152. Ураксин З.Г. Развитие башкирского языкознания за годы советской власти // Советская тюркология. 1972. № 2.

153. Успенский В.А. Серебряный век структурной, прикладной и математической лингвистики в СССР и В.Ю. Розенцвейг // Wiener Slawistischer Almanach. 1992. Sonderband 33.

154. Успенский M. Там, где нас нет. СПб.: Азбука, 2001.

155. Филологические исследования в Удмуртии. Ижевск: Удмуртский ГУ, 1977.

156. Филологические науки в Украинской ССР. Сб. рефератов. Киев, 1990.

157. Филологический факультет Московского университета: очерки истории / под ред. М.Л. Ремневой. М.: Издательство Московского университета, 2001.

158. Филология на рубеже XX – XXI веков. Тезисы Международной научной конференции / Гл. ред. Т.И. Ерофеева. Пермь: Изд-во Пермского университета, 1996.

159. Фрумкина Р.М. «Куда ж нам плыть?» // Московский лингвистический альманах. 1996. Вып. 1.

160. Фрумкина Р.М. О нас – наискосок. М.: Русские словари, 1997.

161. Фрумкина Р.М. Внутри истории: эссе, статьи, мемуарные очерки. М.: Новое литературное обозрение, 2002.

162. Фундамент и этажи: выступления участников круглого стола по истории ОСИПЛа // Знание – сила. 1989. № 6.

163. Чередниченко Т. Россия 1990-х. Актуальный лексикон истории культуры. М.: Новое литературное обозрение, 1999.

164. Чернявская В.Е. Нетолерантность в науке, или Когда научное открытие становится несвоевременным // Стереотипность и творчество в тексте: межвузовский сборник научных трудов / Под ред. Е.А. Баженовой. Вып. 12. Пермь: Пермский ГУ, 2008.

165. Чикобава А.С. Проблема языка как предмета языкознания. М.: Учпедгиз, 1959.

166. Чудакова М. Обвал поколений // Новое литературное обозрение. 2006. № 77.

167. Шаховский В.И. Отечественная лингвистика в лицах. М.: Книжный дом «Либроком», 2011.

168. Шейнин Л.Р. Записки следователя: Рассказы. М.: Художественная литература, 1980.

169. Шишкина Л.С. Язык как естественная модель становления целого // Синергетика и методы науки: сб. ст. СПб.: Наука, 1998.

170. Штайн К.Э. Культурное достояние России: пермская научная школа функциональной стилистики // Стереотипность и творчество в тексте: межвузовский сборник научных трудов. Вып. 7 / Под ред. М.П. Котюровой. Пермь: Пермский ГУ, 2004.

171. Эко У. Поиски совершенного языка в европейской культуре. СПб.: «Александрия», 2007.

172. Энгельс Ф. Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии. М.: Издательство политической литературы, 1964.

173. Югов А.К. Думы о русском слове. М.: Современник, 1972.

174. Юдакин А.П. Развитие структуры предложения в связи с развитием структуры мысли. М.: Наука, 1984.

175. Юдакин А.П. Ведущие языковеды мира: энциклопедия: в 3 т. М.: Советский писатель, 2000.

176. Юдакин А.П. Славянская энциклопедия: в 3 т. М.: Советский писатель, 2005.

177. Язык и личность. М.: Наука, 1989.

178. Язык и наука конца 20 века: сборник научных трудов / Под ред. Ю.С. Степанова. М.: РГГУ, 1995.

179. Ямпольский М. Беспамятство как исток. М.: Новое литературное обозрение, 1998.

180. Gipper Н. Schwierigkeiten beim Schreiben der Wahrheit in der Geschichte der Sprachwissenschaft // Logos Semanticos. Studia Linguistica in Honorem Eugenio Coseriu / eds. H. Geckeier, B. Schlieben-Lange, J. Trabant, H. Weydt. Berlin – New York, 1981.

