Боже, а можно мне сейчас не думать?

Вообще?

Глава 24. Ты не так понял...

Бал-маскарад в самом разгаре, танцуют все, даже те, кто не танцевал никогда в жизни.

Это ещё не всё, в полночь фейерверк на улице заказан, но Щукин, видимо, так хотел набухаться дармовым спиртным, что укатал весь наш корпоратив в хламиду, до поросячьего визга буквально, уже к одиннадцати вечера.

Я строго-настрого запретила что-либо фотографировать и снимать на камеры. И охрану на эту тему жестко проинструктировала еще перед началом вечера.

Потому что погуляли, выпили и остались воспоминания – это одно. А вот фотографии, вещественные и материальные доказательства – это совершенно другое. Здесь есть камеры наблюдения — и это всё, что следует допустить. Охранникам можно, а нам нельзя.

Людям здесь еще работать.

Да и камеры надо будет почистить потом…

Аккуратно проверяю капюшон, радуясь, что у нас тут бал-маскарад, и моих ошалевших от переизбытка эндорфинов глаз и безумной довольной улыбки никто не увидит…

Илья отпустил меня далеко не сразу.

И даже не после одного раза.

И нет, я не испытываю по этому поводу вообще никакого стыда. Стыдно — это когда видно, и когда поймали.

А нас, я очень надеюсь, не поймали…

По крайней мере, Илья обмолвился, что камеры тут тоже его фирма устанавливала, и он в курсе, где слепые зоны и прочее… И почему-то я ему верю в этом вопросе.

А как не верить?

Он, вообще-то, не обманывал ни разу.

Короче говоря, я время провела с большой пользой для организма, но вот карьеру под угрозу поставила своим долгим отсутствием.

Жалею? Вообще нет!

Спешно привожу себя в порядок, проверяю, чтоб все молнии находились в застегнутом состоянии, а засосов и натертых губ не было заметно.

И встаю у входа в зал с таким видом, словно всегда тут и была. А отсутствовала всего пару минут по причине естественных потребностей.

И это вообще не обман.

Секс — тоже естественная потребность же…

Осматриваю зал, зорко отслеживая сильно пьяных и ругая про себя заразу Щукина.

Хотя, может, это и хорошо… Командообразование, оно такое… По-разному может проходить…

Народ веселится, прямо ударными темпами.

Всем уже глубоко плевать на конкурсы, их время прошло, пока я личной жизнью интенсивно занималась.

Но в целом, народ выглядит достойно, никто по углам не валяется, охрана бдит.

Наблюдаю, как здоровенный заяц, один из двух главных зайцев в нашей компании бодро отплясывает с морковками.

Так, Колесников, похоже, перебрал…

— Я думаю, Кириллу уже хватит, — подтверждает мое мнение по ситуации Людмила Вячеславовна, перекрикивая музыку.

Я понимаю, что она тоже трезвая, и радуюсь этому. Хоть у кого-то здесь с головой и ответственностью порядок.

— Эмма, — покачиваясь, довольная и какая-то излишне распаренная, подходит ко мне Кристина. Она стягивает капюшон и машет на себя какими-то документами. Немножко заплетающимся языком продолжает, — вы ручку уронили. Вот. Спасибо большое за праздник!

— Ага, пожалуйста, — я забираю ручку и опять поворачиваюсь к Людмиле.

— Это плохо кончится, — продолжает зудеть внимательная и заботливая секретарша. Она крайне серьёзна сейчас. Видимо, ИИ попросил её помочь мне.

Я вообще ничего плохого не вижу в ситуации, пусть Колесников оторвется уже, в конце концов. Он сегодня даже руки не распускал, вел себя отлично, был хорошим мальчиком, так что может позволить себе напиться на корпоративе и попрыгать с морковками.

Но против сурового, по-матерински строгого мнения Людмилы Вячеславовны не попрешь, конечно же.

— Его можно закрыть в кабинете, можно вызвать такси, — со вздохом предлагаю я два более-менее бескровных варианта.

— Нет. Ты возьми его, отвези на квартиру. Никто не должен видеть его в таком виде. Если он сейчас снимет свой головной убор, то это может плохо кончиться. А я тут все завершу, не волнуйся.

