— Как ты сюда попала?!

— Да ты вообще кто?!

Минта — обнаженная, с раскрасневшимися щеками и быстро темнеющими волосами — едва их слышит, она просто кипит от возмущения:

— Нет, ну как так можно! Да ты просто бревно! Не хочешь своего мужика, так на него и другие желающие найдутся!..

Ее тело, окончательно стряхнувшее с себя божественную волю Афины, снова превращается в тело молоденькой привлекательной нимфы.

Мозг этой самой очаровательной нимфы включается последним — и только тогда Минта понимает, что смотрит в изумленно расширившиеся глаза Геры, Царицы Олимпа.

В этом тяжелом, мутном сне Персефоны все было как обычно: Арес, медленно пожирающий ее дочь, кричащая от боли и ужаса Геката, заламывающая руки Деметра — вернее, Гермес с лицом Деметры — и бесконечные, приторно-розового цвета кусты, деревья и травы, пожирающие Подземный мир. Аида, со стиснутыми в тонкую линию губами проваливающегося в ненасытную Аресову пасть, на этот раз не было, зато была злобно хохочущая Афродита, извергающая пену при каждом слове.

И все это было страшно.

Дико, странно, местами даже смешно — но все же ужасно страшно. Кошмары были ее персональным Тартаром со дня купания в злополучном источнике. Хотя, пожалуй, ругать источник не следовало, просто в какой-то момент для нее оказалось слишком. И то, что она кое-как пережила днем, превратилось в регулярный ночной кошмар — липкий, густой, опутывающий своей безысходностью и заставляющий кричать от страха, хотя бы во сне (Персефона не знала, кричала ли она наяву, Артемида никогда не распространялась на эту тему).

Но сегодня все изменилось.

Афродита хохотала, Арес жрал, Макария жалобно плакала, рвалась к маме, а Деметра держала Персефону за руки, не давала приблизиться к дочери, и булькала лава вокруг, и этому не было конца…

Но в один момент все изменилось — когда Афродита закрыла свой кораллово-красный ротик и удивленно коснулась пальцами щеки, стряхивая крошечную снежинку. Ненадолго — новая снежинка опустилась ей на нос, еще одна запуталась в волосах Персефоны, тающей слезинкой скатилась по щеке. Это было только начало.

Крупные хлопья снега падали с неба… с какого-такого неба? В Подземном мире его не было, только уютный и надежный каменный свод — так вот, с него и падали. Афродита перестала смеяться, Арес поперхнулся ножкой Макарии, та тут же завопила, что пойдет покажет кому-то «Кузькину мать» и исчезла — видно, показывать — Деметра топала ногами и ругалась…

Флегетон шипел и исходил паром, но снега было так много, что скоро покрытая розовыми растениями почва Подземного мира скрылась под белым ковром. Снежинки падали и на Персефону, но она почему-то не чувствовала холода — видимо, потому, что все же это был сон.

Постепенно раскаленная лава начала чернеть и застывать в своем ложе, и тоже скрылась под снегом, а каменный свод взметнулся вверх, посветлел и превратился в облачно-серое небо.

К тому моменту Деметра куда-то исчезла, и рядом остался только Арес, который пытался жрать снег, и Афродита, которая истерично вопила на него за то, что он плохо старается. Эти двое так и остались в полураздетом, как принято в Элладе, виде, а Персефона неожиданно обнаружила на себе длинную и несомненно варварскую шубу мехом наружу и короткие меховые сапожки.

Царица на пробу сделала шаг, и снег захрустел под ногами.

— Ни за что не поверю, что это просто сон, — сказала она, осматриваясь, — и что здесь нигде не прячется этот… — она попыталась подобрать слова, но ни «Аид», ни «Владыка», ни даже «варвар» совершенно не передавали эпичность ситуации — … двинутый скифский шаман.

— Я вовсе не прячусь, — спокойно сказал Аид.

Он в свойственной ему манере оказался у нее за спиной; на нем тоже была шуба и сапоги, волосы были заплетены в косы, лицо было разрисовано странными символами, а в руках была какая-то странная изогнутая палка.

— Как ты попал в мой сон? — заинтересовалась царица. — Не думала, что ты так можешь. Или это чары Гипноса?

