- Отставить! – рявкнул внезапно над ухом голос офицера. – Не видите что ли, он все равно ничего не чувствует?
- Эта сука Ваську…
- Отставить! – вновь рявкнул голос. – Впредь умнее будете… Думали, что сопляка пришли брать, успокоились?! Лучше остальных ищите, придурки!
Василия потащили вниз, на улицу, а остальные то ли бандиты-контрреволюционеры, то ли и впрямь чекисты, принялись обыскивать все здание. Однако все усилия были тщетны.
- Где родители?! – приподняв за шкирку Василия, рявкнул командовавший уродами лейтенант.
- Где надо! – ухмыльнулся в ответ Василий, радуясь, что их не поймали. Иначе наверняка бы сообщили и этим тварям…
- Да я тебя, контру, к стенке прямо тут поставлю! – взбесился чекист. – Где они?!
Однако в ответ Василий не сказал ничего. Какое-то время еще продолжались поиски, но потом его зашвырнули в кузов «полуторки», и они поехали – только не в центр города, где наверняка находилось управление госбезопасности, а куда-то ближе к окраинам, где вытащили из машины и, тщательно связав и воткнув кляп, запихали в какой-то деревянный ящик, где он провел совсем уж неопределенное количество времени. Пока его не вытащили оттуда, впихнув в очередную допросную, где он с удивлением увидел целого полковника госбезопасности.
- Ну что, тварь? Признаваться будем? – были первые его слова.
- А в чем меня обвиняют? – нагло ухмыльнулся в ответ Василий.
- Читай и подписывай, если жить хочешь! – не повелся на провокацию тот.
Наручники с него сняли, а вот браслеты-блокираторы магии оставались… Так что, подвинув документы поближе, Василий принялся читать якобы свои показания. По сути, это была телега на полковника Дуборощинского Сулмелдира. Про то, как тот завербовал его после несанкционированного включения системы оповещения и, дабы оклеветать честных товарищей, организовал целый ряд убийств, имитируя деятельность контрреволюционной банды. Кто был в списке убитых? Некий Крючков Андрей Павлович, в котором Василий узнавал приходившего к нему «в гости» мага, двое братцев-эльфов, «племянников» их участкового, некая Прилесская Светлана из их колхоза, а также… квентки Миримэ и Туйлиндэ, фамилии которых как-то даже не отложились в голове. Причем, убийство мага и Туйлиндэ приписывали ему лично – хоть и по якобы прямому приказу полковника Сулмелдира.
- Пошел н*, урод! – разорвав лист с «показаниями, бросил Василий.
Признаться в том, что он убил тех, на кого бы у него никогда не поднялась рука? Кто успел стать ему близкими? Нет, про мага – даже если тот и сдох, то не жалко. Но Туйлиндэ, Миримэ… Эти твари ради своих целей не пощадили даже девушку с, по сути, девчонкой-подростком! И чтобы он стал помогать им?
- Это ты зря, - с чувством превосходства ухмыльнулся сидевший за столом урод-эльф. – Отсидел бы четвертной, вышел на волю… А так ведь я и под вышку подвести могу!
- Я не помогаю врагам Революции!
- Ну-ну, посмотрим, - ухмыльнулся полковник. – Сержант!
Сразу за этим Василий буквально улетел в другой конец допросной, где его начали было бить, но почти сразу прекратили, убедившись в полной бессмысленности этого. Парень понятия не имел, как же работает эта система блокировки боли, меняет ли она работу мозга или как-то препятствует прохождению нервных импульсов, но действовало оно исправно. Хотя при этом и возникало чувство какой-то нереальности происходящего, когда он вообще практически не чувствовал ни рук, ни ног – хотя и знал, что может управлять ими, но как-то в автоматическом режиме, не ощущая этого.
- Бесполезно, - поморщился полковник. – Это сученыш блокировку включил. Тащи противогаз! Поиграем в слоника!
Следующее неопределенное время прошло в каком-то полузабытье, когда порой Василию казалось, что он уже сдох и находится где-то в загробном мире. В поолубреду ему виделись то картины его прошлой жизни, то вдруг всплывали какие-то воспоминания этого квента – и порой олн даже не мог толком понять, где есть что. Но потом вдруг приходил в себя – и ему тыкали под нос копию уже знакомых документов, требуя подписать. Но… Помогать убийцам нормальных людей? Один раз Василий уже помирал, второй было уже и не так страшно…
- Упертый, сука! – наконец, бросив все свои «дела», рявкнул сержант.
