— Здесь, — сказала она и постучала в дверь костяшками пальцев.

Дверь не открылась, но отозвался чей-то пронзительный голос:

— Кто там?

— Это я, Мирей! — ответила горничная. — Со мной господин, который хочет поговорить с Арлеттой.

— Она никого не хочет видеть, — ответил голос.

— Это важно… — начала Мирей, но Эмиль перебил ее.

— Я — Эмиль Сен-Клер, — повелительно произнес он, — и мне нужно говорить с Арлеттой немедленно. Будьте добры тотчас же открыть дверь!

Дверь осталась закрытой, но когда Эмиль уже хотел снова заорать, послышался звук отодвигаемого засова, потом поворот ключа в замке, и дверь медленно приотворилась. В щель выглянуло морщинистое лицо беззубой старухи со впалыми щеками. Она подозрительно оглядела Мирей и Эмиля.

— Мадам, прошу вас, — произнес Эмиль сдавленным голосом. — Мне нужно говорить с Арлеттой.

Видимо, уверив себя, что эти двое не представляют угрозы для нее или для ее дочери, старуха открыла дверь так, чтобы они могли пройти, и тут же захлопнула ее за ними, немедленно задвинув засов.

Эмиль оказался в темном помещении, слишком тесном, чтобы называться прихожей. Отсюда в глубь дома вели две двери, одна из них была закрыта. Старуха провела их через другую в крошечную гостиную, забитую разнокалиберной мебелью. В грязные окна едва пробивался серый дневной свет, и Эмиль не сразу заметил Арлетту, скорчившуюся в кресле. Она же, увидев хозяина, попыталась подняться, но он махнул ей рукой, чтобы не вставала. Даже в полутьме было видно, что лицо у девушки сильно раздулось, и здоровенный синяк на левой щеке сливался там с другим, вокруг глаза. Красный распухший нос горел на бледном лице.

— Арлетта, — начал Эмиль, стараясь придать голосу интонацию Сочувствия. — Я пришел спросить у вас, что случилось сегодня утром, пока меня не было. Я знаю, что в мой дом вломились воры, и вижу, ЧТО вы сильно пострадали, но мне нужно, чтобы вы рассказали мне, что случилось до того, как вы убежали.

Арлетта посмотрела на него, и слезы побежали, по ее щекам.

— Ну бросьте, Арлетта! — воскликнул Эмиль, протягивая ей свой носовой платок. — Я не сержусь и ни в чем вас не виню, но мне нужно знать, что случи-лось.

Арлетта промокнула глаза и протянула платок Эмилю, но тот отвел ее руку.

— Вы мне просто расскажите своими словами, — сказал он.

— Я была в столовой, убирала со стола, — начала она, — и вдруг в дверь заколотили. Не постучали, понимаете, а именно заколотили.

Эмиль кивнул.

— Госпожа Мари-Жанна стояла на лестнице, и она мне крикнула, чтобы я не открывала.

— А вы открыли?

— Нет, мсье, они выломали дверь. Их было трое. Один с пистолетом, а двое других с чем-то вроде дубин. Тот, что с пистолетом, ударил меня по лицу наотмашь, я упала и стала кричать, а он велел мне заткнуться. А второй сказал, чтобы я вставала и убиралась. Я так и сделала, мсье. Тут же вылетела из двери и побежала, и не остановилась, пока не прибежала домой. Ма сразу же заперла дверь на случай, если они за мной придут.

— Вы видели Мари-Жанну на лестнице, — сказал Эмиль. — Мадемуазель Элен была с ней? Или где-то в другом месте?

— Ваша дочь тоже была наверху, — ответила Ар-летта, несколько оживая. — Смотрела вниз через перила. — Она снова промокнула щеки. — Я дальше не осталась, не знаю, что было потом, я вам уже говорила. Побежала со всех ног сюда и — извините, мсье, — обратно возвращаться не стану. Эти люди могут знать, кто я такая и что я на вас работаю, а они не любят тех, кто работает на людей вроде вас. Так что я уже не вернусь.

Эмиль оставил эти слова без ответа.

— Вы не видели, что сталось с Бертой? — спросил он.

— С Бертой? Нет, мсье. Когда они вломились, она была в кухне. Я ее не видела, но если у нее хоть капля соображения есть, она бы вылетела через черный ход пулей. Те парни не шутили.

— Так вы вообще не видели Берту?

