В.Н. Базылев.
…В БОРЬБЕ ЗА СОВЕТСКУЮ ЛИНГВИСТИКУ:
ОЧЕРК – АНТОЛОГИЯ
•
Современная гуманитарная академия
Рецензент Мамонтов А.С., доктор филологических наук, профессор
•
Подписано в печать 14.01.14
Тираж 500 экз.
Москва 2014
Предисловие.
Нам нужна история советского языкознания
Составил от былинок
Рассказ немудрый сей…
[1]
[2]
Исследование истории «советской науки о языке» становится все более самостоятельным и актуальным жанром современной постсоветской российской лингвистики [7; 81; 92; 150]. Появление пока не очень большого количества публикаций по истории советского языкознания второй половины XX века – симптоматичное явление, так как они свидетельствуют, по словам Ф.М. Березина, «об утверждении самосознания лингвистики, о ее зрелости и росте» [113, с. 5 – 6; 28, с. 96]. Подведение «итогов» началось в конце XX века, в середине 90-х гг. [104; 121, с. 16 – 19; 158; 178]. В 1996 г. вышел первый номер «Московского лингвистического альманаха», также посвященный в основном подведению итогов в статьях Р.М. Фрумкиной «Куда ж нам плыть?», Е.Г. Борисовой «О „кризисе лингвистики“», Е.М. Брейдо «Между старым и неновым», А.Е. Кибрика «О „невыполненных обещаниях“ лингвистики 50 – 60-х годов» и др. [159, с. 67 – 82; 37, с. 226 – 228; 38, с. 229; 89, с. 230 – 233]. По рассказам А.К. Жолковского, одним из литературных мечтаний А. Мельчука было написать подлинную историю советской лингвистики, взяв за основу различные анекдоты из жизни лингвистов. Как-то раз он пересказал А.К. Жолковскому следующий диалог между создателем аппликативной грамматики Шаумяном и его учеником Е.Л. Гинзбургом:
«Гинзбург. Себастиан Константинович, я полагаю, что Ваша модель потянет не меньше, как на аксиомы Риманова пространства. – Шаумян (удовлетворенно покручивая ус). Да-а, а Вы мне не напомните, в чем… э-э… состоят аксиомы Риманова пространства, а то я что-то не вполне… э-э… удерживаю в памяти… – Гинзбург. Собственно… я… э-э… затрудняюсь, Себастиан Константинович» [73].
При всем том обобщающий труд по истории советского языкознания пока не создан. Напомню, что первые попытки подобного рода относятся еще к 50-м годам: в 1953 году опубликован проект «Очерков по истории языкознания в СССР», предназначавшийся для «широкого обсуждения» тиражом в 500 экз., не получивший однако дальнейшей разработки. Почти шестьдесят лет спустя, в 2012 году, опубликованы результаты одного очень, на наш взгляд, интересного исследования, проведенного в ИНИОН РАН: исследования документального потока в области лингвистики, а именно библио-метрический анализ микропотока научной литературы на основе указателя ИНИОН «Новая литература по социальным и гуманитарным наукам. Языкознание». Итог таков:
«Малоосвоенной и требующей серьезного переосмысления остается история отечественной лингвистики советского периода. Для этого полезными были бы указатели персонального характера, создающие основу для оценки вклада отдельных ученых в общелингвистическое знание» [54].
М. Полани, вслед за П.П. Сойреном, скажет:
«Современная лингвистика, к сожалению, привыкла жить без собственной истории. Это обстоятельство печально не только потому, что ведет к суживанию горизонта, но еще и потому, что создает риск постоянного переизобретения колеса» [132, с. 11].
Трудности, связанные с написанием истории советского языкознания, существуют и сегодня: тому есть три причины. Во-первых, нужна определенная историческая ретроспектива, которая позволила бы дать непредвзятую, идеологически и персонально нейтральную оценку тому, что вошло в фонд отечественной языковедческой мысли. Во-вторых, многие идеи, сформулированные в советском языкознании второй половины XX века, носили и носят спорный, дискуссионный характер. В-третьих, проблематика, разрабатывавшаяся в СССР на всем его огромном пространстве, столь разнообразна, что каждый аспект требует зачастую особого исследования. К обобщению достижений советского языкознания можно подходить либо с точки зрения разработки той или иной проблемы, либо с точки зрения обобщения успехов и неудач в изучении конкретного языка или целой семьи языков, распространенной на территории СССР.
