Он смешался с толпой и пришёл в центр лагеря, где на возвышении сидело два человека в богатых одеждах. Юноша не мог понять, кто из двоих — царь, но спросить было, разумеется, неуместно и он вверился случаю, атаковав одного из этих людей. Убив его, он набросился на второго, но враги навалились на него и обезоружили. К несчастью, он ошибся и убил лишь советника, а не царя. Когда его привели к царю, он гордо поднял голову и произнёс:

«Случай оказался на твоей стороне, о, царь. Но, может быть, это твой шанс исправить свои ошибки. Ты можешь остаться здесь и продолжить войну. Но за мной придут другие. Захочешь ли ты жить здесь, каждый день озираясь, и не зная, кто из людей в этом лагере окажется воином моего города? Каждый раз вкушать пищу, опасаясь, что она отравлена? Оглядываться на чистое небо, думая, откуда прилетит стрела? Знай, отныне это не война между нашими народами. Теперь это война между тобой и моим городом. С этого дня и до того дня, когда ты умрёшь или уведёшь своё войско прочь от этих стен.»

Разгневанный царь счёл эти слова оскорблением и пригрозил, что сожжёт юношу живьём. Тот лишь рассмеялся ему в лицо. «Что значат пытки для того, кого ждёт слава?» — сказал он, подошёл к жаровне и положил в неё правую руку. Пока его рука обугливалась, он стоял ровно, не издав ни звука и смотрел прямо на царя.

Не выдержав этого зрелища, царь приказал оттащить юношу прочь от огня. Потрясённый мужеством этого человека и напуганный тем, что на него нападут такие же бесстрашные люди, царь заключил мир и снял осаду.

Юноша вернулся в город, увенчанный славой. Так как он лишился правой руки, его прозвали Левшой.

Этот человек был первым магом Страха.

Искра не могла не отметить того, насколько эта история была интереснее от того, что её рассказывал именно Ренар — такой бесстрашный, спокойный, гордый. И с ожогом на пол-лица. Впечатление портили только отчётливые похрюкивания Дона с другой стороны круга.

— Чего тебе? — наконец, не выдержал страшник.

— Ничего, — огрызнулся Дон, — просто смешно, потому что это история с моей родины. Уж не знаю, был ли он первым магом Страха, но я про этого парня, сжёгшего руку, с детства помню.

— Может, их было несколько? — предположила Лина, пытаясь погасить назревающую ссору.

— Больно уж всё похоже, — возразил Дон. — Я даже название города помню. Рим. Это точно был Рим.

В летописях и легендах Кай-Дон-Мона, уходящих корнями на Прародину часто упоминался Великий Город, Вечный Город, просто Город, встречалось даже поэтическое «Голова Мира». Но его названия Искра никогда не слышала. Судя по всему, остальные тоже.

— Да ладно вам, — продолжал Дон, — да не может быть, чтобы вы забыли название. Ну, Рим же. Его ещё основали два парня, которых в детстве родители выкинули в реку, и потом их вскормила волчица. Ну? — Дон обвёл всех вопросительным взглядом.

— Красивая история, — оценила Белка.

— А ведь и правда… — внезапно отозвался Велен, — было одно старое предсказание… Там фигурировали «отчимы градостроителей». По смыслу выходило, что имелся в виду пёс или волк, но, похоже, никто не понял, почему.

— О! Кто-то из предсказателей был образованным малым! — обрадовался Дон.

— Это была Ио, — огорошил его светляк.

— Тьфу, опять эта несносная женщина!

Искра тут же вспомнила про Жингу. Не она одна — кто-то заозирался, Корон гневно засопел. Но предсказательницы до сих пор не было видно. Наяна не забывала поддерживать покров Тайны.

— Хотите, я прочитаю вам какую-нибудь историю из Свитка? — предложила Искра, желая всех отвлечь.

Идею восприняли с энтузиазом. Искра прикрыла глаза, прося Свиток подарить ей какую-нибудь сказку, и потом развернула его. Пробежала глазами текст и внутренне содрогнулась. История ей совсем не понравилась. Она легко провела по Свитку пальцем, поверхность замерцала и текст изменился. Эта история тоже не была весёлой, но отчего-то пришлась больше по душе и Искра принялась читать.