— Нет, я ж вам говорю, я не стала ждать и смотреть, что будет.

— И никого больше не видели?

— Я бежала стремглав, не глядя по сторонам. Наверное, на улице, как всегда, играли какие-нибудь ребятишки.

— А теперь, Арлетта, прошу вас вспомнить как следует, как выглядели ворвавшиеся в дом люди? Что-нибудь особенное в них было?

— Здоровенные, — сразу же ответила девушка. — Все бородатые и с бакенбардами, а у того, что с пистолетом, — заросшие черными волосами руки. Он был пониже ростом двух других, но они его слушались.

— Во что они были одеты?

Арлетта пожала плечами:

— Одежда как одежда. Рабочие так одеваются. — Она задумалась на минуту. — И башмаки тяжелые, как рабочие носят.

Эмиль понял, что большего от Арлетты не добьется, а если она и расскажет что-нибудь еще, то это, скорее всего, будет плод больной фантазии. Итак, похоже, то, чего Эмиль боялся больше всего, подтвердилось: когда громилы вломились, Элен была наверху. Удрать от них у нее возможности не было, и когда Мари-Жанну застрелили, защитить дочь тоже было некому. Эмиль не стал говорить Арлетте, что Мари-Жанна убита, а Элен пропала. Он не хотел, чтобы сенсационная новость пошла гулять в народ, а Арлетта почивала на лаврах всеобщего внимания.

— Спасибо за помощь, Арлетта. — Он протянул ей две серебряные монетки, вынутые из кармана. — Мы не ожидаем, что вы к нам вернетесь, но я надеюсь, что вы быстро поправитесь.

Не прошло и двух минут, как он уже снова шел за Мирей по извилистым улочкам. Остановившись возле дома мадам Журден, Эмиль достал из кармана еще две монетки и вложил их в руку девушки.

— Если услышите что-нибудь, что поможет мне найти мою дочь, — сказал он, — моя благодарность будет щедрой. Но прошу вас, никому не говорите о том, что узнали сегодня.

Горничная пообещала и, поблагодарив за деньги, скрылась в доме, готовая предстать перед хозяйкой и ответить за двадцатиминутное опоздание.

Эмиль же с тяжелым сердцем и тяжелой походкой зашагал к своему дому. Элен похищена какими-то революционными негодяями, а вина за это целиком лежит на нем. Если бы они уехали из Парижа, как только Розали попросила об этом впервые, Элен сейчас спокойно жила бы в Сент-Этьене. Если сегодня утром он не пошел бы в свое бюро, они успели бы уехать раньше, и Элен была бы с ними, а Мари-Жанна не погибла бы. Если бы, если бы… и виноват во всем только он один.

Пьер дождался возвращения Эмиля, и каждый увидел на лице другого одно и то же: выражение безнадежности. Хороших новостей не было.

— Один из бандитов сшиб Арлетту с ног и велел убираться, — сообщил Эмиль. — Так что она убежала раньше, чем была убита Мари-Жанна, и ничего не знает о Берте. Арлетта рассказала, что эти люди выломали дверь и ворвались внутрь. Крупные бородатые мужчины в одежде и обуви рабочих. Ничего больше она не запомнила, а под это описание подходит половина Парижа. Что у вас?

Пьер покачал головой:

— Ничего, мсье. Никто ничего не видел и не слышал.

У Эмиля ссутулились плечи. Он мало на что надеялся, но все равно был разочарован.

— Ладно, — решил он. — Пошли в дом и там решим, как быть дальше.

Войдя в прихожую, Эмиль резко остановился, огляделся и понял: в доме кто-то побывал. Дверь в столовую была открыта, и серебряные подсвечники, обычно украшающие обеденный стол, исчезли. Ящики комода красного дерева были выдвинуты, их содержимое валялось на полу, но столового серебра не было видно, если не считать одной забытой серебряной вилки.

— Похоже, они снова здесь побывали, — с горечью проговорил Эмиль. — Им мало было украсть мою дочь…

— Вряд ли это те же воры, мсье, — возразил Пьер. — Просто кто-то заметил выбитую дверь, ну и воспользовался случаем.

«Вероятно, он прав», — со вздохом подумал Эмиль, быстро обойдя первый этаж и убедившись, что в доме, кроме них, никого нет. Воры заглянули на удачу.

Вернувшись из гостиной, он, к своему неудовольствию, увидел, что Пьер поднялся на второй этаж и стоит на площадке.