— Нет, это человеческая магия, — пояснил Аид, жестом показывая, что хочет прогуляться. Они пошли по проявившейся в снегу тропинке, которая вела куда-то в сторону Стигийских болот (если в этом сне еще были Стигийские болота).

— Магия? — переспросила царица.

— Чтобы попасть в чей-то сон, шаман должен провести определенный обряд и съесть определенные грибы. Но работает только с теми, кто рядом. Конечно, потом можно переходить изо сна в сон, но это если повезет…

— Постой-ка… — спохватилась Персефона, — то есть я сплю у себя в покоях, а ты валяешься рядом, наевшись галлюциногенных грибов?!

— В общих чертах. Только я взял себе лежанку, и рядом дежурит Геката, которая разбудит, если твои подружки начнут штурмовать мой дворец.

— Но… зачем?

— Геката заметила, что ты кричишь во сне, и решила позвать меня. По-моему, она не рассчитывала на такой результат. Похоже, предполагалось, что я буду просто держать тебя за руку и говорить, что все будет хорошо, — с легкой досадой сказал он.

— Возможно… — пробормотала Персефона, пытаясь осознать тот факт, что где-то там, за пределами сна, лежит ее сонное тело, поодаль валяется наевшийся галлюциногенных грибов Аид, а рядом сурово бдит злая, не выспавшаяся Геката. Возможно еще и с божественным похмельем, потому, что выпили они вчера немало. — Удивительно, что эти грибы на тебя подействовали. Ты же бог.

— Пришлось съесть больше, чем обычно едят шаманы, — подтвердил Владыка, обходя раскидистые ели, которых на Стигийских болотах отродясь не росло. — Они еще такие неприятные на вкус…

— А почему нельзя было попросить Гипноса?

— Потому, что я не был уверен в том, что он с нами, — сказал Аид и аккуратно взял ее под руку. — Видишь ли, если Гипнос начнет работать на Афродиту с ее Концепцией, это нам очень сильно все осложнит. Ну, я же не буду спрашивать в лоб, мало ли что он подумает, — Аид небрежно взмахнул рукой. — Садись.

Персефона критически осмотрела появившиеся перед ней сани с запряженными в них собаками и неуверенно погладила большую серебристую лайку.

— Но ты…

— Я проверил, это обычный сон, и Гипнос не причем. Просто кошмар, — чуть улыбнулся Владыка. — Садись, я покажу тебе северное сияние. Ехать недалеко.

— Постой, — сказала Персефона. — Постой. Тебе не нужно было так беспокоиться, — она схватила его за руку, и перебирая пальцы по пушистому рукаву, добралась до воротника шубы. — Это просто сон. Ничего больше, — она потянула его к себе, прижалась губами к его губам, и он поцеловал ее нежно и сдержанно, так, как раньше не целовал никто.

— Чувствуешь вкус грибов? — спросил он, отпуская и зарываясь пальцами в ее волосах.

— Никаких, — призналась Персефона. — Спасибо тебе.

Она ткнулась носом в его шубу и молча стояла, пока он перебирал ее волосы, пропуская между пальцев и заплетая в тоненькие косички. Надо было что-то сказать, кому-то, ему или ей, но ужасно не хотелось, и в итоге он заговорил первым:

— Макарию я этой технике учить не буду. Грибов ей еще не хватало. Вот как у тебя вообще получился такой ребенок?..

— Хотела бы я сказать, что раньше моя дочь не была ходячей катастрофой, и это полгода с тобой и пятьдесят с Гекатой ее испортили, но это неправда. Она такая столько, сколько я ее помню. Плюс, конечно, она теперь ничего не боится — а чего бояться, ее же уже как-то глотали заживо.

— Она боится расстроить тебя, — медленно сказал Аид. — Но не сильно. По крайней мере, не настолько, чтобы отказываться от реализации своих планов.

— А я вот не боюсь огорчить свою мать, — горько усмехнулась царица. — А смысл? Ее огорчает все.

Она протянула руку, потрогала косичку, и Аид осторожно повернул ее голову набок:

— Давай я заплету с другой стороны.

Персефона закрыла глаза, гадая, будут ли у нее заплетены волосы, когда она проснется. И будут ли движения Владыки Подземного мира такими же легкими и уверенными, и, главное, сможет ли она снова почувствовать губами тень улыбки на его губах, когда он будет целовать ее наяву?..