В любом случае в системе нашего современного знания живут в той или иной мере достижения прежних эпох. Поэтому мы должны рассматривать их одновременно извне и изнутри, анализировать их структуры, постигать причины их достоинств и недостатков, сильных и слабых сторон. Не можем мы избежать при этом столкновения с парадоксом остраненности: мы – вне той эпохи; люди, которые пишут и вспоминают о ней сейчас, тоже вне той эпохи – «взгляд из угла М.Л. Гаспарова». В то же время они были в той эпохе. Книга воспоминаний Р.М. Фрумкиной так и называется – «Внутри истории» [161]. Наверное, такой парадокс благоприятствует исследованиям истории науки. Хотя это не безопасно – в буквальном, а не в метафорическом смысле. Вспомним классика[3]:
«Ходить бывает склизко
По камешкам иным,
Итак, о том, что близко,
Мы лучше умолчим».
Не случайно И.Е. Аничков в своем предисловии к «Очерку советского языкознания» (1973 г.) напишет следующее:
«Настоящий очерк написан не для печати в настоящее время или в ближайшем будущем, но и не для „самиздата“, а для потомства и для очень немногих лиц, которым автор может решиться сам предложить его прочесть» [12, с. 410].
А Р.М. Фрумкина в книге «О нас – наискосок» специально оговаривала:
«…читателя может озадачить то, как названы действующие лица моего повествования: имена одних даны полностью, другие скрыты под инициалами, а третьи и вовсе зашифрованы. Это сделано намеренно: к счастью, многие мои герои живы, и это обязывает меня уважать их право быть сугубо частными лицами» [160, с. 6].
Но, как сказал другой классик: не могу молчать![4]
Чем же мы располагаем на сегодняшний день для написания истории советского языкознания второй половины прошлого века? В первую очередь, работами, посвященными собственно истории отечественного языкознания этого периода, в которых можно выделить четыре основных направления.
• Первое – энциклопедическое: например, статьи Советское языкознание и Институты языкознания в «Лингвистическом энциклопедическом словаре» [105, с. 193 – 196; с. 474 – 477], энциклопедические справочники А.П. Юдакина – «Славянская энциклопедия», «Ведущие языковеды мира» [175; 176], энциклопедический справочник «Кто есть кто в кавказоведении» [99]. Помимо этого, бесценный материал дают журнальные публикации в двух ведущих языковедческих изданиях, в «Вопросах языкознания» и «Филологических науках», а также библиографические указатели по общему и прикладному языкознанию [31; 123; 124; 125; 126; 127; 149]. Особо стоит упомянуть о публикациях ИНИОН АН СССР, приуроченных к международным лингвистическим конгрессам, которые как в зеркале отражали активные процессы советской лингвистической жизни [3; 4; 47; 117; 135; 100, с. 3 – 4].
• Второе, наиболее широко распространенное, – представлено либо очерками по истории языкознания, охватывающими какой-либо период, либо историей какого-то направления (научной школы). У истоков этой традиции – описания фрагмента истории советской лингвистики второй половины XX века, безусловно, стоит книга А.А. Реформатского «Из истории отечественной фонологии» [138], за которой следуют многочисленные хрестоматии и антологии [7; 27; 59; 118; 144; 151]. Отдельным эпизодом историографии советской лингвистки второй половины XX века следует считать, например, «авторские истории» о развитии семиотики в СССР, об Институте языка и мышления им. Н.Я. Марра, о кафедре и отделении структурной / теоретической и прикладной лингвистики ОСИПЛ / ОТИПЛ (1960 – 2002), об Институте лингвистических исследований, о Московско-тартуской школе, о филологическом факультете МГУ или Московского областного педагогического института им. Н.К. Крупской, о Пермской научной школе функциональной стилистки и др. [8, с. 11 – 34; 14; 15, с. 32 – 35; 60, с. 41 – 49; 61; 77, с. 237 – 241; 79; 82; 83; 90, с. 80 – 100; 114; 131; 133; 134; 153, с. 119 – 162; 157; 162, с. 68 – 80; 170, с. 6 – 58]. Особое место в истории советской лингвистики занимают отдельные школы и направления, связанные в основном с конкретными персоналиями, и ограниченные хронологическими или территориальными рамками: от Кишинева до Алма-Аты и от Ленинграда до Ташкента [1, с. 15 – 26; 16, с. 156 – 159; 25; 42; 58, с. 60 – 72; 74; 75; 84, с. 4 – 18; 88; 107; 112, с. 141 – 143; 141; 152, с. 35 – 102; 155; 156].
