Но не все шло гладко в карьере будущего маршала, имевшего весьма неуживчивый характер и постоянно возмущавшегося злоупотреблениями румынского королевского двора. Врагов, следовательно, он нажил себе немало. К тому же Антонеску щепетильностью в вопросах морали и на этой почве нередко конфликтовал с королем, крайне неравнодушным к женскому полу. Последней фавориткой монарха была дама полусвета Елена Лупеску, фактически управлявшая страной. Однажды она попыталась «приручить» Антонеску, но тот, оскорбленный, подал в отставку. По другой версии, портфеля министра обороны он лишился после того, как с прямотой генерала сказал: «За один стол с этой бабой я не сяду». Антонеску был отправлен в ссылку в Быстрицу, на север Румынии.
В 1940 году бухарестское правительство пыталось балансировать между Германией, Францией и Англией.
Прогерманские настроения одержали верх. В июне 1940 года, уступив советскому ультиматуму, Румыния отдала СССР Бессарабию и Северную Буковину. В августе под нажимом Германии и Италии румыны согласились на «венский арбитраж», по которому северная часть Трансильвании была присоединена к Венгрии. Великой Румынии не стало. В стране разразился правительственный кризис. Король отрекся от престола в пользу своего сына Михая и покинул Румынию.
Тогда-то и вспомнили о «генерале с твердой рукой». Вернувшийся из ссылки Антонеску стал главой правительства. Поначалу он делил власть с легионерами из «железной гвардии», предводителем которой был Хория Сима. Однако Гитлер все-таки поставил на Антонеску. В январе 1941 года новоиспеченный румынский маршал подавил восстание «железных гвардейцев» и объявил себя «кондукэтором» — полновластным диктатором.
В некоторых публикациях о роли Антонеску в румынской истории говорится: «Дабы избежать судьбы» исчезнувших в то время с европейской карты Австрии, Чехословакии, Польши и других стран, маршал делает выбор в пользу союза с Германией. Только таким образом ему удалось спасти от гибели единое государство и сохранить возможность восстановления в перспективе Великой Румынии. Поэтому армия, да и вся страна с энтузиазмом восприняли прозвучавшие в ночь на 22 июня 1941 года его слова: «Приказываю перейти Прут!».
Итоги «восточной кампании» для румын хорошо известны: 250 тысяч солдат и офицеров погибли. Кроме того, на Парижской мирной конференции Румынии было отказано в статусе участника антигитлеровской войны. Но все это будет потом… В Бессарабии румынские войска понесли чувствительные потери. Правда, румыны считали их оправданными, ибо надеялись на возвращение своих «исконных территорий». Они полагали, что войска Антонеску, выполнив эту миссию, остановятся на Днестре и будут даже демобилизованы. Этого не. случилось. 27 июля 1941 года, подчинившись приказу Гитлера, «кон-дукэтор» двинул армию вниз по течению Днестра. Антонеску рассчитывал, что Берлин учтет его «покладистый характер» и в будущем Румыния снова обретет Трансильванию. Позднее, как отмечает журнал «Алманахул оштирий», Антонеску в беседах с иностранными дипломатами будет пытаться оправдать свои действия ссылками на то, что Одесса и Крым являются «зонами безопасности Румынии», что участие румын в боях под Сталинградом — «обязанность союзника». Он часто повторял, что «не поступал, как Гитлер», «не преследовал евреев».
После провала планов Антонеску создать на оккупированной территории СССР провинцию «Транснистрия» его популярность в стране пощ-ла на убыль. В 1943 году через своих эмиссаров в Каире, Анкаре, Стокгольме и Мадриде маршал пытался установить контакты с англичанами и американцами, но те не спешили откликаться на его условия перемирия.
Летом 1944 года, когда советские войска уже находились в Румынии, 23-летний король Михай при поддержке оппозиции, в том числе коммунистов, решился на отчаянный шаг. 23 августа он пригласил маршала Антонеску на аудиенцию в «желтый салон» дворца в Бухаресте. Начавшаяся в 16.00 беседа длилась недолго. Король потребовал немедленно заключить перемирие. Антонеску настаивал на том, чтобы задержать русских на линии Фокшани — Нэмолоаса — Галац и выторговать более выгодные условия. «Господин маршал, оба мы в ответе перед историей и Богом», — произнес Михай и удалился. В салон тут же вошел офицер дворцовой стражи и объявил: «Именем короля вы арестованы!».
