— О, это все Афродита! — махнула рукой Гера. — Они напали на нас прямо на пиру, связали и бросили в подвал, меня отдельно, а Зевса отдельно! Я вообще дольше всех тут сижу! Потом они послали сообщение в Морское царство, Посейдон с Амфитритой бросились на помощь и их сцапали! Амфитриту, бедняжку, едва оторвали от Посейдона, нектара не дают, вот она и… лежит. Но там не все так плохо, просто у Гекаты нашлось немного самогона, они побоялись обшаривать ее вещи, вот мы и дали Амфитрите для анестезии. А дальше пусть рассказывает Геката, из первых рук.

— С какого момента рассказывать? — проницательно прищурилась Трехтелая. — Может, ты что-то помнишь?

Персефона поморщилась:

— Ну, вы спасли меня от циклопов, а я никак не могла прийти в сознание. Аид, я так поняла, опять нажрался грибов и… — она принялась разматывать клубок воспоминаний.

Геката улыбнулась:

— Основное действующее вещество чудесных цветов Деметры, этого триумфа флористической мысли, оказывается, не только парализует и лишает божественных сих, но еще и влияет на психику. С Макарией обошлось, а у тебя и действие цветов было дольше, и в целом на тебя в последнее время слишком много сваливалось… в общем, ты никак не приходила в сознание, и в какой-то момент мы поняли, что ты уходишь в себя все глубже и глубже. Тогда Аид решил пойти следом за тобой, ты знаешь, у него есть опыт в таких вещах. Он поел галлюциногенных грибов, и, как результат, мы получили двух валяющихся без сознания Владык вместо одного. Мы с Деметрой пытались отбиться, мобилизовать весь Подземный мир, но из этого ничего не вышло. Нас взяли в плен и бросили в этот подвал. Аида отнесли куда-то в другое место, наверно, к Зевсу и Посейдону, Макария успела сбежать…

— А Деметру держат отдельно, потому, что тут хорошая акустика и ее вопли всех достали, — закончила Гера.

— Представляю, — криво усмехнулась Персефона.

— Не представляешь, — чуть улыбнулась богиня колдовства. — Вот, хлебни самогона.

— Даже так?! — удивилась подземная царица, но самогона послушно хлебнула. Геката тем временем принялась рассказывать, что Афродите, естественно, стало интересно, что это случилось с Персефоной и Аидом, что они лежат без сознания, и она тут же узнала про цветы. А, узнав, захотела такие себе. Но тут уж Деметра проявила удивительную твердость, заявив, что больше не собирается их растить.

— Тогда Афродита решила шантажировать ее твоей безопасностью.

— Она собиралась отрезать мне пальцы? — живо заинтересовалась Персефона.

— Нет, она все же богиня любви, а не пыток, — хихикнула Гера. — Сначала тебя просто били, Деметра держалась, а потом Афродите надоело «это вульгарное зрелище», и она заявила, что если Деметра не передумает, она приведет Ареса, и тот лишит тебя невинности. Снова, то есть опять.

— Дай угадаю, — мрачно сказала Персефона, прислушиваясь к своим ощущениям. — Мать вырастила цветы, но Афродита ее обманула.

— Представь себе, нет! — снова хихикнула Гера. — Деметра поразила нас всех своей твердостью, заявив, что она и без того делала страшные вещи, чтобы ты была счастлива, и получалось только хуже. Так что она лучше будет рыдать три дня, оплакивая тебя, чем снова вырастит эту отраву.

— Ну и?..

— Афродита позвала Ареса, он швырнул тебя на пол и изнасиловал. Прямо при нас. Вот как у него встал, я вообще не пойму. Деметру держали четверо, и двух из них она превратила в траву, а потом, когда Арес ушел, решила выполнить свое обещание. Ну, то, где про «рыдать три дня». С тех пор прошло полдня, и мы все ждем неизвестно чего. Ладно, хоть ты очнулась. Кстати, ты, давай, покричи, нас сторожит Артемида, она уже раз десять заглядывала. Беспокоится.

— Беспокоится, значит? Отлично, — злорадно потерла руки Персефона. Чего-чего, а оплакивать дважды потерянную невинность ей не хотелось совершенно. Деметре она сочувствовала совершенно мимолетно — обида на мать еще не остыла. Макария наверняка в безопасности… если, конечно, еще не успела куда-нибудь влезть. Впрочем, если бы дочь попалась, она бы уже сидела в подвале вместе со всем. Аид… Персефона заставила себя не думать о нем. О его глазах, и о привычке чуть что мухоморы глотать.