Вообще не понимаю, к чему она ведёт. За Кириллом следят, что ли? Или, может быть, у него уже были какие-то проколы… Всё-таки, он, хоть и начальник, но не владелец фирмы… И уволить его могут запросто.

Мне почему-то становится волнительно из-за него.

Кирилл нормальный. Кирилл хороший. Кирюша хочет Мирочке помочь. Храбрая морковка Эммануэль вытащит его из очень плохой ситуации.

Я подлетаю к боссу, раскидываю морковок по сторонам и ныряю Колесникову под мышку. Прихватываю его руку и шустренько тащу в сторону. Морковкам всё равно, с каким зайцем скакать, и скоро они присоединяются к другому вислоухому.

Коридоры уже пусты, Илья тоже ушел. Жаль, я бы попросила помощи, Колесников тяжелый же, как самосвал... Может, надо было мужу Людмилы Вячеславовны его поручить? А то такими темпами и с такой разницей в весе мы можем и не добраться до пункта назначения…

Может, Илья еще недалеко уехал и вернется?

Он бы мне помог, и, по крайней мере, не ревновал бы, что я тут мужиков пьяных развожу.

Прислоняю Колесникова к стене, придерживаю одной рукой и набираю Илье.

Не берет трубку!

А затем приходит смс, что он сейчас едет в область по срочному делу и что постарается приехать через несколько дней.

Блин!

Колесников с трудом держится на ногах, все время пытается сползти вниз по стене.

— Эмик…Эм…Ик!

— Колесников, я тебя довезу до дома.

— Эмик, ты должна меня простить…

— Я прощаю тебя, Кирилл, дай мне свои ключи, я довезу тебя до дома.

— Эмик, ты меня уважаешь?

— Дай мне свои ключи, блин!

Я бью его ладошкой по виску, чтоб расстегнуть костюм зайца, откидываю в сторону ушастую башку и принимаюсь рыться в карманах в поисках ключей.

— Ты… Что, прямо здесь?

— Кирилл, лучше помолчи! Адрес, где живёшь!

— Ты знаешь, я живу там, где жил, — заплетающимся языком отвечает Кирилл.

Мы спускаемся на подземную парковку, я запихиваю его в автомобиль на заднее сиденье, а сама сажусь за руль.

Колесников возится недолго и , наконец, затихает.

— Кирилл, ты меня слышишь?

В ответ громкий храп.

Ну, может, так даже и лучше…

Медленно, чтобы не попасть в аварию с непривычки, еду по родному городу. Играет приятная мелодия по радио, что-то из моей юности. Приятно ноет низ живота. И мне в это мгновение кажется, что я — невероятно счастливая женщина. И что машина, салоны, бренды – это дело наживное и не суть нашей жизни. А смысл именно вот в таких моментах, когда в душе покой и радость.

Добираюсь до старого дома в центре города.

Я помню этот дом, этот подъезд и эту квартиру. К Колесникову я ходила на день рождения вместе с одноклассниками, несколько раз, еще в средней школе.

Он жил в этой квартире много лет. Видимо, их семья не продала недвижимость, когда уехала из города.

Высокие окна, колоссальные потолки, под ними — старинная лепнина.

Второй этаж очень высокий, как у Мирочки в доме.

Я открываю большую железную дверь и нащупываю выключатель. Заяц, видно исчерпав на проход по лестнице последние силы, заваливается на шкаф-купе, чуть не разбивая зеркало.

Я его ловлю в последний момент, чертыхаясь, тащу в комнату, отмечая, что тут все совсем по-другому, не так, как было, когда мы приходили сюда в детстве.

Хороший ремонт, стены светятся морозной белизной. Ламинат тёплый на полу. А потолки с какой-то нереальной многоярусной подсветкой.

— Туда,— указывает мне пальцем Кирилл, в родных стенах, похоже, отдавший управление привычному автопилоту. Я довожу его до гостиной, где, не удержавшись все же, падаю на диван, погребенная тяжеленной тушей.

Выбираюсь из-под него и без сил валюсь рядом, бессмысленно глядя в потолок.

Я так устала!

В это время уже спать должна маленькая Эммануэль, а не таскать своего пьяного босса.

Мне его ещё и раздевать. Или так кинуть?

Я решаю раздеть, что уж, надо позаботиться о человеке, не чужой же, одноклассник бывший.