— Уходи, — прошипела Наяна, чувствуя, что сейчас сорвётся на крик, — оставь меня.

Вран насмешливо заломил бровь. Мол, ты действительно думаешь, что можешь мне приказывать? Паршивый мальчишка, дорвавшийся до власти! Выскочка! Трибун легат. Сколько надменности за этими двумя словами.

И всё-таки он ушёл, едва склонив голову в качестве прощания.

Наяна осела на землю, как только он скрылся из виду. Ноги дрожали. Руки дрожали. Внутри клокотала ярость. Сердце сжимала боль. Та боль, которую она заперла, спрятала от себя. Только бы не свалиться в пропасть. Сейчас, без магии, Дону даже не за что было бы зацепиться, если он вообще вздумал бы спасать её во второй раз. Почему в прошлый раз он решил, что та, которая убила его друга, заслуживает спасения?

Вран сторожил лагерь, а Дон сторожил Врана. Это случалось нередко. Вран брал себе ночную вахту почти каждую ночь. Это действительно имело смысл — кто лучше темняка разберётся в том, что происходит в темноте? Вран быстро втянулся в ежедневные переходы — или просто считал, что подавать признаки усталости ниже его достоинства. Позавчера Жинга наотрез отказалась сторожить вместе с Враном. Вчера то же самое сделала Наяна, причём с таким лицом, будто она была готова убить Дона, если он попросит её об этом ещё хоть раз. Дону было любопытно. Вряд ли это была случайность. Скорее всего, Вран добивался этого специально. Зачем и как?

Скорее всего, неудобными разговорами. Вран уже пытался намекнуть Дону, что знает, что у него под повязкой. Ещё бы он не знал! Пол-лагеря прочно забыли эту информацию, а, значит, она была доступна темняку, не стесняющемуся шарить в чужих мозгах. Хорошо, что Жинга тогда его проучила, теперь Дон мог спокойно пожать плечами, будто эта информация не имела особого значения. Странно испытывать благодарность за такую трёпку, но жизнь вообще странная штука.

Луна порядком выросла со времен их побега из лагеря. Близилось полнолуние. Море было безумно красиво сейчас: спокойное, гладкое, с дорожкой серебристого лунного света на поверхности.

Дон поднял с земли три камушка и принялся вспоминать, как жонглировать ими. Помнится, в лучшие годы у него получалось жонглировать четырьмя. Ну нет, лучшие годы, как известно, ещё впереди. Но, скажем так, в те времена он был моложе и его сверстников было легче впечатлить какими-нибудь пустяками вроде жонглирования, чем стоящими вещами вроде мозгов.

Дон в очередной раз уронил камни и услышал, как Вран фыркнул у него за спиной.

— А ты сам попробуй, — предложил Дон, — это не так просто, как кажется.

— Я не собираюсь играть в твои игры, — надменно заявил темняк, — я не тороплюсь на тот свет.

— Что ты имеешь ввиду? — Дон обернулся. Он действительно был озадачен. — Пока что единственный, кто рисковал в моих играх — я сам, и то опасность была невелика.

— Как это удобно — забывать, — хищно улыбнулся Вран, — говорить Искре, что никогда не убивал и верить в то, что это правда.

— Чего? — внутри у Дона как-то нехорошо похолодело. Но он всё ещё не понимал, решительно не понимал, в чём его обвиняли.

— Молодые маги Земли любят прыгать в каньоне, — Вран как-то незаметно встал и приблизился и теперь смотрел Дону в глаза, заставляя мысли рассыпаться. — Прыгать, едва освоив приземление, доказывая, что они могут то, что могут другие. Соревнуясь в том, кто прыгнет с более высокого уступа. И всё же они не всегда приземляются благополучно, — Дон откровенно утонул в наступающей тьме, — так что никто не заподозрит, если один из них расшибётся. И ведь это так просто — один толчок ногой, земля дрогнула и оказалась на вершок выше, чем ожидал прыгун. Как удобно.

Кажется, это было хуже, чем вопрос Жинги. Пугающее осознание, что он и правда забыл. Просто всё это было так ужасно, что забыть было лучшим выходом. Тогда он испугался. Испугался разоблачения, которое могло бы произойти. А могло бы и не. Страх рисковать, который стоил жизни человеку, которого Дон подпустил к себе слишком близко. В те времена, когда он ещё не научился сберегать себя рядом с другими.