Позднее, будучи в эмиграции, Михай вспоминал о последней встрече с Антонеску: «Маршал выглядел усталым и раздраженным. Похоже, он был зол и на Гитлера, и на самого себя. Я пытался убедить его, что судьба страны превыше судьбы каждого из нас, но безуспешно. В ответ на предложение об отставке он совершенно рассвирепел и прокричал, что не оставит страну в руках ребенка. В 1944 году, когда война была проиграна, румыны радовались, что диктатура Антонеску пала. Все понимали, что решить проблему иначе было нельзя. Правда, спустя два года румыны, сравнивая режим Антонеску с режи-mom Гроза и Георгиу-Дежа, считали первый более мягким».
До вечера Антонеску держали под охраной в одной из комнат королевского дворца, где хранилась коллекция почтовых марок. На письменном столе маршал увидел блокнот. Сел за стол и принялся быстро писать. Антонеску попытался еще раз объяснить, почему он не согласился на перемирие с русскими. Блокнот обнаружили на следующий день, когда немецкая авиация бомбила королевский дворец.
В ночь с 23 на 24 августа арестованного отвезли на окраину Бухареста и спрятали в надежное место. Операцией руководил представитель ЦК РКП Эмил Боднэраш. 1 сентября 1944 года Антонеску под конвоем был отправлен в Москву. Румынское правительство дважды заявляло по этому поводу протест. Никакого ответа не последовало.
Антонеску и несколько пленных румынских генералов разместили на даче в 60 километрах от Москвы. Со слов отца рассказывает сын генерала И. Пантази, доставленного вместе с маршалом в Москву: «У каждого арестованного была отдельная комната. Они могли свободно прогуливаться по парку вокруг дачи. Чрезвычайно любезный советский генерал ежедневно справлялся у арестованных: что они желают на обед? В меню были икра, осетрина, коньяк, вино, кофе. На даче была богатая библиотека с книгами на разных языках. Генерал, приглядывавший за арестованными, был очень удивлен, узнав, что его подопечные не знают по-немецки. Антонеску почти не притрагивался к еде и абсолютно не употреблял спиртного».
Отчего так комфортно жили румыны на подмосковной даче? В Бухарест не так давно наведался американский историк, румын по происхождению, Николае Бачу, автор книги «Ялта и распятие Румынии». На пресс-конференции он сообщил, что, по некоторым данным, Сталин предлагал Антонеску снова взять власть в стране в свои руки, но тот отказался, заподозрив неладное.
Впрочем, делясь с генералом Пантази своими мыслями, маршал заметил, что «ему отвратительно такое поведение русских, которые против него что-то замышляют». В ноябре 1944 года Антонеску хотел повеситься. Попытка самоубийства не удалась.
10 мая 1945 года маршала и генералов перевезли на Лубянку и изолировали друг от друга. Увиделись они только через год, в апреле, когда их снова отвезли в Бухарест — на суд.
На судебном процессе, который сейчас румыны именуют «великим национальным предательством», маршал Антонеску оказался, как ни странно, фигурой второстепенной. Все догадывались: дело с бывшим диктатором ясное. Главная цель суда состояла в другом: скомпрометировать лидеров партий, которые, хоть и находились в оппозиции Антонеску, но на самом деле его поддерживали. Тем самым были бы устранены советники промосковского правительства, возглавляемого Петру Гроза. Этим, собственно, и занимался неоднократно приезжавший в Бухарест эмиссар Сталина А. Я. Вышинский.
В качестве свидетеля на суд вызвали руководителя Национал-цэрэнистской партии Юлиу Маниу. На улицах между тем демонстранты скандировали: «Антонеску — на виселицу!», «Маниу — в тюрьму!». Глас народа был услышан, и в 1947 году Маниу приговорили к пожизненному заключению.
Антонеску в последнем слове в суде отверг предъявленные ему обвинения и сказал: «Требую для себя смертного приговора, от прошения о помиловании отказываюсь». 1 июня 1946 года он был расстрелян. Перед казнью маршал потребовал, чтобы приговор привели в исполнение солдаты, а не жандармы, как это было заведено. Когда ему отказали, крикнул: «Канальи! Канальи!».
