихся ставок. Есть успехи на научном поприще – получай повышение в зарплате.

Казалось бы, все хорошо. Но что получилось на деле, когда за него взялись бюрократы? Раньше, когда защита кандидатской или докторский диссертации влекла за собой резкое повышение зарплаты, злоупотребления были слишком заметны. Теперь же, при скользящей шкале ставок, семейственность и протекционизм получили простор: любые действия администрации легко оправдать дежурной фразой: «Эта работа более актуальна».

При таком подходе к научным исследованиям ни один крупный ученый прошлого не мог бы в наше время продвинуться по службе: попробуй докажи актуальность нового направления в науке! Да и по количеству трудов они вряд ли «потянули» бы на высокую ставку. Я уж не говорю о том, что при составлении плана выпуска работ без стеснения допускают грубые нарушения; одна отодвигается как менее актуальная, другой дают зеленый свет, хотя серость ее заметна и невооруженным глазом.

Да, приоритетные направления определяются актуальностью научных разработок. Но по иронии судьбы современная наука не знает «неактуальных исследований». Ведь ни одна кандидатская или докторская диссертация не будет защищена, если автор не сумеет обосновать ее «актуальность». Таким образом, мы пришли к парадоксу: все научные исследования актуальны и, следовательно, приоритетны.

В действительности же мы имеем дело с мнимым парадоксом. Актуальность исследования – категория историческая и составляет прерогативу истории той или иной науки. В повседневности же актуальной считают проблематику, которая разрабатывается большим числом ученых. Это явная ошибка, потому что официально создается возможность не заниматься проблемами трудоемкими, которые не могут принести сиюминутный успех.

На уровне Отделения литературы и языка АН СССР приоритетные направления определяются следующим образом: отделение поручает ряду лиц, как правило, «монополистам», изложить некоторые соображения по нужному вопросу. Ученый составляет программу (преимущественно по проблематике, разрабатываемой им самим) и свои наметки представляет на суд отделения. Спустя некоторое время высокие инстанции утверждают пути развития отечественной филологии.

Видел ли трудовой коллектив проект приоритетных направлений? Нет, конечно. Ведь уже давно принято считать, что Академия наук состоит из академиков и член-корров, с их-то мнением, прежде всего, и считаются. И хотя львиная доля научных разработок и публикаций принадлежит перу докторов и кандидатов наук, они как бы находятся за оградой академии, их даже не приглашают на годичное собрание отделения, хотя они обязаны там быть, чтобы знать, в каком направлении развивается отечественная филология.

Но допустим даже, что проект приоритетных направлений по филологии прошел обсуждение в соответствующих трудовых коллективах. И в этом случае он будет страдать однобокостью. Ибо, прежде чем намечать пути развития той или иной науки, необходимо оценить ее достижения на сегодняшний день. А таких публикаций, синтезирующих исследования в той или иной области филологии за некоторый период времени, практически нет. Нет, наверное, потому, что это трудоемкая работа, требующая большого напряжения сил и соответствующей квалификации. Не каждый академик отважится на подобное предприятие, кроме резкой критики ничего не сулящее.

Будем до конца откровенны: не всякий академик или член-корреспондент и сегодня является столь уж компетентным в избранной им специальности. Достаточно свериться по каталогу, чтобы убедиться в том, что некоторые из них опубликовали всего лишь одну-две монографии, да и то давненько. Основная их работа – редактирование. Но человек, мало-мальски посвященный в научный процесс, знает, что редактирование – это зачастую всего лишь почетная обязанность.

Известно, ни одна отрасль науки не сможет динамично развиваться, если недостаточно интенсивно ведутся теоретические исследования. Но случилось так, что борьба с так называемым «новым учением» о языке Н.Я. Марра нанесла серьезный удар по теоретическим разработкам в области языкознания (и далеко за его пределами). Чуть ли не повсеместно бытует представление о том, что языковеды занимаются суффиксами и префиксами.

Это наивное заблуждение, сохранившееся в памяти еще со школьной скамьи. Одни не знают, другие забывают, что языкознание как науку связывают крепкие узы с философией, биологией, психологией, нейрофизиологией и т.д.

Из сказанного сам собой напрашивается вывод о важности теоретических разработок на стыке различных дисциплин. Однако Академия наук не может похвалиться высоким уровнем исследований по этим направлениям (увы, кто-то считает, что они не актуальны и не приоритетны). В Институте языкознания ведутся исследования по психолингвистике и прикладному языкознанию, но расформирована единственная в мире группа философских проблем языкознания, практически не ведутся исследования по семиотике.

Казалось бы, администрация института не чурается творческих преобразований: время от времени здесь укрупняют и разукрупняют подразделения. К сожалению, на практике подобное «творчество» оказывается всего лишь очередным распределением «портфелей». А иначе и быть не может, потому что реорганизация структуры института не определяется творческим подходом к научным проблемам, проводится без учета подлинной актуальности и приоритетности исследований.

Уровень развития науки определяет развитость того или иного общества. Общество не может и не должно позволить, чтобы обесценился труд ученого, чтобы снижался уровень теоретических разработок. Очевидно, сегодня, когда процесс демократизации охватывает самые разные стороны нашей жизни, не может он обойти и науку.