— Тебе не заставить меня совершить хладнокровное убийство, я не ты, — холодно ответил Марсель. — За то, что ты сделал с моей сестрой, я лучше дам тебе умереть долгой и очень мучительной смертью. Зачем мне прекращать твои страдания? Тот, кто это с тобой сделал, — молодец.

— И жизнью заплатил за это, — осклабился Гастон. — И смеюсь последний я!

— Чтоб тебе сгнить в аду, — бросил Марсель, запихивая пистолет за пояс. В оружии не было нужды: Жанно все сделал вместо него.

Спускаясь по лестнице, Марсель слышал визгливый, скрежещущий голос Дюрана:

— А последним смеюсь я, понял? Я смеюсь последним!

Жанно ввел Элен в подвал к Берже. Эдит, сидевшая у слабого огонька, при виде Жанно вскочила.

— Жанно, где ты был?! — воскликнула она. —

Мы так волновались, когда ты не вернулся! — Потом, будто только сейчас заметив Элен, прищурилась: — А это кто с тобой? Зачем ты ее привел?

Опередив Жанно, Элен ответила сама:

— Я — Элен Сен-Клер, и я не знаю, зачем он меня сюда привел. Я хочу домой.

Это было не самое лучшее начало знакомства.

— Да, ее зовут Элен, — сказал Жанно, сурово на нее глянув, чтобы заткнулась. — Я на их семью работал. Она вполне ничего себе… почти всегда.

— Но зачем ты ее сюда привел? — повторила Эдит.

— Мы попали под обстрел, — пояснил Жанно. — Надо было быстро убраться с улицы. Больше идти было некуда. — И добавил жалобным тоном: — Я знал, что вы нас примете, тетя Эдит. — Жанно повернулся к Элен: — Это мсье и мадам Берже. Тетя Эдит и дядя Альфонс. Они добрые люди, они меня во время осады приютили.

Он ткнул Элен в бок, и девочка протянула руку:

— Очень приятно, мадам.

Эдит посмотрела на нее подозрительно, потом коротко пожала ей руку и снова повернулась к Жанно:

— Ты не ранен?

— Нет, мы оба целы, но раней был брат Элеи, ему ногу повредило. Он нам велел бежать, и мы побежали, так что не знаем, что с ним сталось.

— Он нам велел идти домой, — сказала Элен.

— Так отчего же не пошли? — спросил Альфонс. — Если он вам велел, почему не послушались?

— Слишком опасно, — охотно объяснил Жанно. — Она живет точно посередине Шестнадцатого округа, а туда как раз и целятся. Дом вполне могло разнести, и нас вместе с ним. — Он улыбнулся Эдит очаровательной улыбкой и сказал: — Можно нам какое-то время тут у вас пожить, да, тетя Эдит? Вы насчет еды не волнуйтесь, если что, я прослежу, чтоб была.

Эдит вздохнула.

— Можете, наверное, — сказала она неохотно. — Но только несколько дней, пока не перестанут обстреливать. — Она кивнула Жанно: — Вот ты можешь тут жить сколько хочешь, пока нам помогаешь, а она — не надо нам лишних ртов!

Элен покраснела от гнева, но Жанно на нее глянул, и она придержала язык.

После неловкого молчания мальчик сказал:

— Значит, договорились. Вы за нас не волнуйтесь, тетя Эдит, мы у вас под ногами путаться не будем. Спать будем вот здесь, у огня. — Онс надеждой оглянулся: — Поесть что-нибудь найдется? — Увидев тревожное лицо Альфонса, добавил: — Я потом сразу пойду и принесу чего-нибудь.

— Они правда твои дядя и тетя? — шепотом спросила Элен, пока они пили кофе и ели хлеб со следами варенья.

— Не. — Жанно мотнул головой. — Совсем нет, просто я их так называю. Я ж тебе говорил, родных у меня нет, я сам по себе. Но сейчас они нам нужны, так что постарайся с ними поладить, ясно?

Закончив есть, Жанно оставил Элен у Берже и пошел на поиски провианта. Пробираясь по улицам, он слышал неумолчные удары канонады, и она вроде бы становилась громче. Война уже совсем радом, понял он.

Идти сейчас на рынок в обстреливаемой части города смысла не было: никто сегодня ничего продавать не будет. Разве что в мелких лавчонках, и на этот случай стоит смотреть в оба.

