«Мы уже встречались, и я тогда не промахнулся, иначе ты бы сейчас здесь не стоял. Сам пойдешь или не договоримся?

— Мне нужно забрать своего человека.

— Не договоримся.»

Его правда — разговор тогда получился короче некуда. Вот значит кому я обязан двумя отметинами на своем теле. Генерал мог меня убить. Дважды. Но оба раза выполнял конкретный приказ, действуя четко по инструкции. Он и сейчас это делает.

— Чем она тебя прижала? — сделав очевидные умозаключения, сухо любопытствую я.

— Какое это имеет значение? — снисходительно выдает Одинцов.

— Я могу предложить тебе лучшее условия, — решив не тянуть резину, сразу перехожу к торгам. — Мария — ненадежный партнер. Я — глава Корпорации. Слово Марии или Дианы имеет вес, но они всего лишь женщины, которые сами нуждаются в защите. Подумай, какие инвестиции тебе сулит сотрудничество непосредственно со мной. Без посредника в лице Марии Демори.

Откинув голову, Одинцов оглушительно смеется. Его хохот глухим эхом разносится по опустевшему кабинету. Стиснув зубы, я жду, когда приступ его нездорового веселья сойдет на нет.

— Мы не договоримся, Дэрил, — лицо генерала снова приобретает неприступное надменное выражение. — Ты — неплохой игрок, но я поставил не на тебя. Ничего личного. Не могу доверить свою жизнь тому, кого дважды держал на мушке. Я и сейчас могу тебя убрать. Меня останавливает только приказ королевы Улья. Единственной действующей королевы Улья. И это не твоя жена.

Одинцов не утрирует, его уверенность — не побочное явление успешных переговоров. Мария основательно промыла ему мозги. Когда только успела? Сколько еще секретов хранит эта непостижимая женщина?

— Понимаю, что тебе очень не нравится происходящее, но не советую становиться моим врагом, Дэрил. Я давно выбрал сторону, за которую буду воевать до конца.

— История с братьями и кровной местью — блеф? — вопрос напрашивается сам собой, и я не могу его не задать.

— Нет, — он отрицательно качает головой, губы сжимаются в тонкую линию. — Подробностей не будет. Скажу одно: «Я не предаю тех, кому посягнул на верность».

— Знаешь, в чем твоя ошибка, генерал? — Я медленно поднимаюсь, не сводя с Одинцова прицельного взгляда. Он наблюдает за мной с плохо скрываемой иронией. — На самом деле ты не считаешь Марию стоящим игроком. Для тебя она жертва. Жертва своего мужа, семьи, прогнившей системы и инструмент возмездия. Через нее ты чувствуешь собственную сопричастность к уничтожению всех, кто когда-то выбрал и приговорил твоих близких. Ты глубоко заблуждаешься, думая, что играешь ведущую роль в этой игре. Мария не признает правил и кодексов чести. Этому ее научил муж и горький опыт. Она заберет данное тебе слово назад, как только отпадет потребность в твоих услугах. Неужели ты правда веришь, что Мария позволит оставить Кроноса в цепях? Ее ненависть к нему не более, чем удобная маска, которую она снимет, когда возьмет контроль в свои руки.

— Я сумею справиться с женщиной, — недовольно обрубает Одинцов, но в его глазах проскакивает искра сомнения, и, если поднажать, я смогу обратить ее в пламя. — На Полигоне она останется в качестве моей гостьи, — с упором добавляет он.

— Твоей гостьи? — я скептически ухмыляюсь. — Мария достигла своих целей. Месть восторжествовала. Совет уничтожен, Кронос загнан в угол и лишен власти. Она обрела дочь и наконец-то свободна, но внезапно принимает решение остаться здесь. Рядом с заключенным под стражу мужем. Тебе не кажется это странным?

— К чему ты ведешь? — тень неуверенности пробегает по хмурому лицу генерала.

— Отдай приказ на расстрел Кроноса, и ты увидишь истинное лицо Марии Демори, — сдержанно отвечаю я.