- И не таких кололи, - бросил в ответ полковник. – Жаль, менталиста не вызовешь. Ну ничего – пусть полюбуется, как его подружку пытать будем.
Василия буквально отволокли в какую-то пыльную, пустую камеру, где и бросили прямо на пол – и лишь тут он смог наконец-то перевести дух… Попутно радуясь тому, что повезло оказаться магом. Из обычных людей выдержать пытки и ничего не сказать могут единицы из миллионов… И недаром многих таких знают чуть ли не поименно и награждают орденами посмертно. Вот только какова вероятность того, что он оказался бы одним из таких? Так что сейчас наверняка бы уже подписал все, что от него требуется, ну а потом… Скорее всего, повесился бы в камере – дабы на суде не смог отказаться от данных показаний. Повернувшись на бок и привалившись к стене, Василий принялся думать над тем, что нужно этим уродам… Вариантов было лишь два. Либо эти твари работают на контру. Либо какие-то внутриведомственные разборки. Подставить, подсидеть друг друга, воспользовавшись удобным моментом – и плевать на то, есть там контра или нету ее.
Вот только что теперь делать? Про какую еще подружку они говорили? И ведь не сбежать отсюда, никак! И впрямь покончить с собой? Но чем?! От Туйлиндэ он слышал, что маги могут покончить с собой, мгновенно сбросив всю накопленную энергию, превратившись буквально в облачко раскаленной плазмы. В войну так поступало большинство попавших в плен квенти – стараясь забрать с собой кого-нибудь из администрации лагеря. Но мало того, что он не знает, как это сделать, так еще на нем и браслеты-подавители! Это в войну их еще не было, а теперь уже есть! Между прочим, разработка тех самых фашистов – правда, сделанная уже под конец войны. Но что ему делать сейчас?
***
Каково быть полуквенткой в Квентийской ССР? На этот счет Светлана могла сказать однозначно – обидно… Нет, ни у кого из окружающих и в мыслях не будет насмехаться на этот счет или в чем-то упрекать. В этом плане квенти были куда лучше, чем часто откровенно презирающие «полукровок» люди или гномы. Особенно последние – у которых до революции за брак с представителем другой расы изгоняли, а официально существование полугномов вообще не признавалось. Люди… Для них в былые времена квенти выглядели какими-то подозрительными чужаками – нерусью и нехристью… Впрочем, сейчас все же с этим дело стало куда лучше. Браки между квенти и гномами в какой-то мере стали даже модными – все же знают, к какому виду принадлежит вторая жена самого товарища Сталина! Так что немало женщин-квенти, особенно из вдов, нынче выходит замуж за гномов... Люди стали относиться к квенти куда дружелюбнее, по-товарищески. Тут уж – веяния Советской власти и коммунистической идеологии. Но это где-то там, далеко – из-за чего и Светлана порой думала уехать куда-нибудь в РСФСР или даже в ту же Гномскую Советскую Социалистическую Республику. Или хотя бы в «человеческие» города республики. А то когда на тебя смотрят с такой жалостью в глазах, словно ты вот-вот помрешь… Обидно!
Почему она все же родилась такой? Старший брат ее был чистокровным квентом, как и еще одна сестра – но той больше сотни лет! Однако когда началась Революция, ее отец вместе с первой женой ушел на фронт, биться с белогвардейцами. Брату-то тогда двадцать два года было – уже взрослый, но воевать еще мал, у сестры ребенок. А вот их мать и ее отца дома ничто не держало… С войны он вернулся один, убило его жену-квентку в бою, однако долго быть в одиночестве отцу не захотелось. Приглянулась ему одна местная девушка-красавица – и вскоре они поженились, зарегистрировав свой брак по советским законам, став одним из первых таких примеров во всей Республике. Не в том плане, что ее отец повторно женился, а что этот брак официально зарегистрировал – ведь раньше это было попросту невозможно. Тогда про таких говорили просто – «живут вместе». Даже в специально придуманной на такой случай клятве не говорилось ни про любовь, ни про семью. Клялись «в печали и радости, горе и счастье, успехах и неудачах быть верным другом и помощником, матерью (ну или отцом) детей». Ну и, конечно, в том, что воспитают детей, которые не опозорят память предков. Коротенькая такая клятва, почти втрое меньше Семейной. Которая при отсутствии детей могла быть расторгнута буквально в любой момент, как только пожелается, а при наличии – по достижению ими двадцатилетнего возраста. Но нынче юридически оно было равнозначно, советский закон уравнял одних с другими.