Он сменил направление и пошел к своим обычным местам. Улицы были оживленны сверх обычного, и несколько раз приходилось прятаться в подворотнях или сворачивать в переулки, избегая не только национальных гвардейцев, но и обычных граждан, спешащих по своим делам. Жанно решил найти Поля и Мартышку и выяснить, что тут происходило, пока он был с Элен в конюшне. Тут явно стало намного жарче. Жанно подумал об артобстреле, от которого они еле спаслись накануне, и задался вопросом, как там Жорж. Остался он жив или умер на улице? Жанно пожал плечами: не его дело.

Своих друзей он нашел в старом погребе, где они жили, и влез туда же.

— Так чего тут творится? — спросил он. — Судя по шуму, что-то серьезное. Вы не вылезали посмотреть?

— Вылезали, — ответил Мартышка, — и быстробыстро влезли обратно.

— Армия в городе, — сказал Поль. — Говорят, какая-то сука-предатель им открыла ворота в Пуан-дю-Жур. Солдаты всюду, им лучше не попадаться. Так и прут с самого рассвета.

— А ты где вообще был? — спросил Мартышка. — Куда-то пропал, теперь невесть откуда выскочил и спрашиваешь, что тут творится! Как сам думаешь, что творится? Армия в город вошла, вот что?

— Я в одной уютной конюшне прятался, — ответил Жанно. — Пушки мы там слышали, но не близко — до сих пор. Но все равно я хотел уже выйти и посмотреть, что тут к чему.

— Сейчас вылезать — психом надо быть, — усмехнулся Поль. — Тебе повезло, что не подстрелили. Всюду нацгвардейцы да солдаты, и им все равно, кого убивать. Стреляют во все, что на глаза попадется. Мы пока не вылезаем.

— Я остаться не могу, — сказал Жанно. — Я за жратвой вылез.

— За жратвой? Тогда ты только один такой, приятель, — все, у кого голова на плечах есть, ее сейчас не высунут. Если тебя армейцы не подстрелят, то нацгвардейцы поймают. Я их сегодня видел на улице: они штыками народ гонят баррикады строить.

— Поздновато для баррикад, не? — спросил Мартышка. — Я видел, как они их строят: из телег, фургонов, булыжников и всякого барахла. Но этим разве армию остановишь?

— Зря время тратят, как по-моему, — согласился Поль. — Солдаты их разметут и пройдут, будто и не было ничего.

— Но зато у нас будет отличная возможность кое-чего подсобрать, — заметил Жанно, который всегда умел увидеть шанс. — Пустые дома, добро всякое лежит и просит, чтобы его забрали.

— Бери, друг, если хочешь, — сказал Поль, — а я, как Мартышка, лучше не буду высовываться. Можно несколько дней поголодать, мне случалось. Это тебя не убьет в отличие от пули. Стрелков сейчас полно на крышах, и они просто для практики щелкают прохожих.

Жанно их выслушал, но в конце концов оставил наслаждаться безопасностью погреба, а сам опять пошел на улицы. Не мог он остаться и пропустить всю движуху, хотел сам все увидеть. И увиденное его поразило.

Артиллерия наконец пробила большие бреши в городских стенах, и сотнями перли в них правительственные войска. Жанно проскальзывал проходными дворами, прятался в переулках, в опустевших дворах и за стенами, дивясь урону, который был нанесен городу обеими сторонами. Поль и Мартышка были правы. По всему городу звонили колокола — Коммуна призывала граждан Парижа идти на баррикады и сдерживать врага. И горожане откликались на зов. Жанно увидел группу женщин с ружьями и красным флагом Коммуны, марширующую к баррикаде, и спрятался за рухнувшей стеной. Он слыхал, что женщины безжалостны, и не хотел с ними связываться.

«Надо быть очень осторожным, чтобы тебя ни та, ни другая сторона не схватили», — думал он, притаившись за стеной и готовясь к перебежке в соседний двор. И тут же почувствовал, как что-то уперлось ему в рёбра.

Ствол винтовки.

— Ну, ты, сопляк! — пробухтел грубый голос. — Люди нужны, а ты от работы отлыниваешь. Пошли баррикаду строить.

Крупный мужчина в форме Национальной гвардии схватил Жанно за ухо и потащил за угол на соседнюю улицу. Там шла лихорадочная работа — перегораживали дорогу. Поперек улицы легли две тяжелые телеги, за ними работали люди, выковыривая булыжники и относя их к баррикаде, чтобы придать ей тяжесть и прочность. Еще один слой — деревянные балки, взятые из соседних развалин и закинутые наверх.