[10]

[11]

С первого взгляда, кажется, что на поставленный здесь вопрос ответить нетрудно. В действительности, – очень трудно. В самом деле: для чего нужна история науки, если наука уже существует? Чему может научить история, если сама история – достояние прошлого? Нужно ли знать старую науку, если все мы – современники «новой науки о языке», и что означает здесь «новое» на фоне «старого»? Вот лишь некоторые вопросы, которые должны быть итогом всего предшествующего изложения <…>. В последующих строках речь пойдет только об общих проблемах истории науки о языке <…> По целому ряду причин, проблемы лингвистической историографии стали актуальными именно в наше время. Дело в том, что в середине текущего столетия в связи с развитием различных структурных методов изучения языка многие ученые стали утверждать, что «старая лингвистика» совершенно устарела и никому больше не нужна <…>.

Многим все еще кажется, что современность «снимает» прошлое, что первое несовместимо со вторым.

В чем специфика лингвистической историографии, в чем ее особенности и чему она учит? Отметим, прежде всего, что не существует общепринятой, хотя бы в какой-то мере, периодизации и классификации истории науки о языке. Часто, например, можно встретить такое деление: лингвистика до Соссюра и лингвистика после Соссюра. При всем значении Соссюра и его «Курса общей лингвистики» в истории науки все же остается неясным подобное противопоставление «до и после» <…>. В мировой науке о языке сейчас имеются и «чистые теоретики», которых мало интересует конкретный материал разных языков, и «чистые практики», на лицах которых всякий раз появляется улыбка, когда они узнают о горячих спорах, посвященных природе языка и его многообразным функциям. Истина не сводится к автоматической середине: взять немного от «чистых теоретиков» и немного от «чистых практиков». Лингвистика нашего времени нуждается в таких тщательных конкретных исследованиях, которые были бы глубоко осмыслены со строго определенной теоретической и методологической позиции. Такая позиция должна определяться истолкованием языка, прежде всего, как «действительного реального сознания», как «непосредственной действительности мысли». Все остальное во многом будет зависеть именно от этого <…>.

В еще более сложном положении оказались наука о языке и ее историография в середине нашего столетия. В лингвистике стали складываться такие направления, о которых уже трудно говорить как о направлениях в пределах одной науки. Во многих странах стали появляться публикации, сообщающие о разных лингвистических науках (науки – во множественном числе), о том, что лингвистика раскололась, в результате чего возникли несходные научные дисциплины, нередко не имеющие между собой ничего общего <…>.

Перелом произошел не сразу, но в лингвистике он явно обозначился к 60 – 70-м годам нашего столетия. Такие лингвисты уже советской эпохи, как М.Н. Петерсон, П.С. Кузнецов, А.А. Реформатский, связаны с фортунатовским направлением, а такие ученые, как В.В. Виноградов, Л.П. Якубинский, И.И. Мещанинов, В.М. Жирмунский, В.И. Абаев, Г.О. Винокур, Ф.П. Филин, – со вторым (идущим от А.А. Потебни) направлением.

Разумеется, прямолинейное противопоставление несколько упрощает реальную действительность науки, но в целом оно справедливо, так как объясняет сущность разных направлений в истории науки. Не считаться с этим историк науки не имеет никакого права <…>. Проблема классификации различных современных направлений в лингвистике весьма осложняется еще и тем, что многие лингвисты выдвигают принцип эклектичности (все направления одинаково хороши, все они прогрессивны, все они в равной степени перспективны, все они автоматически дополняют друг друга), как принцип будто бы вообще характерный для современной науки. Не так давно, в частности, появилась статья под названием «Неуязвимость американской лингвистики», автор которой видит подобную «неуязвимость» в способности американских ученых соединять в науке, казалось бы, несоединимое в единое целое – механистическую концепцию Блумфилда и менталистические построения Фосслера, Шпитцера и Хомского. Но ведь каждому, мало-мальски образованному филологу хорошо известно, что Блумфилда «соединить» с Фосслером невозможно, так как их исходные теоретические позиции не имеют ничего общего, а методика изучения языков буквально ни в чем не соприкасается. Больше того: одна методика исключает другую, одна методология опровергает другую.