О его словах.

И о том, что он-то как раз в лапах Афродиты… а, впрочем, он, наверно, нужен ей для ритуала, и, значит, она пока не собирается отправлять его в Тартар. Главное, чтобы Арес до него не добрался, а то решит отыграться за предыдущую встречу, а заодно и за «вечную стройку».

А, впрочем, Арес же не решит его изнасиловать!..

Усилием воли Персефона заставила себя не думать об Аиде (и об Аресе), а думать конструктивно. Продумывать все дальнейшие действия. И вскоре она уже излагала подругам (исключая сопящую Амфитриту) коварный план практически в духе Макарии.

— Итак, решено, — вполголоса сказала Геката, когда они с Герой закончили с необходимыми коррективами. — Персефона?

— Эй! Кто-нибудь! — завопила царица вместо ответа. — Откройте! Откройте!

Артемида стояла, прижавшись спиной к стене рядом с дверью в крошечный, тесный чулан, в котором кое-как помещались три Владычицы — олимпийская, подземная и морская — плюс Геката со своими тремя телами. Время тянулось до ужаса медленно. Мраморные стены (на Олимпе все было из мрамора, включая такие вот крошечные, буквально давящие на мозг подсобные помещения) и дубовая дверь кое-как пропускали звук, но «доблестная стражница» разбирала лишь общий фон, без голосов. Афродите следовало приставить к двери кого-то с более чутким слухом — но таковых среди сторонниц Концепции не было.

Разветвленная сеть адепток Концепции по всему миру именно на Олимпе была не так уж и обширна — Артемида, Афина, до некоторого времени Деметра, сама Афродита да с десяток пустоголовых нимфочек, которым, собственно, все равно, к кому примыкать. Морским и подземным сообщницам, нимфам и агрессивно настроенным амазонкам, которые сейчас во множестве толпились на Олимпе, богиня любви никак не могла поручить такое важное дело, как охрану Владычиц, а Афина была нужна ей для ритуала. Да и не доверяла она никому, особенно подземным, а то с них станется отказаться в последний момент, как Нюкта. Или как Деметра.

Что уж тут говорить! Артемида не была уверена, что Афродите следует доверять ей. Ей, ближайшей стороннице, можно сказать, основательнице Концепции! Потому, что сейчас она как никогда хотела бросить все и сбежать. Вернуться в свой лес, в уютную пещерку рядом с водопадом, искупаться в прохладной воде, а потом кинуть клич, собрав вокруг себя веселых амазонок и нимф, и вовлечь их в веселую охоту, да так, чтобы кипела кровь, и чтобы не думать ни о чем.

Потому, что бывают вещи, которые она, Артемида, стерпеть не в состоянии.

Да и кто в состоянии вытерпеть, вынести это жуткое зрелище, когда твою бесчувственную подругу грубо лишает невинности огромный волосатый мужик?! Нет, не так — когда ее насилует, снова насилует тот, кого она так ненавидит, кто бил ее, кто издевался над ней, кто сожрал ее дочь?! Отвратительное зрелище обнаженного Ареса, грубые движения, ихор на мраморном полу, отчаянный крик Деметры в ушах…

И смех Афродиты.

Да, звонкий, веселый смех Афродиты, от которого почему-то накатывает тошнота.

Медленно, медленно тянулось время. Час за часом проползали неторопливо, а она все не могла успокоиться. Стоило на секунду прикрыть глаза, перед глазами снова появлялось «достоинство» Ареса, его самодовольная ухмылка, бесчувственное тело Персефоны, распростертое на полу, ее бессильно раскинутые, испачканные ихором и семенем ноги.

Это было ужасно.

Периодически Артемида заглядывала в чулан, где Гера и Амфитрита увлеченно дегустировали самогон Гекаты, а Персефона все так же лежала без сознания; иногда позволяла себе короткую вылазку к другому чулану, в котором держали Деметру.

Деметра выла, и Артемиде тоже хотелось выть.

Еще сначала хотелось бросить все и сбежать, потом — снова бросить все, но уже в лицо Афродите. Но что делать с Персефоной, которая до сих пор не пришла в себя? Может, отнести ее к источнику Канаф, снова вернуть ей невинность, сказать, что ничего не было? А что тогда делать с Аресом, он непременно начнет хвастаться своим «подвигом».