Побоялся рискнуть тогда — и теперь ищет риск каждый день. Забыл свою вину тогда — и не признаёт теперь своей вины ни при каких обстоятельствах. Обращает в шутку что бы ни случилось, чтобы смехом заглушить даже остатки воспоминаний. Одно решение. Один удар ногой о землю. И вся жизнь теперь — как следствие одного поступка.

— Ты подбиваешь других на действия, которые для тебя — лишь развлечения. О, ты умеешь убеждать. Мы верим в предсказания — отлично, ты найдёшь те, которые подтверждают твою идею, — всё тем же вкрадчивым тоном продолжал Вран. — Тебе хочется поиграть с могущественными игрушками — ты напоминаешь о Равновесии. Но что может значить Равновесие для того, кто родился под другими звёздами?

Вран отвёл взгляд и последняя сила, удерживающая Дона на ногах, исчезла. Огородник плюхнулся на землю там, где стоял, и обхватил голову руками. Господи, как он мог забыть? Как⁈ Мальчишка, имевший несчастье стать его другом. В те времена, когда все они не умели пить, не развязывая язык. Дон застонал. Больно, слишком больно. От того и забыл. Вытеснил этот кошмар великими делами, подвигами во славу Ре-Дон-Гона, личными играми. Возомнил Кай-Дон-Мон чем-то вроде карточного стола или шахматной доски, где он играл в своё удовольствие.

— Извини, — ворвался во тьму голос Врана, спокойный и действительно виноватый, — я погорячился.

Темняк сидел перед ним на корточках, участливо заглядывая в лицо.

— Я… — Вран подбирал слова, — я очень удивился, когда прочёл всё это. И я не сдержался.

Дон сдержался от того, чтобы отшатнуться от руки, тронувшей его плечо. Не сдержался он, как же! Власть свою он хотел показать. Дон командовал, навязав всем распорядок дня, заставляя всех играть. А теперь Вран показал, кто тут главный. Ты — ничто против меня, вот что говорили его глаза, смотрящие, к счастью, чуть в сторону.

Дон с глухой усталостью понял, что тех, кто ни за что на свете не останется с Враном наедине, стало на одного больше.

Маиран подошёл к отдыхающей Наяне, нарочито громко шаркая ногами. Остановился на таком расстоянии, чтобы он не мог добраться до неё одним рывком. Сел на землю, вытянув ноги — так ему потребовалось бы больше времени на то, чтобы встать. Все эти предосторожности уже даже входили в привычку. В отвратительную, раздражающую привычку. Наяна сопроводила каждое его движением взглядом.

— Я хочу с тобой поговорить, — сказал воин.

— Надо же, какое совпадение, — насмешливо прошелестела скрытница.

Маиран заставил себя медленно выдохнуть. Сейчас для него каждый разговор был напряжённым, как поединок. Как поединок с самим собой. Он устал. Устал от этого постоянного страха, от необходимости постоянно контролировать себя. Это поглощало всё его существо, несмотря на старания Лины хоть как-то его отвлечь. Он с ужасом начинал понимать, что её постоянное присутствие рядом и её искренняя забота начинают его раздражать. А это значит, ещё немного — и он останется один. Совсем один.

Маиран и сюда-то пришёл только в надежде ненадолго забыться, а не потому, что вопросы сейчас действительно волновали его.

— Искра фехтует как предсказатель, — озвучил он своё наблюдение.

— А предсказатели фехтуют? — Наяна приподняла бровь.

— Не делай вид, что не знаешь, как играют в укольчики!

Тихо. Наяна не хотела задеть. Она всегда так разговаривает. И всегда так разговаривала.

— Знаю, — согласилась Наяна.

Маиран пробыл в Лейваане всего неделю, но насмотреться успел вдоволь. Молодые предсказатели, ученики, любили эту игру. Двое становились напротив, смотря друг другу в глаза. Один брал палку и наносил колющие удары. Задачей второго было увернуться. Понять, куда придёт удар по глазам. Быть может, предсказать это. Маирану было даже интересно сыграть в эту игру. Но он не решился тогда попробовать. Не стоило послу интересоваться детскими играми. Хотя ходили слухи, что освоившие магию достаточно хорошо использовали и настоящее оружие.