— Нет, — резко бросает Одинцов и тоже поднимается. Его массивная туша огибает стол и твердой походкой направляется ко мне. — Быстрая смерть от пули — это слишком легко. Слишком просто. Он будет жить и страдать. В невыносимых условиях, обезумевший от ярости, растоптанный, преданный, больной и никчемный. Год, два, три, пять. Столько, сколько протянет. Ты действительно не понимаешь? — остановившись напротив, Одинцов буравит меня тяжелым взглядом. — Она хочет его агонии и страданий. Хочет наблюдать, как он медленно подыхает и молит о пощаде, как когда-то молила она сама. Даже твоя ненависть к Кроносу ничто по сравнению с тем адским пламенем, что сжигает Марию Демори. Не мешай ей отомстить ему так, как она считает нужным. Мария справится с этим лучше, чем ты.

— Если бы ее действиями руководила благородная жажда возмездия, финал игры был бы иным. И ты знаешь это не хуже меня, — выслушав возможно самую пламенную и длительную речь в жизни генерала, я медленно разворачиваюсь к нему спиной и больше не сказав ни слова, покидаю кабинет.

Одинцов не задерживает меня, не пытается возразить. Его молчание — негласное согласие с жестокой неприглядной правдой. Падение Кроноса не обеляет того, что совершали все мы, подчиняясь его приказам. Неважно как он умрет — быстро или медленно. В муках или в объятьях сумасшедшей жены. Сегодня или через десять лет. То, что создал его безумный извращённый мозг, продолжит свое существование.

Опустевшие ниши заполнятся и очень быстро. Выжженные пастбища вновь заселят матерые хищники и их жертвы, а новый миропорядок не будет милосерднее к слабым игрокам. Пока мир наводнен монстрами, жаждущими кровавых зрелищ и готовых за это платить, игра никогда не закончится.

Бойцы Гейба неотступно следуют за мной. Прикрывают со всех сторон, готовые в любой момент принять пулю за меня. Это не чрезмерные меры. Несмотря на достигнутое перемирие, бдительность и осторожность не помешают. Генерал — нестабильная величина, и он управляем. К сожалению, пока не мной. Но рано или поздно я перетяну расстановку сил в свою сторону. Для этого мне придется убрать с дороги Марию Демори. Столкновение наших интересов было делом времени, но точка невозврата пройдена уже сейчас. Я никогда ей не доверял и с самого начала знал, что она ведет свою игру, далекую от того, что Мари озвучила мне и генералу.

Ступая по черному снегу, я не замечаю ни резких порывов ледяного ветра, ни белой крупы, молотящей мне в лицо. Не слышу остаточных взрывов и треск полыхающих пожаров. Все мимо… Пепел, дым, смрад, оторванные снарядами части тел, изуродованные трупы, стоны раненых и снующие между ними медики, догорающая техника, осколки мин, багровые заледеневшие пятна крови.

Подняв голову, я завороженно смотрю на кроваво-красный закат, разливающий по небу алые предзнаменования грядущих сражений. Раскаленный огненный шар шипит, опускаясь в холодные морские воды. Медная дорожка, нарисованная остывающим светилом, поражает насыщенностью оттенков и четкостью линий. Ржавые гребешки закипевших волн стремительно несутся к берегам, чтобы разбиться о камни и утащить в пучину то, что выбросили ранее. Удар за ударом.

Это так прекрасно, что щемит где-то в области груди. Забытые полустёртые ощущения, в которых так хочется утонуть.

Стихия бушует, краски меркнут, сгущающая тьма зажигает звезды. Одну за другой, пока черное небо не окрашивается многоцветным сиянием. Невероятно… Я почти не дышу, наблюдая, как бледный полумесяц протягивает к земле серебряные нити, растекающиеся в притихших водах.

— Красиво, — выдыхает рядом Гейб.

Я не слышал, как он подошел. Так сильно залип. Задрав голову, батлер тоже зависает, рассматривая расползающуюся по небу радужную дымку.

— Я никогда раньше не видел северное сияние, но, признаться, тропические закаты мне нравятся больше. Холодно, пиздец, — поежившись, признается Гейб. — Когда отправляемся?

— Завтра, — отвечаю я. — Диана в порядке?

— Ну как сказать…, — размыто отзывается батлер и, перехватив мой тяжелый взгляд, поспешно добавляет. — Я доставил ее в твой коттедж. Как ты и просил, разделил с матерью. Ей это не понравилось. Рвалась сначала в двери, потом в окно. Пришлось выставить охрану в качестве живого ограждения. Сейчас вроде успокоилась, но все равно будь готов.