Сэр Ричард нервно сглотнул и поправил забрало шлема. Всего в нескольких шагах перед ним стоял его враг. Высокая фигура в развевающемся на ветру чёрном балахоне сжимала в руках остро отточенную косу. Глаза светились красным где-то в глубине теней под капюшоном, где едва угадывалась жуткая маска. Не узнать Смерть было невозможно. От неё веяло ужасом, самым естественным сейчас казалось бросить меч и щит и бежать, бежать, пока силы окончательно не оставят его. Но от Смерти не убежишь.

— Т ы до срока забрала двух моих братьев, сестру и сына, — пробормотал сэр Ричард, обращаясь скорее к себе, чем к Смерти. Он и не смог бы говорить громче, — ты заставляешь людей видеть, как умирают их родные. Но сегодня умрёшь ты.

Наверное, говорить, что Смерть может умереть было неправильно, но сэр Ричард собирался так или иначе прервать её существование. Он долго готовился к этой битве. Его оружие и доспехи, выкованные в Храме, как нельзя лучше подходили для борьбы с исчадиями зла. Едва удержавшись от того, чтобы зажмуриться, сэр Ричард шагнул вперёд.

Битва оказалась гораздо проще, чем он ожидал. Это даже разочаровывало. Всего несколько ударов — и зловещая фигура упала к его ногам кучей костей и бесформенного чёрного тряпья. Лишь напоследок жуткая челюсть опустилась и не менее жуткий голос прошелестел:

— Глупец… — однако слово унёс порыв ветра, и сэр Ричард едва его расслышал.

Останки Смерти сэр Ричард сжёг. Косу огонь не тронул. Может, не смог, может, не захотел. Грозное оружие сэр Ричард закопал под большим дубом, вверяя Земле.

Прошло несколько лет. Ричард жил безбедно в своём добротном доме и уже давно никто не называл его «сэром». Меч и латы пылились в кладовке, шлем его жена использовала в качестве гнёта для квашеной капусты.

Люди перестали умирать. Однако радости это не принесло. Немощные старики, уже не имеющие сил подняться с постелей лежали день за днём, моля Смерть прийти за ними. Но прийти было некому. Безнадёжные больные кричали и корчились от невыносимой боли, которую не могли унять никакие лекарства, но некому было оборвать их страдания. Даже обезглавленные продолжали жить, хотя жизнью это было назвать сложно. Ричард поседел и осунулся. Желая облагодетельствовать человечество он по глупости своей дал ему лишь неизмеримо больше страданий. Его дар обернулся проклятьем.

А потом заболела его жена. Она старалась не показывать своей слабости, но Ричард всё видел. Пусть она и не упрекала его вслух, упрёк был её глазах. И Ричард прекрасно знал, что, когда он уходит, она плачет и молит богов о смерти. Но Смерти больше не было. День за днём Ричард смотрел на лицо жены под маской страдания и всё глубже погружался в пучину отчаяния.

Однажды ночью он вышел из дома. Меч, щит и латы были увязаны в большой тюк на спине лошади. Ричард отправлялся туда, где несколько лет назад победил в бою… и проиграл в нём же.

Он шёл день и ночь, лишь изредка позволяя себе и лошадям отдых. Он ведь не мог умереть. Лошади могли. Оказывается, чтобы умирать животным, присутствие Смерти было необязательно. Или, может быть, у животных была своя Смерть. Кроме того, если иногда отдыхать, можно двигаться быстрее.

Ричард с трудом нашёл то место, где проходил его бой. Он успел забыть, где это было. Дуб стоял на прежнем месте, расколотый ударом молнии, изуродованный и обугленный. Ричард достал лопату и принялся копать. Наконец металл звякнул о металл.

Движимый неким странным чувством, Ричард надел свои латы и только после этого взял в руки косу. Коса задрожала и превратилась в меч, как две капли воды похожий на меч, которым Ричард поразил Смерть. Его же меч зазвенел и рассыпался в пыль.

А Ричард вдруг осознал одну простую истину: тот, кто убивает Смерть, занимает её место. И отныне Смерть будет являться к людям не в виде зловещей фигуры в капюшоне, а в виде доблестного рыцаря верхом на прекрасном коне. И оружием её будет не коса, а меч, тоже, впрочем, отменно острый.